Свадебный пир у хакасов

Свадебный пир у хакасов

Примерно через месяц после похищения невесты, успешно проведя мировую, делали свадьбу — «оол тойы»— пиршество жениха или «улуг той» - большой праздник. Его устраивали согласно лунному исчислению, на третий или пятый день новолуния.

Па свадьбу «улуг той» обычно забивали три скотины - коня, корову и овцу. Баи резали пять, семь и даже девять голов крупного рогатого скота (обязательно нечетное число). Отваривали «уча» - крестцы и курдюки крупного и мелкого скота в качестве угощения.

Костюм невесты состоял из шелкового хакасского платья, женского халата «секпен» с пятью вышивками — аппликациями на спине в виде короны (пыраат), свадебной шапочки невесты «сахпа». Платье невесты и рубаха жениха шились из одного материала.

Жених надевал красную шелковую рубаху, халат, подпоясанный кушаком, к головному убору (как правило бобровой шапке) пришивались две ленты «чалама» красного и синего цветов. В завершение свадьбы эти ленты вручались парню, который собирался делать следующую свадьбу.

Одежда свах состояла из свадебной шубы «идектиг-тон» или халата «тузалых» со своеобразным перехватом подола, поверх которых надевалась безрукавка «сегедек». Костюм обязательно украшался нагрудником «пого», а на голову надевалась лисья шапка «тюльгу-пёрик».

Свахами не имели права быть женщины, у которых еще не было двух детей. Таким женщинам даже не разрешалось пить вино. С другой стороны, женщинам, у которых дети обзавелись семьями, запрещалось быть свахами. Матери нельзя было надевать серьги на свадьбе своего сына, иначе жених будет морально подавленным.

На свадьбе (улуг той) не присутствовали родители невесты. У качин-цев накануне проведения большого пира делали «хыс тойы» - девичий праздник или «кичиг той» - малый праздник. Обычно родственница жениха, исполнявшая роль посаженной матери - «пазыртхан идже», увозила к себе домой невесту. Здесь делали угощение для молодежи. Вина молодежи, как правило, не подавали. На мясо забивали только овец. Жених на празднике «хыс тойы» не присутствовал и находился у своих родителей. Невеста надевала свадебный наряд с обязательным головным убором «сахпа».

Вечером на этом празднике устраивали гуляние молодежи «хыс ой-ны» - девичий хоровод. Парни и девушки собирались цепочками в две группы и, медленно двигаясь навстречу друг другу, распевали песни. Ка-чинцы и сагайцы во время хоровода вставали в две шеренги «чиле», а кызыльцы обычно составляли круг. На «хыс ойыне» невесте петь не разрешалось. За нее пела посаженная мать. Жених на девичьем хороводе не присутствовал.

На празднике «хыс тойы» посаженная мать «пазыртхан идже» и ее муж, называемый «пазыртхан паба», исполняли роли матери и отца невесты. Невеста ходит здесь в непереплетенных девичьих косичках -сюрмесках. Застолий «уча» не бывало. Проведение девичьего праздника «хыс тойы» было долговым обязательством. Впоследствии родители жениха устраивали этот праздник для детей тех родственников, которые исполняли роль посаженных матери и отца.

На следующее утро за невестой приезжали свахи. В это время ее специально прятали среди родственников. Главная сваха «пас худагай» оставалась на месте проведения праздника «хыс тойы», а на поиски невесты отправлялись другие женщины. В той юрте, где ее находили, делали угощение. Найдя невесту, приводили ее в дом посаженных родителей, откуда она должна была отправляться к жениху.

Обряд поиска невесты, вероятно, был заимствован у монголов. В XIII в. Гильом де Рубрук наблюдал монгольскую свадьбу, где «отец девушки устраивает пиршество, и она бежит к близким родственникам, чтобы там спрятаться. Тогда отец говорит: «Вот дочь моя - твоя: бери ее везде, где найдешь». Тогда тот ищет ее со своими друзьями, пока не найдет, и ему надлежит силой взять ее и привести как бы насильно к себе домой». [Рубрук, 1957, с. 101.]

