О ДРЕВНЕЙШЕМ СПОСОБЕ ДОЕНИЯ СКОТА У СИБИРСКИХ КОЧЕВНИКОВ-СКОТОВОДОВ (по материалам Алтая и Тувы) - П. И. КАРАЛЬКИН

П. И. КАРАЛЬКИН - О ДРЕВНЕЙШЕМ СПОСОБЕ ДОЕНИЯ СКОТА У СИБИРСКИХ КОЧЕВНИКОВ-СКОТОВОДОВ (по материалам Алтая и Тувы)

Источник: ЭТНОГРАФИЯ НАРОДОВ АЛТАЯ И ЗАПАДНОЙ СИБИРИ / АКАДЕМИЯ НАУК СССР СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, ФИЛОЛОГИИ И ФИЛОСОФИИ: ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА», СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ, Новосибирск. 1978

У сибирских кочевых и оседлых скотоводов известно два способа доения: подсосный, с подпуском теленка (или жеребенка у кобылицы) к матери перед доением* когда детеныш частично высасывает молоко из вымени; и раздельный, когда появившийся на свет теленок сразу отделяется от матери. При этом вскармливание ведется материнским молоком, сначала цельным, потом разбавленным водой.

Саяно-алтайские народы считают первый из указанных способов наиболее древним ¹. В первую очередь отметим его у кумандпнцев, которые, живя оседло и применяя стойловое содержание крупного рогатого скота, заимствованное у русских крестьян, предпочитали пользоваться старинным подсосным способом доения коров. У кумандинцев, среди которых вырос автор, отел коров приходился обычно на зимние, самые холодные месяцы, с декабря по февраль включительно. Отел происходил чаще всего глубокой почыо, и каждая хозяйка почти безошибочно устанавливала его дату у своей коровы (по состоянию ее молочных желез). Именно в эту пору возрастала озабоченность всей семьи. Бывало и так — только что принятого теленка приносили в дом уже с обмороженными ногами и ушами. Все, в том числе и дети, начинали растирать животное. Теленок в зимнее время жил с людьми до теплых дней. Дважды в день во время доения его на поводке выводили к матери. Чаще всего это делали подростки — мальчики и девочки. В их обязанность входило перед доением подвести теленка к матери, дать ему немного пососать вымя, корова в это время обнюхивала и лизала теленка. Именно в этот момент надо было с силой оттянуть малыша за поводок и привязать к изгороди. После доения подпускали теленка уже для того, чтобы он отсосал остатки молока. Некоторые коровы, как об этом говорили старики, при доении старались «удержать» молоко для подсосного теленка.

Иногда случалось, что теленок погибал, тогда возникала сложная ситуация, так как хозяева коровы могли лишиться молока. Подсосная корова без теленка не допускала к себе для доения никого. В три — четыре дня молоко у нее «перегорало». Самой общепринятой мерой в этом случае было изготовление чучела из шкуры погибшего теленка. Перед доением чучело подносили к корове, которая обнюхивала его и обычно подпускала хозяев к себе.

Наше знакомство с подсосным способом доения,у кочевого и полукочевого населения Саяно-Алтайского нагорья (у южных алтайцев, тувинцев, хакасов) , а также у якутов, калмыков, бурят и других подтвердило его широкое распространение. Удалось познакомиться при этом с различными приемами, применяемыми для сохранения и восстановления молока даже у яловых коров и кобылиц. Удалось выяснить п несложную технику, связанную с этим способом доения, и ее терминологию.

