Вклад Н.Ф. Катанова - из диссертации «ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ СОБРАНИЕ ИМПЕРАТОРСКОГО КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА: ИСТОРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ» (Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук Гущиной Елены Геннадьевны. 2017 г.)

Вклад Н.Ф. Катанова - из диссертации «ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ СОБРАНИЕ ИМПЕРАТОРСКОГО КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА: ИСТОРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ» (Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук Гущиной Елены Геннадьевны. 2017 г.)

C. 97-98.

С конца XIX в. свои экспедиционные материалы в Музей отечествоведения стал передавать Н. Ф. Катанов388. С именем Николая Федоровича Катанова связано систематическое пополнение музея коллекциями, раскрывающими разные аспекты традиционной бытовой и религиозной культуры тюркских народов северо-восточной части Российской империи389. Н. Ф. Катанов был ярким представителем этнографа-фольклориста XIX в., занимающегося полевой собирательской работой, основой на методе наблюдения, беседы и опроса местного населения. Большое значение Н. Ф. Катанов придавал комплексному сбору разнообразному этнографическому материалу (от фольклорных текстов до вещественных предметов традиционной культуры). В 1890 г. он передал в дар музею 2 бубна бельтирских390 шаманов391, собранных во время его экспедиции на территории Минусинского уезда Енисейской губернии392. В 1900 г. Н. Ф. Катанов передал в дар музею 30 фотографий населения Минусинского уезда (качинцев393 , бельтир, урянхайцев394), на которые составил подробное описание395 .

Помимо двух бельтирских бубнов, Н. Ф. Катанов доставил в музей еще одну коллекцию из Минусинского уезда Енисейской губернии. 4 сентября 1899 г. Н. Ф. Катанов передал в Музей отечествоведения десять предметов, приобретенных им покупкой или полученных в дар во время экспедиции в селах Аскыс и Синявино. Из с. Аскыс в музей Н. Ф. Катанов передал разнородную коллекцию, состоящую из кисета, огнива, ножа и двух портретов396. В то время как из с. Синявино он привез цельный костюмный комплекс качинского шамана (халат, нагрудник, шапку, бубен и колотушку). Эти предметы Н. Ф. Катанову передал священник Г. Е. Суховский397. Следует отметить, что все коллекции и отдельные предметы, которые Н. Ф. Катанов передавал в профильные музеи Императорского Казанского университета, он сопровождал подробным описанием. Также он публиковал научные заметки про данные предметы, благодаря чему на сегодняшний день у нас есть ценная информация о коллекциях.

С. 111-112

В «Алфавитном указателе нарицательных имен», составленным И. В. Альфонсо к ИОАИЭ, приводится список изучавшихся в обществе нерусских народов: это башкиры, удмурты, болгары/булгары, буряты, калмыки, киргизы/казахи, мишари/мещеряки), мордва, ногайцы, остяки, коми-пермяки, сарты/узбеки, сербы, татары, марийцы, чехи, чуваши, якуты449. Чуть позже Н. Ф. Катанов добавил к этому списку сагайцев, таранчей и тунгусов450 .

В Уставе ОАИЭ прописывалось создание «хранилища материалов и ученых пособий», а именно библиотеки, архива и археологического и этнографического музеев451. Первым заведующим сборного музея ОАИЭ стал В. В. Радлов, но он «привел в порядок» только собранные на тот момент археологические коллекции. Позже должность заведующего Музеем ОАИЭ занимали профессора П. А. Пономарев, А. А. Штукенберг, П. И. Кротов и Н. Ф. Катанов.

С. 120-122

Работы по этнографическому изучению народов Сибири стали публиковаться в ИОАИЭ в 1890-1900-х гг. и были немногочисленны (менее 20 статей и сообщений). В основном данные работы относились к изучению «древностей и истории» или традиционных верований народов Сибири. Территориально можно выделить две зоны исследований – Якутская область491 и Минусинский уезд492 . Обсуждение докладов часто сопровождал «оживленный обмен мыслей». Например, доклад Д. А. Кочнева о погребальных обрядах якутов вызвал бурный интерес И. Н. Смирнова, П. А. Пономарева, А. К. Кулагина и Н. Ф. Катанова. И. Н. Смирнов отметил, что автор не упомянул, куда головою и ногами кладут покойника, тем самым не понятно, «где по понятиям якутов находится страна мертвых». На что Д. А. Кочнев ответил, что кладут покойников по христианскому обряду – головою на запад, ногами на восток, следовательно, страна мертвых по поверьям якутов на востоке493 .

Помимо описанных выше коллекций по остякам и тувинцам (буддизм) и «двух шаманских бубнов, приобретенных при посредстве А. А. Штукенберга»494 , в музее ОАИЭ не имелось больше этнографических предметов, характеризующих культуру народов Сибири.