Сам жених за невестой не ездил. Вместо него посылали младшего брата или близкого младшего родственника. Заместитель жениха, называемый «игет» или «кичиг оол»- малый жених, совершал обряд «хыс тартырарга» - вывод девушки. Посаженные родители усаживались за стол. Младший брат жениха вместе с невестой кланялись им в ноги. Затем подросток подносил им чашу с вином и просил разрешения вывести невесту. Он брал ее за руку, выводил из юрты, помогал сесть на лошадь и до усадьбы жениха вел в поводу коня. Сопровождение невесты молодым человеком характерно и для монгольских народов. Этот ритуал, возможно, являлся отголоском группового брака.

В то время, когда девушка находилась на девичьем празднике «хыс тойы», в доме жениха справляли «иб тойы» — праздник новой юрты. Юрту начинали строить сразу, как только сын задумал жениться. Ее устанавливали с северной стороны от жилища отца. Во время проведения праздника новой юрты «иб тойы» совершали ритуальное зажигание очага и кормление «духа-хозяйки огня». Огонь для новой юрты приносил дядя по матери (тайы) из родительского очага. По этому поводу хакасская пословица гласила: «Огонь сына в новой юрте, огонь дочери у (чужих) людей». Невесты на празднике «иб тойы» не бывает.

Свадебный поезд, прибывший к аалу жениха, сначала объезжал селение три раза по движению солнца. Вероятно, в этом обычае, характерном и для других тюрков Саяно-Алтая, сохранились отголоски солярного культа. Затем жених принимал из рук своего «заместителя» невесту. Посаженная мать вводила ее в новую юрту и усаживала за полог. Седло и потник коня невесты заносились женихом в юрту и помещались в ногах постели. Они играли сакральную роль в первую брачную ночь.

Сагайцы в день свадьбы опять устраивали свадебный шалаш «харанды» для невесты с северной стороны от родительской юрты. У кызыльцев невеста, заходя в юрту, бросала собравшейся молодежи и детям свои накосные украшения - бусы, говоря: «Девять бусинок бросаю, пусть будет полноценная жизнь у меня! Семь бусинок бросаю, пусть будет долговечной жизнь у меня!». Такой ритуал назывался «сас таланы»— букв, счастье волос, и среди других групп хакасов не встречался. Подобный обычай существовал у теле-утов, что, вероятно, свидетельствует об их родственных связях.

В первый день свадьбы «улуг той» мать жениха стелила брачное ложе. Согласно поверьям, стелить надо было в обеденное время, чтобы молодые супруги долгие годы видели солнце. В такую юрту приглашалась пожилая женщина, вырастившая многих детей и не вдовая. Она благословляла: «На почетной стороне юрты пусть будет крепко стоять колыбель. Пусть будет много братьев! В изголовье кровати пусть будет крепко стоять люлька. Пусть будет много сестер!».

В первый день свадьбы сагайцами и кызыльцами проводился обряд «поднятия парги» (паргаа хаптырганы). Почетный подарок «парга», состоявший из лучших частей туши крупного скота, готовился для мужской родни по матери и женской родни по отцу, принимавшихабольшое участие и в судьбе, и в женитьбе своих племянников.

Среди качинцев такой обряд нами не отмечен. Вероятно, аналогичный подарок носил у них название «чооча». На третий день свадьбы (тун той) качинцами посаженной матери (как правило жене дяди по матери) преподносился подарок «чооча» в виде грудины туши коровы, а посаженному отцу - стегно. Слово «чооча» в хакасском языке имеет монголо-ойратское происхождение. Так, например, калмыки термином «зооц» называют преподношение, подарок, в бурятском — «зошо» значит — доля жертвенного мяса, а в алтайском языке слово «дьожо» получило значение приданого. Обычай привозить подарок «чооча», по всей видимости, возник во времена Джунгарского ханства.

Для участия в обряде «поднятия парги» приглашались старшая сестра или тетя жениха по отцу с мужем (чисте), дядя по матери с женой. Кто был назначен поднять «паргу», тот заранее готовил трехведерный бочонок вина для свадьбы.

