Умыкание у хакасов

Умыкание

Основной формой заключения брака было умыкание девушки, носившее название «тутхын» - букв. плен. Обычно влюбленные «сами договаривались о дне и времени карамчения.

Согласно объяснениям родоначальников степных дум, по хакасским обычаям принято было «холостыми невесту себе в жены воровать, но все-таки обычай этот должен [был] исполняться, во-первых, с согласия невесты и, во-вторых, без всяких насилий, буйств и драк». [ГАРХ, ф. и-2, on. 1, д. 23, л. 17.] В хакасском фольклоре древний способ приобретения жены описывается следующим образом: «Если покажется красная косуля, то надо поразить её выстрелом, если встретится красивая девушка, то надо её увезти». «Эта пословица, - писал в середине XIX в. М. А. Кастрен, - по всему вероятию, произошла в то время, когда татаре руководствовались одним и тем же правилом и на охоте, и при выборе невест, т. е. когда не признавали никакого права, кроме права сильного». [Кастрен, 1860, с. 137]

Насильственное похищение девушки, без предварительного сговора, носило название - «тухтам» (букв, внезапный, наглый поступок). Другим обозначением этого обычая служило слово «хыргыннирга», которое восходит к древнетюркскому термину «кыркын» (букв. - невольница, наложница). Отсюда следует, что обычай этот уходит своими корнями в глубь веков, в те времена, когда воинствующие кочевники в качестве главной добычи забирали у врага женщин и детей.

Позднее, когда происходил насильственный увоз и девушка отказывалась выйти замуж, к ней применяли жестокие истязания. Например, самым распространенным способом усмирения был метод «нунгерерге», когда жертву перекидывали поперек седла. Сопротивлявшуюся девушку на полном скаку клали грудью на переднюю луку. От неимоверной боли похищенная вынуждена была дать согласие на брак. Украв девушку, ее вместе с парнем запирали на ночь в амбаре. На двоих давали укрыться всего одну шубу.

Если девушку увозили силой и не добивались ее согласия, то жених вынужден был ее вернуть прибывшей погоне, заплатив 25 рублей за «бесчестие». В некоторых случаях незадачливого похитителя догнавшая родня избивала до бесчувствия. Например, в 1877 г. хонгорец бельтыр-ского рода Оя Сыснаков заявил в Сагайскую степную думу: «По инородческому обыкновению утащена мною девица — Торганова дочь, за себя в замужество. И затем вскоре пять человек, т. е. Миха, Арбанча, Торох, Самдар и Давыд нагнали на Киндырлинской мельнице и отобрали девицу. А меня избили до полусмерти стегами и топтали ногами и кулачьем так, что был без чувствия». [ГАРХ, ф. и-2, on. 1, д. 1197, л. 90.]

В том случае, если девушка была согласна на ее умыкание, то в залог верности «киртис» парень получал от нее какой-нибудь предмет ее туалета - колечко, перстень или платок. Если девушку выбирали родители, то посылали специальную женщину-сваху, которая переговаривала с ней, в тайне от ее родителей. Иногда к помощи подобной свахи обращались сами парни, не осмелившиеся подойти к предмету своей любви. За свои услуги сваха получала вознаграждение «тил чобаа» - букв, за муки языка: овцу или даже лошадь.

Как только от девушки был получен залог верности - «киртис», совершали похищение «тутхын».

После похищения девушки наутро посылали нарочного к ее родителям, который, не слезая с лошади, объявлял, где находилась «потеря».

Отец будущей невесты собирал отряд в 20-30 человек и отправлялся в погоню «сургюн». Навстречу им выходили родители жениха. Сняв головные уборы, с бочонками вина в руках они кланялись и говорили: «Мы виноваты, так как совершили кражу. Теперь ваше дитя наше, а наша голова ваша».

Суд вершили участники сургюна. Отец девушки и его сопровождающие требовали привести к ним дочь: «Пока не выслушаем речь девушки, не притронемся к вину». Группа женщин вводила ее в женскую половину юрты и, заслонив собою, подучивала, как отвечать.

Если дочь подтверждала, что пришла сюда по доброй воле и согласна выйти замуж, то в таком случае приехавшие садились за стол. Затем начинали разговор о калыме.

Калым по-хакасски носил название «халых» или «халынг», восходящее к древнетюркскому слову «калынг» - выкуп за невесту. По обычаю цену за девушку назначал ее отец. Калым платили сразу. Глава дома клал требуемые деньги на блюдо, застеленное белым платком. Отец невесты заворачивал деньги в этот платок и отдавал кому-нибудь из членов сургюна подсчитать. Баи давали золотые монеты, которые хранили зашитыми под воротом свадебной шубы. Если калым был недостаточным, то по уговору остальные деньги привозили на мировую.

В некоторых случаях отец невесты требовал калымный барыш «халых парызы» в виде отработки жениха за невесту летом, в страду.