Отдельно следует выделить имя Н. Ф. Катанова, который разрабатывал широкий спектр научных тем по тюркским народам и сделал многое для пополнения музейного собрания Казанского университета и его научного описания. Как отмечалось ранее, в музей ОАИЭ он передавал в основном археологические предметы, а этнографические – в Музей отечествоведения. Н. Ф. Катанов одним из первых в Обществе стал подробно описывать все поступающие в музей коллекции, разделив их по группам – археологические, исторические и этнографические495. Все предметы он доставлял в музеи не просто для хранения и демонстрации, а для дальнейшего научного исследования. Для Н. Ф. Катанова этнографическое собрание представляло собой не просто редкости, раритеты, ценности – оно являлось источником важной информации о культуре народа, закодированной в предмете. У него была достаточно большая личная коллекция, экспонаты которой он постепенно передавал в профильные музеи университета. Например, Н. Ф. Катанов на заседании общества 14 декабря 1902 г. демонстрировал собрание печатных шамаилей496 (24 листа) «с надлежащими объяснениями»497. Эти и приобретенные им позднее шамаили498 он передаст в Этнографический музей Казанского университета только в 1914 - 1915 гг. 499

Коллекции музея ОАИЭ пополнялись очень интенсивно, уже в 1881 г. в нем значится 979 номеров археологических и этнографических предметов. Большую часть составляли археологические коллекции, что нашло свое отражение в отчетах общества: археологические и нумизматические коллекции описывались более подробно, чем этнографические500. Это можно объяснить, с одной стороны тем, что в составе Общества этнографов, постоянно проживающих и работающих в г. Казани, практически не было. С другой стороны, музей ОАИЭ возглавляли (до Н. Ф. Катанова) ученые, занимающиеся именно археологическими исследованиями. Соответственно, не было заинтересованных специалистов, кто стал бы заниматься систематизацией этнографического собрания общества.

С. 163-164

Большинство этнографических работ начала XX в. было написано на полевом материале. Профильные экспедиции, активно проводившиеся во второй половине XIX в. (И. Н. Смирнов, В. К. Магницкий, Н. Ф. Катанов), в начале XX в. окончательно утверждаются как основной метод проведения этнографического исследования. Время кабинетных и архивных историко-этнографических работ окончательно прошло. К началу XX в. во многом на своей собственной практике учеными Казанского университета были выработаны основные принципы экспедиционной работы. Экспедиции – «экскурсии» проходили летом, когда по российскому бездорожью можно было добраться до разных населенных пунктов и когда у исследователей, большинство из которых были работниками системы образования, начиналось каникулярное время. Для этнографических экспедиций старались выбирать время, когда крестьяне не были заняты сельскохозяйственными работами. Готовясь к научной работе в поле, ученые читали литературу по исследуемой теме, а во время самих исследований пользовались специальными программами для сбора материалов, которые в конце XIX в. стали активно издаваться как столичными центрами, так и на местах. К сожалению, сохранилось очень мало заметок исследователей-полевиков Поволжья XIX в. об организации экспедиционной работы. Например, отдельные обрывочные сведения о формировании метода полевой работы мы встречам у Н. В. Магницкого: «…живший летом в Казани известный путешественник по Монголии Г.Н.Потанин, кроме того, снабдил меня составленной им «Программой вопросов по изучению поверий, сказаний, суеверных обычаев и обрядов у сибирских инородцев. Спб. 1881г.». Но я, к сожалению, время поездки выбрал неудачно: народ – чуваши были заняты жнитвом, пашней и севом, и потому вступать с ними в разговор по поводу интересовавших меня вопросов я имел мало случаев; к тому же почти во все время моего пребывания в Шуматове перепадали дожди»680. Поэтому свои следующие экспедиции он планировал уже с поправкой на сезонную специфику сельскохозяйственных работ. По результатам одной из экспедиций Н. В. Никольский написал заметку о чувашах с. Оринина и прилегающих к нему селений Козьмодемьянского уезда681, в которой давал некоторые рекомендации по методам проведения полевого исследования: «При разговоре с лицами, ранее у них бывшими, чуваши более откровенны, чем в первые встречи. Этнограф при соблюдении известной осторожности может получить от своих собеседников немало любопытных сведений»682 .

С. 201

Продолжало расширяться этнографическое собрание и по народам Поволжья: в 1915 г. в дар от А. Г. Муравьева поступил русский традиционный женский костюм Тамбовской губернии, состоящий из рубахи, юбки в крупную клетку из шерсти (понева) и двух полотенец828. В 1914-1916 гг. у Н. Ф. Катанова были приобретены татарские украшения и молитвенные рисунки829. Также он сам передал в дар большую коллекцию печатных шамаилей, приобретенных в издательстве братьев Каримовых в г. Казани830 . От Н. М. Петровского в дар были переданы чувашская и татарская лубочные картины «духовно-нравственного содержания» 831 .