Грудина крупного скота называлась «кичиг парга» - малая парга. Ее предлагали поднять старшей сестре, тете или любой старшей родственнице из рода жениха. Задняя часть туши крупного скота «улуг парга» -большая парга дарилась дяде по матери (тайы) или старшему зятю (чисте) жениха. Прежде чем угощать народ мясом и вином, проводили процедуру поднятия «парги». Полусырое мясо клали в большую кадку. Дядя по матери или старший зять обязаны были поднять большую паргу двумя руками. Но им всячески мешали. Натирали салом лицо и волосы, запихивали в рот куски жира. Устраивалось веселое представление. Поднявшие паргу торжественно поворачивались к родне и произносили: «Мы еще будем поднимать вашу паргу, мы еще придем на ваши свадьбы, мы еще возьмем в жены ваших девушек, мы еще вам отдадим в жены наших девушек! Пусть следующие потомки, так же поднимая «паргу», проводят будущие свадьбы! Мы останемся роднею!».

После окончания пиршества подарок «парга» увозили к себе домой, где созывали соседей и, говоря: «Я был на свадьбе, я поднял паргу!», -делали угощение. Одному человеку в течение жизни полагалось получить подарок «парга» до трех раз. Если этот подарок кто-нибудь получал более трех раз, то считали, что пользы от благословения за «парга» для молодоженов не будет.

Среди свадебных ритуалов обряд «поднятия парги» имел немаловажное значение и свидетельствовал о предпочтении кузенных браков среди хакасов.

По данным Н. П. Дыренковой, подобный обычай существовал и на Алтае. Однако алтайцы словом «баркы» называли подарок племяннику со стороны дяди («тайы»). После «хватания» почетной части мяса «уча» или «тёш» дядя обязан был отрезать от него большой кусок и преподнести своему племяннику. Женитьба на дочери брата матери среди алтайцев была предпочтительной и почти обязательной. [Дыренкова, 1926.] Слово «парга», возможно, восходит к древнетюркскому термину «бар-гу» - добыча. Близкое по звучанию слово «бариху» со значением «приношение, дар, подношение» имеется и в монгольском языке.

На свадьбе совершался ритуал поклонения невесты (у кызыльцев жениха и невесты) Луне и Солнцу — «айга кунге пазыртханы». У кызыльцев и сагайцев (за исключением подтаежных жителей) этот обряд делали на празднике «сас тойы». После заплетения волос невесте надевали свадебную шапочку «сахпа» задом наперед, косы прятали под воротом платья, а лицо закрывали платком способом «тумах», т. е. как капор, оставляя открытыми только глаза. Посаженная мать накрывала молодую суконным халатом и выводила за собой из помещения. Для того, чтобы слепо идущая невеста не оступилась, ее поддерживала еще одна женщина. Перед юртой они делали три круга по движению солнца и кланялись сначала на восток, потом - на юг и затем - на запад, три раза. В этот момент почетный старец, находившийся с южной стороны от юрты, благословлял:

«Пусть сверкает под солнцем твой дом с серебряными воротами!

Пусть живет до седин твое дите, поклоняемое солнцу!

Пусть сверкает под луной твой дом с золотыми воротами!

Пусть живет до белых седин твое дите, поклоняемое луне!». [Бутанаев, 2008, 350.]

Кызыльцы стелили обычно белую кошму, на которую ставили невесту и жениха. Посаженная мать вместе со свояченицей (абызын) накрывали их белым новым платком и три раза поворачивали по солнцу, каждый раз наклоняя их головы на восход, на юг и на запад. Затем белый платок с головы невесты хватали холостые парни. Обычно должен успеть схватить тот, кто скоро будет делать свадьбу. Иногда платок хватала посаженная мать «пазыртхан идже», приходившаяся старшей невесткой жениху (ниге). За это молодые должны потом одарить ее подарками. «Ниге» затем отдаривала их скотом (коровой, телкой). Ритуал поклонения Луне и Солнцу был своего рода венчанием и присягой на верность в супружестве перед высшими светилами. Этот ритуал совершали только для тех, кто женился в первый раз, и в редких случаях - при повторном браке. Если мужчина брал вторую жену, то «венчание» перед Луной и Солнцем совершали, но ее в дом вводили не через двери, а через окно. У баев, имевших иногда до трех жен, третью жену уже не поклоняли Луне и Солнцу. Когда свёкор имел три жены, то третью свекровь невестки не почитали иносказанием (чайытпас), ибо эту спутницу жизни не привели на поклон Луне и Солнцу.

Обычай поклонения жениха и невесты Солнцу на белом войлоке характерен и для монгольских народов, у которых женщины соблюдали по отношению к небесным светилам такие же правила, как к свекру и свекрови. Поэтому при выходе на улицу накидывали платок, ибо перед светилами нельзя показываться с непокрытой головой.