Самыми простыми и в то же время весьма необходимыми предметами при таком доении являются ошейник с поводком для теленка и привязь. Они изготовлялись обычно из конского волоса (грива молодняка) и козлиной шерсти, в редких случаях их делали из ремней сыромятной кожи. У тувинцев волосяной ошейник для телят назывался «челе»², он имел петлю; во время доения коровы телепок за ошейник пристегивался к веревке-привязи (также из конского волоса, длиной до 3 м), растянутой на двух колышках, либо к изгороди. На таких привязях на равных расстояниях в 20—30 см находились поводки счетом до 6—7, на концах которых имелись застежки— «савак». К ним-то и пристегивали телят сотейником. На Южном Алтае ошейник называется «мончар» или «мойнок». В 1950 г. мы наблюдали в Туве привязи не только для телят, но и для козлят. В местности Ишкин и Мугур-Аксы (в Западной Туве) привязи для козлят, сделанные из козлиной шерсти, называются «хоне». Длина привязи достигает 5 м. По всей веревке на равных промежутках в нее вплетены парные веревочки— «сабак». Во время дойки подростки ловят козлят, подводят к привязи и ловко, быстро, в обхват за шею привязывают их. Парные веревочки еще называют «челе» — ошейник, хотя никакого сходства с ошейником они не имеют. В некоторых районах Тувы бытует и беспривязное доение коз. Здесь козы пасутся отдельно от козлят. Во время дойки молодняк загоняют в изгородь, и козлята быстро и безошибочно устремляются к матерям, начинают азартно со-» сать молоко. В этот момент головка сосущего козленка оказывается зажатой правой рукой доярки и в таком положении остается до окончания дойки. Женщина доит на корточках, находясь с задней стороны козы, придерживая коленями деревянный подойник, сделанный из обрубка долбленого тополя, суженного кверху, с берестяным дном и волосяной дужкой. Подобные подойники распространены и у алтайцев; они обильно орнаментированы и имеют желобок для слива молока³. Описанный способ доения коз схож с северокавказским, только стой разницей, что на Кавказе доят коз мужчины, как и в древней Италии⁴. В Туве и средневековом Азербайджане коз доили женщины. На миниатюре из рукописи Хамса Назими, воспроизведенной в «Истории искусства народов СССР» (т. 3, с. 307), мы видим среди сцен из пастушеской жизни женщину, доящую козу. Она в голубой одежде с засученными рукавами, с повязанным платком на голове; левой рукой женщина поддерживает дужку подойника с закругленным дном, а правой доит. Поза схожа с позой доящей тувинки.

О подсосном способе доения говорят весьма древние изображения. Мы имеем в виду скифское золотое украшение — Пектораль,— найденное украинскими археологами. Пожалуй, никогда в скифских предметах искусства не было обнаружено столь полного и реалистического изображения сцен скифского подсосного доения четырех видов молочного скота: коровы, кобылицы, козы и овцы. До сих пор было известно лишь свидетельство Геродота о доении кобылицы.

Изображенные сцены на Пекторали композиционно разбиты на три яруса. В нижнем ярусе художником представлена кровавая оргия грифонов, терзающих лошадей; другие хищники нападают на вепря, козу и т. д. В верхнем ярусе наблюдательный мастер изобразил домашних животных и занятия людей. В центре двое мужчин, как определили археологи, шыот одежду. Справа от них фигура кобылицы, вероятно, подоенной, с сосущим ее жеребенком на привязи. Далее показана корова, около нее, в ногах,— теленок после кормежки. Затем следует сцена доения овцы: женщина изображена в той же позе, в какой доят козу современные тувинки. Слева от центра снова кобылица, тоже подоенная. Покормив жеребенка, она задней левой ногой касается передней; жеребенок, насытившись материнским молоком, в дремотном состоянии протянул ноги. Корова, только что подоенная сидящей рядом с пей скифянкой, подпустила теленка. Оп, припав к вымени, жадно сосет, а мать обнюхивает его: «Не чужой ли?» Художник хорошо подметил и эту повадку животных безошибочно опозпавать по запаху своего детеныша. Это обязательно использовалось скотоводами для приучения теленка, ягненка к той матери, у которой утрачен собственный детеныш. Чтобы мать признала чужака за своего, его смазывали молоком матери или последом погибшего теленка, жеребенка, козленка. Иногда подкидышу придавали нейтральный запах путем окуривания, например, богородской травой, как это практикуют в Турции. В таких случаях животные («не разобравшись») принимают чужого теленка или козленка за своего⁵. Теперь об упомянутой выше фигуре скифянки. Она изображена в позе, характерной для момента окончания дойки,— рассматривает молоко в керамической амфоре с конусообразным днищем. Кстати сказать, изображенная амфора по своей форме схожа с протофасосскими амфорами, обнаруженными в Бельском городище скифов,— сосуды эти имеют суженную горловину, чтобы не расплескалось содержимое ⁶. Мы уже упоминали, что у сибирских скотоводов подойники (из дерева, кожи, бересты) тоже с узким горлом. Из этих подойников молоко сливалось в большие деревянные и кожаные сосуды объемом до пяти и более ведер. У Геродота находим следующее замечание: «Выдоенное молоко сливают скифы в деревянные глубокие сосуды..., взбалтывают»⁷. Здесь без труда можно узнать «подойники» наших скотоводов, а в скифском «взбалтывании» — указание на приготовление из молока кислого напитка вроде алтайского «чегеня», тувинского «хойтпа-ка», хакасского «айрапа» и т. д. Скифянка соизмеряет: войдет или нет молоко от дойки следующей овцы, илп надо слить из амфоры в другой сосуд. В правой руке ски-фянки, видимо, поводок, с которого спущен теленок.