У кызыльцев калым платился скотом. Самый бедный давал 3 крупные скотины, а середняк - до 9 голов. Полученный калым отец невесты обычно распределял между своими сыновьями и братьями. Все, кто имел отношение к калыму, обязаны были, в свою очередь, участвовать в наделении невесты приданым - «инджи», состоявшим из скота, который выделяли ей осенью, года через три после свадьбы. В таком случае калым выступал гарантом материальной поддержки женщины, хотя приданое, по обычаю, должно было немного уступать ему. Как говорили: «Доля дочери короткая».

Только после того, как все необходимые, по обычаю, дела были решены, участники сургюна, угостившись, возвращались домой. Таким образом, на этом этапе свадебной обрядности происходила своеобразная плата за приобретение жены. По этому поводу хакасская пословица гласила: «Если надоишь - будет молоко, если купишь - будет жеца».

Наряду с калымом отец жениха обязан был подарить приезжим лучшего коня за девушку, который в архивных документах назывался «ба-шат» (от хакасского «пас ат» - букв, головной конь). Как говорили хакасы, «меняем баш на баш» - т. е. голову девушки на голову коня. Приезжие куражились и требовали лошадь определенной масти. «Башат» вручался с уздечкой, но без седла. Получал его отец невесты. Вместе с конем преподносился бочонок вина «пас ат торсыгы» - букв, торсук лошади «башат», и курительная трубка «пас ат ханзазы» (букв, трубка лошади «башат»), инкрустированная оловом. Башат привязывали к коню или оглоблям телеги отца девушки. Полученного калымного коня отец невесты мог подарить своему брату, зятю и даже крестному отцу дочери.

Обычай давать в счет калыма лучшего из коней под названием «башат» сохранился среди кыргызов Тянь-Шаня. [КРС, 1965, с. 118-119.] Наличие общих семейно-брачных правил среди хакасов и кыргызов, подтверждает факт их родственной социальной организации, возникшей на базе степных законов Кыргызского государства на Енисее.

Когда, наконец, дела с калымом и башатом были улажены, участники погони «сургюн» требовали от жениха штраф «ат тири» - «за пот лошадей» или «ат чобаа» - за муки коня. Сколько запросят, столько надо было платить. Эти деньги делились между всеми участниками сургюна.

В свою очередь, когда невеста приезжала за приданым, она от своей родни получала в дар «изерат» - лошадь во всем убранстве.

Сагайцы и кызыльцы на следующий день после привоза невесты в дом жениха устраивали «сас тойы» (шаш тойы) - букв, праздник волос. Здесь совершался обряд переплетения девичьих косичек (сюрмес) в две косы (тулунг). У качинцев этот обряд выполнялся на самой свадьбе (улуг той). В качинских поэмах говорится, что девушку усаживали в юрте за пестрый шелковый полог кровати и переплетали ей косы. Изменение вида прически означало переход девушки в другой социальный статус.

На празднике «сас тойы» обряд переплетения волос возглавляла «ниге» - жена старшего брата жениха, или его старшая сестра, или жена дяди по матери. Руководительница получала специальное название «пазырт-хан идже» - посаженная мать (букв, мать, поклоняющая невесту) и отвечала за все основные ритуалы на свадьбе. За свою деятельность она получала соответствующие подарки.

С северной стороны юрты родителей из трех березовых жердей, крытых лиственничной корой, устанавливали свадебный шалаш, называемый «ха-ранды» или «алачых», с дверью на восток. В него складывали принесенные подарки. Перед входом в харанды жених разводил семейный костер, высекая огонь из серебряного огнива. Там же забивался баран, мясо которого варилось в казане. На «сас тойы» резали только овец. Свинину запрещалось употреблять. Огонь в кострах зажигали только от огнива, спичками не пользовались. Таким образом стремились выполнять заветы предков.

Определенные вареные куски туши на подносе поднимали вверх верховным божествам. Считалось, что божества питаются паром, исходящим от горячего мяса. Все эти поклонения с жертвенным паром «оор-пус» делаются перед свадебным шалашом. Отец жениха, стоя рядом с харанды, благословлял сына с невесткой: «Верховные наши творцы, охраняющие нашу жизнь и природу! Мы из другого аала привезли девушку, прибавляем к нашему жилищу нового человека. Не хулите ее, не обижайте, не считайте ее другим человеком, смотрите за ней как за своим человеком. Пусть впереди у вас будет открытая дорога. Пусть ваша постель будет покрыта черным одеялом, пусть всегда у вас будут на столе масло и сыр! Охраняйте привезенную молодую, показывайте ей хороший жизненный путь! Пусть ваша жизнь будет долгой и светлой! Пусть вокруг стола крутятся ребятишки! Пусть в вашем дворе будет полно скота!» [Полевые материалы автора].