К шапке посаженной матери были приколоты флажки «чалама» из белой и красной ленточек. Когда после ритуала поклонения Луне и Солнцу женщины заходили обратно в юрту, ватага холостых парией хватала с шапки «чалама». Обычно это делал тот, у кого будет справляться следующая свадьба. Такая чалама почиталась как символ счастья (олчей) и передавалась по эстафете от свадьбы к свадьбе.

После обряда поклонения Луне и Солнцу невесту заводили в юрту, где исполнялся обряд поклонения домашнему очагу — «отха пазыртха-ны». Невесту садили на белую кошму у очага со стороны дверей или с северной, женской, стороны юрты. В «изголовье огня», с почетной стороны юрты, находилась мать жениха. Она держала в руках три березовых шампура, на каждый из которых были насажены по три кусочка сала и по три флажка «чалама» из белой и красной ленточек. Если женился единственный сын, то невесту обводили вокруг очага три раза по солнцу.

С этих пор она становилась хозяйкой домашнего очага. Посаженная мать после обряда поклонения огню совершала обряд инициации над невестой. Она надкусывала её большой палец левой руки до крови и произносила благословения, говоря: «Кусаю большой палец невесты, не нарушай установленных правил, не забывай свою посаженную мать!» Если над юношей обряд инициации совершали во время первой охоты, то для девушки такой обряд осуществлялся в момент вступления в брак.

Если у жениха были еще братья, то девушку сразу садили к очагу. Свекровь бросала в огонь березовые шампуры с салом, а два почетных не вдовых старца, сидящих с мужской стороны, читали благословление: «Пусть перед очагом находится колыбель! Пусть за очагом будут дрова! Живи до тех пор, пока твои белые зубы не пожелтеют и черная голова не побелеет!» Обряд поклонения родовому очагу имеет параллели у всех тюрко-монгольских народов.

После поклонения огню совершали кормление невесты ритуальной пищей «поджа потхы». Готовилось это блюдо из отваренной части конского желудка (тас харын) и прямой кишки (хосханах) коровы, которые крошились в кипящую творожистую гущу «поджа» (отход от перегонки айрана). Туда же добавляли муку. Получалась густая и сладковатая на вкус каша. Специально выбиралась бойкая не вдовая старушка, к подолу которой привешивался колокольчик. Она брала в руки деревянное корытце с ритуальной пищей и, подпрыгивая и делая эротические движения, совершала обход огня три раза по движению солнца. В это время два старца, сидящие с южной стороны очага, произносили непристойные заклятья: «Край твоего женского органа имеет рану. Мы будем лечить ее барсучьим салом! Край твоего мужского члена имеет рану. Мы будем лечить его заячьим жиром!» Обойдя три раза вокруг очага и угостив всех желающих, старушка с ритуальной пищей подходила к невесте. Рядом с невестой ставили мальчика - представителя рода жениха. Им давали съесть по ложке «поджа потхы». Затем старушка намазывала семь щепок ритуальной пищей и, говоря: «Это детский кал», - клала их на передний подол халата невесты. Следующие три щепки с «поджа потхы» она клала на задний подол и говорила: «Это навоз скота». Один из почетных старцев произносил благословление: «Пусть передний подол вашей одежды топчут дети, пусть задний подол вашей одежды топчет скот!»

Один из магических ритуалов, связанных с появлением будущих детей, заключался в кормлении собаки ритуальной пищей. На разостланный подол одежды невесты клали семь дощечек, обмазанных обрядовой пищей «поджа потхы» (по-алтайски «ийт ботко» - собачья каша).

Заводили в юрту собаку и крутили ей уши. Когда собака визжала, то окружающие говорили: «О, ребенок будет плаксивый». Затем ей давали слизывать ритуальную кашу «поджа потхы» со щепок, лежащих на подоле невесты.

Точно такой же обряд кормления собаки ритуальной свадебной пищей бытовал у жителей Северо-Западной Монголии. «После свадьбы, - пишет Г. Мэнэс, - невесту оставляли в новой юрте, и мать невесты перед тем, как оставить дочку, приводила в эту юрту собаку свекра. Кусочки кишок, печени и т. п. или чашку с мелко накрошенным мясом, выбранным из свадебного мясного угощения, невеста клала себе на расстеленный подол и кормила собаку». [Мэнэс, 1998, с. 38.] Окончив кормление, невеста три раза кланялась собаке и повязывала ей на шею материю красного цвета.