Как указывалось выше, при подсосном способе доения нередко но тем или иным причинам у коровы исчезало молоко. Чтобы сохранить или восстановить его, скотоводы прибегали к самым различным приемам.

К простейшему из пих, доступному каждому, относится воздействие па дойное животное музыкой.

Нам приходилось наблюдать это в Туве в 1955 г. на летней ферме у оз. Tepe-холь. Во время доения коров тувинкой послышалась монотонная мелодия: «Кро-о-о-о, кр-р-о-о-о, кр-р-ооо...».

Наш проводник заметил, что эта странная мелодия означает «инек оглер»⁸ — «успокоение коровы»; таким образом тувинка вызывает молоко у коровы, теленок которой недавно зарезан волком.

Если дойная кобылица утратила жеребенка, использовали мелодию другого звучания и называли ее «пе куру-глаар», произнося под нее: «Кр-у-у-у, кр-у-у-у...». В аналогичном случае при доении козы («опту чучулар») поют или протяжно произносят:    «Чö-ö-ö-у-у, чö-ö-ö-у-у, чо-о-о...». А при доении овцы («хой потпа») приговаривают: «По-о-оо-т, по-о-оотпааа...».

Киргизы, когда у овцы или другого домашнего животного погибало потомство, «чтобы сберечь самку от болезни и пропажи молока, с павшего детеныша сдирали шкуру, надевали ее на чужого живого ягненка и подпускали его к овце. Иногда вместо живого ягненка к овце подносили только шкуру павшего ягненка, предварительно посыпав ее солью, чтобы овца, полизав ее, почувствовала запах своего детеныша и пе прекращала давать молоко. При подпускании ягнепка к чужой матке и исполнялась песня-заклинание козы — «телюу»⁹.

По свидетельству информаторов-тувинцев ¹⁰, когда погибает жеребенок, мать-кобылица днями не покидает места, где хищник его убил. Вот тогда-то ее и приучают к мелодии «пе куруглаар».

Еще Ф. Я. Кои в 1900 г., путешествуя по Туве, наблюдал: «Если жеребенок сдохнет, кобылу приучают к другому жеребенку, для чего ее привязывают, ставят перед ней приучаемого жеребенка и протяжно кричат. Это продолжается иной раз 2—3 дня»¹¹.