Невеста во время всего праздника «сас тойы» обязана была находиться в свадебном шалаше «харанды». Вместе с ней присутствовала посаженная мать «пазыртхан идже» (обычно старшая невестка жениха) со свояченицей. Здесь же ей распускали волосы и заплетали две косы. «Пазыртхан идже» находилась у правого плеча, а ее свояченица (абызын) - у левого. После того, как невесте переплели волосы на две косы, приносили отваренную правую переднюю голень - «чода» забитого на свадьбу скота, имевшую сакральное значение. Тонкий конец этой кости обматывали белым платком. Посаженная мать, держа в руке мосол за обмотанную часть, проводила им три раза по волосам невесты и благословляла: «Пусть волосы будут длиннее колена, пусть косы будут толще этой голени! Правой голенью мажу правую косу, пусть первый ребенок будет мальчиком!». Начиная с этого момента, невестка не смела показываться перед свекром без головного убора. Затем она загадывала: «Онг ма, сол ба?» - Удача или невезение? У порога харанды дожидались этого момента молодые парни, которые, шутя, кричали: «Тискер!»- Невезение! Пожилые говорили: «Онг» - Удача! Все присутствующие желали молодоженам удачной супружеской жизни и много детей.

После этого посаженная мать бросала мосол из дверей шалаша (у качинцев - через дымоход юрты или из дверей юрты в сторону восхода солнца) в толпу поджидавших молодых парней. Между ними начиналась спортивная схватка за овладение брошенной голенью «чода». Кто побеждал в этом соревновании, тот, считалось, раньше всех успешно женится. Затем победитель торжественно преподносил голень «чода» самому почетному старику и, говоря: «Попробуй сала!», - засовывал эту кость ему сзади за кушак. Тот благословлял юношу. [Кон, 1900, с. 133; Шатинова, 1981, с. 37.]    •

Кость «чода», несомненно, имела сакральное значение, связанное с общественным статусом человека. Так, например, во время таежных промыслов хакасы словом «чода» иносказательно называли человека, а по-кыргызски «жото» (ата-жото) - значит «предки». Среди родов и племен всех тюрков Саяно-Алтая (хакасы, алтайцы, тувинцы, телеуты, тофа-лары) имеется этноним «чода», широко представленный в составе таежных оленеводов. Вполне возможно, что племена «чода» во времена Кыргызского государства представляли киштымиое население. Такое предположение возникает из материалов фольклора. Так, в одной из хакасских загадок о голени человека говорится: «Кистим хызы кистинде ха-рынныг» (чода) - Дочь киштыма сзади брюхата. В данной загадке социально-экономический термин «кистим» — т. е. институт киштымства, отождествляется со словом «чода». Этноним «чода» относится к одной из древних дотюркских родоплеменных групп, ставшей субстратом южносибирских этносов.

Обычай «чода» был известен далеко за пределами Саяно-Алтая. Например, у монголов еще в XII в. встречался обряд бракосочетания посредством мозговой кости передней ноги скота под названием «бог-то чомог», соответствующий саянскому «чода». Современные монголы термином «богт» называют калым. Кроме того, в монгольском языке имеется глагол «богтолхо», сохранивший первоначальную семантику — «причесывать молодую девушку в день ее замужества как замужнюю женщину», а также «выдавать девушку замуж, помолвить, обручить».

Закончив праздник «сас тойы», готовились к мировой «чарас». Через неделю родственники жениха с двумя-тремя бочонками айранного вина отправлялись к сватам. У качинцев на мировую ездили после свадьбы. А сагайцы и кызыльцы делали несколько мировых.

Первая называлась «кичиг чарас» — малая мировая. На нее приезжали только одни мужчины, которые разрешали возникшие обиды и платили недостающий калым. До тех пор, пока не соберутся все братья свата, домой приезжих не пускали, мировую водку не пили. На первый чарас гостинцев не возили.

Следующий приезд носил название «улуг чарас» - большая мировая. Приезжали с гостинцами, окончательно решали вопрос о проведении свадьбы, сроках приезда невесты на праздник «тёргин» к родителям, числе гостинцев для родственников и т. д.

Когда приезжали в дом родителей невесты, то отец жениха, держа бочонки с вином под мышкой, кланялся в ноги свату и произносил: «Если скажешь «выйди» - буду твоим верным псом, если положишь в огонь -буду твоей головней, если войдешь в воду- буду твоей опорой, если поднимешься на гору — буду твоим посохом, если скажешь «войди в дом»

- буду твоей родней». Если приехавшие на мировую сумели пройти на почетную сторону юрты (тёр), то, согласно обычаю, с ними уже не ругались. Ночевать у сватов не разрешалось, приезжие издалека шли ночевать к соседям. Все привезенное вино (чарас арагазы) на мировой пить не полагалось. Часть оставлялась нетронутой и возвращалась домой.

Умыкание, несомненно, восходит к тем далеким временам, когда женщин захватывали из другого рода. Родовая экзогамия являлась законом, и браки между представителями одного сеока, как уже указывалось, не допускались.

Надо отметить, что в эпических сказаниях хакасов героическое сватовство богатыря не соответствует обычаям этнографической современности, где практиковался брак умыканием [Бутанаев 2008: 75]. Вероятно, в данном случае присутствует художественный образ могущественности героя, который добивался приобретения жены в борьбе с другими претендентами - богатырями.

Источник: текст Бутаев В.Я. - Будни и Праздники тюрков Хонгорая