Обычай кормления собаки в подоле невесты существовал и у казахов, он, якобы, способствовал ее многодетности (невеста будет рожать много, как собака). После этого приглашались в юрту холостые парни и все желающие, которым давали по одной ложке ритуального блюда. Саянские тюрки считали, что юноша, отведавший ритуального блюда «поджа потхы», скоро обзаведется семьей, в которой у него будут расти дети. На этом заканчивались основные обряды посвящения невесты в жены.

Вечером первого дня свадьбы устраивали пиршество, которое называли «хараагы уча»- ночное застолье. Под словом «уча» понимается круг пирующих людей, в центре которого стоял большой казан. Сагайцы называли такое застолье «улуг хазан» — большой казан. Северный «большой казан» служил женщинам («ипчилер учазы» — женское застолье), а вокруг южного «большого казана» сидели мужчины («иреннер учазы» -мужское застолье). Люди садились на постеленную кошму, вместо скатерти расстилали бересту. В начале XX в. стали устанавливать столы, но обязательно нечетное количество (5, 7, 9). Поварами (хазанчы) были только мужчины. Разделывать забитый скот надо было обязательно по суставам. Ломать кости запрещалось.

Для казана в земле выкапывали очаг - «чооха». Если брак для обоих был первым, то очаг «чооха» выкапывался крестом. Если мужчина женился вторично, то очаг «чооха» делали полукрестом, Т-образно. Огонь в свадебном очаге «чооха» зажигали только от серебряного огнива отца жениха.

Перед тем, как начать застолье, специальными кусками горячего мяса с идущим от них жертвенным паром «оор-пус» угощали духов местности. На застолье устанавливали три казана, наполненные аракой, самогоном и водкой. Вино разливали по чашам специальные виночерпии -«чайзаны». Молодежь не присутствовала на общем застолье, для нее готовили угощение в юрте.

Вечером парни и девушки устраивали «оол ойны» - мужской хоровод. Все вставали в круг и, взявшись за плечи и покачиваясь из стороны в сторону, пели песни. Невесту выводила на хоровод пазыртхан идже, но петь песни ей здесь запрещалось. Хакасские танцы «пеелбек» состояли в кружении пар, а пляски были подражанием повадкам животных. Сдержанность национального характера хакасов проявилась и в сдержанных телодвижениях танцевального искусства.

Во время свадьбы молодежь устраивала конно-спортивную игру «хыс хостазах»- преследование девушки. Парни и девушки соревновались в лихой езде на конях. Определяли дистанцию пробега, которая не превышала одной версты. Девушка получала лучшую лошадь, а также преимущество во времени и расстоянии. На старте она находилась впереди парня на 50 саженей, а конь последнего был развернут в противоположную сторону. Задача парня - догнать убегающую девушку и поцеловать ее на скаку, или сорвать платок с головы, или снять колечко с руки. В таком случае эти предметы могли стать залогом верности «киртис», из-за которых парень мог претендовать на ее похищение. Если дистанция пройдена безрезультатно, то на финише они разворачиваются и скачут в обратном направлении. В данном случае девушка должна догнать парня и отхлестать его нагайкой. [Бутанаев, 1995, с. 16-17].

На следующий день свадьбы делали утреннее застолье «иртенги уча». На нем молодоженам дарили деньги и подарки. Начинали с того, что молодые, поклонившись огню, подходили к родителям жениха и кланялись им в ноги. Держа в руках деревянное блюдо с мясом, они просили: «Мы пришли просить пестрого коня, чтобы ездить в гости. Мы пришли просить белую корову, чтобы из ее молока делать айран. Мы пришли, чтобы просить посуду для продуктов. У нас нет курицы, которая бы кудахтала. У нас нет собаки, которая бы лаяла». Родители брали с блюда мясо, а вместо него клали деньги. Остальные родственники или клали деньги на блюдо, или говорили, какую скотину дарят. На этом застолье пили вино, привезенное родней. Затем дядья жениха и близкие родственники по очереди приглашали всех участников свадьбы к себе домой. Такой обычай назывался «уча кодирерге» - поднятие застолья.