Потеряв верблюжонка, верблюдица также не покидает места его гибели; чтобы сколько-нибудь отвлечь, успокоить ее, играют на музыкальных инструментах «изаича» либо «икиль», затем к ней подводят чужого верблюжонка. Упомянутые информаторы уверяли нас, что когда играют на музыкальном инструменте, то верблюдица... плачет, роняя крупные слезы, затем все же принимает чужого детеныша. Такого рода информацию удостоверяют и буряты. Л. Линховоин в своей книжке ¹² пишет: «Если утрачен верблюжонок, то подводили другого, либо когда верблюжонок был жив, но верблюдица отказывала ему, то подводили к ней и начинали играть на хуре — музыкальном инструменте, напоминающем скрипку. Если не было хуре, били ножкой от бараньей туши по чугунной чаше или водили палочкой по кругу колокольчик, издающий певучий звук. Через некоторое время после музыкального воздействия верблюдица начинала издавать протяжные рыдающие звуки, нюхать верблюжонка, роняя крупные капли слез, затем подпускала его к соскам. Если же детенышей бросали овцы и козы, ягнепка или козленка подносили к вымени матери и начинали петь, держа ее за задние ноги, однообразное «тээгэ, тээгэ!». В некоторых местах Бурятии имелась песня ¹³:

Растают ведь горные снега,

Потекут ведь шумные ручьи,

Прилетят ведь все птицы.

Но кто же будет лежать возле тебя Во время пропизывающих весенних ветров тээгэ, тээгэ, тээгэ! Ведь настанет теплое время года,

Ведь вырастут подснежники, трава,

Ведь прилетит множество птиц,

Молозиво твое будет бить ключом.

По кто же будет выбегать тебе навстречу тээгэ, тээгэ, тээгэ! Ведь появится изумрудная травка,

Ведь деревья в лесу покроются листвой, Ведь закукует кукушка.

Сосцы твои наполнятся молоком — Захочешь ведь ты, чтобы детеныш Тебя сосал

тээгэ, тээгэ, тээгэ! Распустятся лепестковые цветы И станут украшением Вселенной,

Прилетит птица дэлэншэ,

Вымя твое набухнет от молока,

Кто же будет сосать твое молоко

тээгэ, тээгэ, тээгэ!

Приведенный материал делает вполне вероятным предположение, что скифы также использовали музыкальный инструмент при доении молочного скота, иначе как можно объяснить изображение на перекрестье рукояти скифского кинжала сцены играющего на спринге человека и двух коз? (В своем сообщении Е. В. Чернепко человеческую фигуру назвал Паном ¹⁴.)

Выше мы упомянули об использовании чучела погибшего теленка или жеребенка для «обмана» коровы или кобылицы с целью получения молока при подсосном способе доения. Остановимся на этом несколько подробнее, тем более что чучело из шкуры погибшего детеныша не являлось единственным способом восстановления у коровы или кобылицы отдачи молока при доении. Иногда для этого использовали теленка или жеребенка от другой матери. Однако, судя но литературным данным и нашим нолевым материалам, более распространенным приемом замены погибшего детеныша было все-таки чучело из его шкуры, снятой «чулком». При этом у разных народов такое чучело имело некоторые различия. Например, шкуру еще в сыром виде набивали травой, соломой, сеном. Одни чучела делались без ног, к другим приделывали деревянные ножки (у каракалпаков ¹⁵ и улаганских теленги-тов). У хакасов и казахов такое чучело, состоящее только из туловища (без ног), называли «тлуп» или «тулуп». В то же время у родоплеменной группы, входящей в состав современных хакасов и именовавшейся бельтирами, заменяли погибшего теленка не чучелом, а его шкурой, набрасываемой на живого теленка. Данный способ бельти-ры называли «пзага тилииче», а теленка — «тель пыза». Если такой прием относился к жеребенку, то он назывался «тель кулун». На Алтае тёлес Окча Шатинов из селения Каракол Онгудайского аймака сообщил нам, что здесь описанная процедура называется «тель» или «телип саар», что означает приучать теленка или жеребенка.

У калмыков приучение чужого теленка к корове-ма-тери делается следующим путем: снятую шкуру погибшего теленка набрасывают на подкидыша и посыпают ее солью, иногда делают из этой же шкуры чучело, смачивают соленым раствором и подносят к корове. Но случается, что корова не принимает подкидыша и не подпускает людей для доения. В таком случае устраивается «тугулавхулгы», в переводе на русский язык — «усыновление», «удочерение», «прнласкание». Корову привязывают к изгороди, спутывают ей ноги, один из мужчин запускает голую руку до локтя во влагалище коровы, затем, вынув, обтирает об шерсть теленка-подкидыша и тут же подводит его к корове, которая обычно обнюхивает и принимает его как своего. Устроители этой процедурѣ* считают, что физиологически корова как бы воспроизводит отел и по запаху признает теленка своим ^1б.