С. 206-207

Четвертый период (конец 1880- х – конец 1900-х гг.) характеризуется активным поиском новых форм организации этнографического собрания и направлений этнографических исследований. В целом этот период можно охарактеризовать как сложную систему взаимодействия разных кафедр, направлений и научных обществ. Накопленный фактологический и вещественный материал стал базой для концентрации и развития этнографических исследований, проходивших в основном в рамках северо-востока Российской империи. Этнография в Казанском университете в этот период развивалась на нескольких структурных подразделениях. Во многом это было обусловлено разным пониманием места и роли этнографии в системе научных дисциплин, что отразилось и на формировании этнографического собрания. На основе Музея этнографии, древности и изящных искусств был создан Музей отечествоведения, который возглавляли историки. Этнография воспринималась как вспомогательная историческая дисциплина, а музейное собрание должно было знакомить посетителей с культурой «местных инородцев» в эволюционистской трактовке, а также служить базой для археологических исследований. Этнографические коллекции пополнялись как целенаправленными экспедиционными предметами (И. Н. Смирнов – финно-угорские коллекции), так и закупкой (Д. А. Корсаков – русские коллекции) и случайными «экзотическими» пожертвованиями (сюда можно отнести экспедиционные сибирские коллекции Н. Ф. Катанова, которые не отвечали профилю музея). Этнографическое собрание приобрело определенную направленность – отечествоведение, но в собрании по прежнему большинство экспонатов составляли «непрофильные» коллекции по народам Австралии и Океании, разных регионов Азии и Северной Африки. Этнографические коллекции не были задействованы в учебном процессе. Второй организационной формой развития этнографии и этнографического собрания в Казанском университете на этом этапе стали научные общества (Общество естествоиспытателей и Общество археологии, истории и этнографии), ставшие координационными центрами развития социо-антропологических знаний, аккумулировавшие результаты научных изысканий ученых востока России.

Именно на собраниях обществ, во время выступлений и дискуссий этнография заявила о себе как наука. Благодаря финансовой поддержке обществ были совершены многочисленные экспедиции, результаты которых находили свое отражение и в музейном собрании. Этнографические коллекции музея ОАИЭ состояли из экспедиционных материалов (финно-угорские, тюркские коллекции по Поволжью и Западной Сибири) и многочисленных дарений (коллекции по Восточной, Средней и Северной Азии). Музейные коллекции обществ впервые стали восприниматься как источник и материал для научных исследований. Однако по прежнему не было планомерности и системности в формировании этнографического музейного собрания. Большую роль научные общества сыграли в популяризации этнографических знаний (выставки, публичные лекции), устраиваемые членами ОАИЭ которые ставили целью создать доступный публичный музей, тогда как ОЕ передавало весь материал в профильные музеи университета.

В период 1880- х гг. – начала XX в. стало развиваться профессиональное этнографическое образование – была открыта кафедра географии и этнографии. Для качественного преподавания профильных курсов и организации практической работы студентов был организован Кабинет географии, в котором стало формироваться большое собрание по народам мира. Коллекции закупались большими партиями: они характеризовали традиционный быт и религиозные верования регионов мира. Это собрание формировалось за счет целенаправленных закупок в специализированных заведениях (музей-лаборатория Умляуффа в г. Гамбурге). Эти предметы являлись именно учебными пособиями. Позже коллекции кабинета стали дополняться научным экспедиционным материалом (по народам Сибири) и целенаправленной закупкой (по народам европейской части Российской империи). Коллекции являлись базой для научных и учебных работ студентов и профессорско-преподавательского состава.

С. 210

Согласно имеющимся в нашем распоряжении источникам, самым важным условием развития этнографических знаний и коллекций в рассматриваемый нами период является наличие заинтересованного специалиста. На всех этапах личностный фактор играл ведущую роль. Успешное развитие музеев/кабинетов напрямую зависело не столько от научной ориентации университета и финансовых возможностей, но в большей степени от людей, занимающих должность заведующего музеем и определяющих его содержание и развитие, исходя из собственных научных интересов. Когда музеи возглавляли заинтересованные в них профессионалы, коллекции поступали системно, были целостными и имели четкую направленность; велась плановая учетнохранительская работа; коллекции служили материалом для их научных публикаций (например, деятельность О. М. Ковалевского, И. Н. Смирнова, Н. Ф. Катанова). Возглавлявшие музеи историки не могли и не были заинтересованы в научном оформлении этнографического собрания. Именно поэтому на протяжении второй половины XIX в. этнографическое собрание Кабинета редкостей претерпело ряд структурных изменений. Пополнение музея в периоды их заведования носило во многом случайный характер, пополнение этнографическими предметами не ставились первоочередной задачей (например, деятельность Н. А. Фирсова и Д. А. Корсакова).