Последний, третий день свадьбы носил название «тун той» (тун хо-ных) — праздник начала семейной жизни. На нем оставались только старухи и старики, которые доедали остатки мяса. Здесь разрешалось присутствовать вдовцам и вдовам. Раньше этого времени их на свадьбу не пускали.

В этот день совершали обряд введения невесты в «большой дом» свекра (улуг ибге кирерге). Закутанную в два платка молодую проводили по женской половине к очагу родительской юрты. Здесь ее опять посаженная мать поклоняла огню. Затем молодая кланялась в ноги свекру и подавала ему через третьи руки бокал вина. Отец новобрачного выпивал вино и садился за стол, стоящий на почетном месте перед очагом.

Невесту садили за маленький столик, находившийся на женской половине. Сюда же приглашался жених. Молодых впервые усаживали вместе.

На столик ставились две тарелки, куда клали два шампура шашлыка из печени (сохачы) и крошили поджаренную жирную колбасу (чочых). Последнее блюдо готовили в первый день свадьбы и держали до третьего дня за стропилами юрты. Молодым делали вилки из деревянных рогулек, и они каждый из своей тарелки угощали друг друга три раза. В этот момент отец жениха благословлял: «Я сделал сохачы, которым насытится весь народ. Пусть будут молодые иметь хозяйство, как все люди! Я сделал сохачы, которого хватит всему племени. Пусть будут молодые иметь дом, как все люди! Будьте неразлучны, как рога коровы, будьте неразлучны, как уши у лошади!». Затем новобрачный из своей тарелки угощал мужчин, а невеста - женщин. Их опять благословляли: «Будьте хлебосольными, будьте богатыми, будьте добрыми!». Печень использовалась в качестве ритуальной пищи на Небесном жертвоприношении и на свадьбах. Необходимо отметить, что кыргызы Тянь-Шаня также использовали баранью печень с курдючным салом при проведении свадебного сговора.

Заканчивался этот обряд церемонией открытия лица невесты и показа новых кос. Женщины убирали с головы невесты свадебную шапочку «сахпа», вытаскивали на грудь спрятанные под воротом платья косы, снимали платок и подвязывали его по-хакасски.

В этот день вручали подарок «нандыт» или «чооча» посаженным родителям за их работу. Пазыртхан идже получала подарок «чоочу», состоявший из вина и передней части туши крупного скота. Кроме того, ей дарили платок или платье. Посаженному отцу («пазыртхан паба») дарили «нандыт» в виде задней части туши крупного скота, которую он должен был поднять.

Родители невесты не имели права присутствовать на основной свадьбе. Они устраивали отдельное пиршество у себя в аале, где, согласно уговору по мировой, ждали приезда молодых из дома родителей жениха. До этого на мировой договариваются - кому и сколько нужно будет вручить мясных подарков и бочонков вина.

Этот заключительный этап свадебного обычая у качинцев носил название «тёргин» - поездка к родне жены, у сагайцев «кюзее той» - пиршество зятя или «кюзее аалатханы» приезд в гости зятя, а у кызыльцев «хыс тойы» - девичий праздник.

Сагайцы и кызыльцы сразу - на второй или третий день свадьбы -везли новобрачную в гости к ее родителям. Качинцы эту поездку совершали через три месяца, обычно после сенокоса, на новолуние или полнолуние. У сагайцев ехали все, кто был на свадьбе, а у качинцев - 3—4 супружеские пары. Среди них обязательно — посаженные отец и мать, главная сваха (пас худагай) и ее муж (пас худа). Отец новобрачного обычно не ездил.

Молодая в последний раз надевала свадебную шапочку «сахпа». Такую же шапочку надевала девушка (как правило, сестра жениха), сопровождающая молодую. Их лошадей вели за повод мужчины. На «тёргин» обязательно везли девять бочонков вина, которые выставлялись на обозрение во дворе усадьбы сватов. С последней стороны выбирались специальные люди, которые проверяли их содержимое. Если бочонки оказывались неполными, то это родителями молодой жены считалось за оскорбление.

Свадебный поезд на дороге перед аалом поджидали молодые парни на лучших конях. Двое верховых перегораживали жердью путь и не пропускали процессию. Этот обряд носил название «тоге пазы» - поднятие «начала бревна». Для преодоления преграды необходим был откуп в виде бурдюка или бочонка вина. Посаженная мать из кортежа жениха выставляла встречающим всадникам бурдюк араки, повязанный белым платком. Молодежь, подняв жердь и пропустив кавалькаду под имитированными воротами, хватала выставленный сосуд с вином, называемый «тоге пазы торсыгы» - бурдюк тогебазы. Между всадниками разгоралась спортивная борьба за овладение бурдюком араки. Выигравший молодец увозил вино к себе и приглашал своих друзей на его распитие. Аналогичная игра под названием «когэржик куназир» - хватание бурдюка, бытовала на свадьбе тувинцев. В ней участвовали всадники обоих родов и «борьба ведется из-за кожаной фляги с аракой». [Яковлев, 1902, с. 91.] По всей видимости, знаменитая игра «козлодрание», существующая среди кыргызов и казахов, возникла в недрах свадебных обрядов. По-кыргызски она называется «кёкбёри» и ныне переводится как «серый волк». На наш взгляд, название все-таки происходит от слова «кёкёбюр» — бурдючок, что напоминает тувинское обозначение игры «когэржик». [КРС, 1965, с. 418.]

Кортеж жениха и невесты, приблизившись к месту жительства родителей девушки, сначала объезжал аал три раза по движению солнца. Затем подъезжали к воротам, где принимающая сторона долго куражилась, не пропуская приезжих. Для того, чтобы успокоить родственников молодой, через ограду бросали один торсук вина под названием «идис ахсы» — початие. Наконец выходили навстречу семь девушек и, повязав шелковые платки за поводья лошадей, заводили приехавших в ограду. Сначала должен был сойти с лошади «пас худа» - муж главной свахи.

Новобрачный привозил с собой подарок «чооча» - целую тушу овцы с головой и тремя конечностями. Правая передняя нога туши скота носила сакральный смысл. Когда забивалось животное, то его правая нога оставлялась дома у алтаря. Таков был обычай и его нельзя было нарушать. Например, когда резали скот на мясо, то вместе с кровью овцы в юрту обязательно заносили ее правую переднюю ногу (остальные конечности оставались на улице).

Зять ехал на тёргин, сидя верхом на лошади, с навьюченным на спине подарочным грузом. Когда он заходил в юрту тестя, то под мышкой держал бочонок вина, а за спиной- тушу барана. Родственники невесты принимали мясной подарок «чооча», который расчленяли по суставам.

Во время поездки «тёргин» в дом родителей невесты основные свадебные обряды совершались над женихом. Сначала над ним вершили своеобразный суд - «чаргы». Новоиспеченный зять становился на колени перед дядей по матери (тайы) или мужем сестры отца (чисте) невесты, которые «награждали» его троекратным ударом кнута, приобщая его к роду невесты. Удары сопровождались назиданиями: «Бью тебя крученым кнутом, чтобы стали мы вечными родственниками! Бью тебя витой нагайкой, чтобы стали мы крепкими родственниками! Бью длинным бичом, чтобы стали мы нераздельными родственниками! Уважай старших и почитай молодых! Не перечь тестю и теще!». В это время старшая невестка (ниге) или старшая сестра стегала березовым прутиком по пояснице девушку и приговаривала: «Пусть не бьется у тебя посуда, пусть хорошо готовится у тебя пища!». Обычай «чаргы» утверждал особое значение родни жены и поддерживал институт кузенных браков.

Затем молодые кланялись родителям девушки. Они становились на колени и, опустив головы, держали в вытянутых руках по две чаши с вином. До тех пор, пока родитель ни примет правую чашу и не поднимет рукой голову молодого, они не имели права вставать. Так они кланялись всем сидящим за столом братьям хозяина. После этого молодую усаживали на почетное место, а нового зятя выводили по двор проверить его силу. Ему предлагалось тремя ударами топора разрубить чурку. Неудача считалась позором и расценивалась как плохой признак. Однако родственники со стороны новобрачного хитрили и считали достаточным отрубить с края чурбана щепку.

Затем зятю надо было бороться с парнем со стороны родни невесты. Выводили очень сильного и здорового борца. Однако сторона жениха подкупала его деньгами и аракой, и тот уступал в борьбе своему противнику. Под торжественные возгласы молодежи зять возвращался в юрту тестя.

Отцу молодой привозили в подарок орнаментированную трубку и вышитый кисет, называемый «пас ат ханзазы» - трубка коня башата. Все участники поездки совместно раскуривали эту трубку. Преподносился особый бочонок араки «пас ат торсыгы» - бурдюк коня башата. Подобные подарки вызывали ответные чувства у отца невесты, который на этих торжествах одаривал свою дочь конем «изет ат» во всем убранстве, вместо башата.

Во время поездки «тёргин» к родне жены в состав свадебных расходов входил подарок, называемый по-хакасски «сют агы» или «имджек агы»- за грудное молоко матери. Зять дарил теще одежду (шелковое платье, платок) и 25-100 рублей деньгами, а на севере Хакасии обычно приводили ей дойную корову. Кроме того, подарок «имджек агы» могли подарить женщине, которая выкормила в младенчестве своим молоком невесту. Надо отметить, что в советское время, когда калым был отменен, «имджек агы» продолжали платить, но уже вместо калыма (от 50 до 100 рублей.). Подобный обычай дарения «сют акы» - подарок матери невесты за ее грудное молоко, бытовал также у кыргызов и казахов, что говорит о древности этого обычая у тюркских народов.

У кызыльцев подарки, привозимые на тёргин, назывались «пазыр-тыг» - поклонение. От имени зятя дарили тестю и его братьям одежду, платки, платья или дорогие материи. Тот, кто получал подарок «пазыр-тыг», затем обязан был принять участие в наделении приданым молодой.

На тёргин приезжали под вечер. Следующим утром девушка, сопровождавшая молодую, варила расчлененную тушу барана «чооча», и все родственники собирались на трапезу. Голова торжественно вручалась свату. Надо отметить, что голова у хакасов не считалась почетной частью туши скота. Она имела сакральное значение только на тёргине и на поминках. Во время трапезы отец молодой называл выделяемое ей приданое.

На «тёргине» все приезжие поклоняются родственникам невесты. Вместе с ними кланяются «оол абазы» и «хыс иджези» - дружки жениха и невесты. Они помогают молодым стоять перед родителями невесты и просить помощи. Сначала молодые находились в отцовской юрте невесты. Затем ее дядья по очереди приглашали к себе всех пирующих. Молодые к каждому из них заходили с подарками «чооча» и бочонком вина. Последние обязаны были принять участие в выделении приданого и во время застолья называли будущие подарки. Кто выделял скот в приданое молодой, тот в дальнейшем от родителей новобрачного получал в награду одежду или платье. Молодая и все приехавшие на тёргин должны были находиться здесь не больше, но и не меньше трех дней. На третий день приехавшие сваты возвращались назад. При обратном пути родители молодой дарили ей заднюю часть туши барана, носившую название «хыс чоочазы»- девичий подарок. Кроме того, давали подарок «нандыт»-одну флягу вина и один мешок гостинцев. По обычаю, у курдюка подаренной части туши обрезали кончик, дабы из родительскою дома не ушло счастье (ырыс). Молодые, вернувшись в свой новый дом утром, из привезенных подарков делали угощение для своей родни. На этом цикл свадебных обрядов заканчивался.

В дальнейшем, когда молодая семья выделялась из хозяйства отца, то, по обычаю, совершали поездку в гости к близким родственникам жены для получения скота. Эта поездка также носила название «тёргин». Родня жены обязана была оказать помощь юной матери. Выделенная молодая чета, имеющая уже малолетних детей, приготовив бочонки с самодельным вином, отправлялась в гости к родителям и братьям жены, т. е. дядьям- «тайы» новорожденных. Каждый дядя «тайы» обязательно дарил новоиспеченным племянникам скот (корову или теленка), который с этих пор становился их собственностью. Например, если у жены было 10 братьев, то готовили 10 бочонков «араки». Каждый из братьев после угощения дарил по одной голове крупного скота своей младшей сестре. Подаренное стадо из 10 голов через некоторое время пригонял в новое хозяйство неженатый парень из родни жены. Молодая чета за эту работу преподносила ему рубашку или кушак. Дары скотом со стороны дяди по матери требовали от племянников обязательного отдарка- «нандыт» впоследствии.

Источник: текст Бутаев В.Я. - Будни и Праздники тюрков Хонгорая