На Алтее чучело из шкуры погибшего теленка с деревянными ножками после прикосновения к вымени коровы прислоняли к изгороди перед пей. По мнению Шатинова, корова «думает», что перед ней живой теленок. Рахмун Рахматулаев из Курган-Тюбинского района сообщил нам, что у таджиков чучело из шкуры теленка называется «чусала». Оказалось, что таджики использовали «чусала» не только для приема коровой чужого теленка (после прикосновения чучела она отдавала молоко), но и для допуска ягненка или козленка к вымени коровы ¹⁷.

Следует отметить еще одну хозяйственную трудность, которую приходилось преодолевать при подсосном доении. По мере взросления телят, жеребят, особенно когда подсосные матери становятся стельными или находятся в состоянии гона, а телята продолжают кормиться, хотя бы частично, из вымени, владельцы таких животных надевают на них намордники. Намордники бывают различных видов и предназначаются для того, чтобы препятствовать доступу теленка или жеребенка к вымени матери. На Алтае, в Туве и Хакасии в качестве намордника используются прямоугольные либо овальные дощечки, подвешиваемые к переносице теленка, которые при попытке сосать вымя закрывают мордочку, но не мешают щипать траву. Алтайские тёлесы намордники такого вида называют «морпак», теленгиты же на Улагане — «морчок», а тувинцы — «калбаннааш» (болтающийся). К колющим намордникам относятся деревянные квадратные, с острыми углами приспособления либо остроконечные развилки, продетые в носовой перегородке. Прикосновение теленка с таким намордником к вымени матери причиняет последней боль, и она отгоняет от себя повзрослевшего детеныша. Своеобразными намордниками являются якутские «томторуки», изготовленные из бересты, сучковатых дощечек. Вот как описан якутский «томторук» из бересты, которым располагает Государственный музей народов СССР (колл. № 1398-17): «Телячий намордник, сшитый пз двух наложенных один на другой лоскутов бересты; край с наружной и внутренней сторон для прочности окаймлен полосками бересты и таловыми обручами и ушит конским волосом». Добавим к описанию, что намордник этот имеет прямое сечение вверху, а нижняя часть — скошенная; удлиненная сторона закрывает мордочку теленка, мешает ему подобраться к сосцам; намордник подвешивается на голову теленка посредством волосяной дужки. Другой намордник (колл. № 1857-35), привезенный из Якутии В. А. Клеменцем, состоит из двух деревянных пластин с заостренными сучками, скрепленных сыромятными ремнями; он надевается на голову жеребенка наподобие узды.

Остановимся еще на одном архаическом, не освещенном в литературе способе получения молока в тех случаях, когда корова или кобылица перестают давать, задерживают молоко даже при наличии детеныша или оставаясь яловыми.

В связи с этим мы снова обращаемся к свидетельству Геродота. Он пишет: «Скифы всех своих рабов ослепляли из-за молока, употребляемого ими в питье. Выдаивание молока производят они следующим образом:    берут костяные трубки, очень похожие на флейты, вкладывают в половые органы кобылиц и ртом дуют в них, тем временем другие доят кобылицу. Делают они это, по их словам, потому, что от вдувания воздуха жилы кобылицы разбухают, и вымя опускается»¹⁸. В описании речь идет, по всей видимости, о яловых кобылицах. Подобный прием известен и современным скотоводам, таким же способом вызывал приток молока в вымя яловых коров тувинец Ламажак Хомушка, о чем будет сказано дальше.

Факты воздействия на животных разными способами, чтобы получить молоко, отмечены уже в литературе XVIII в. Так, известный исследователь и путешественник академик ГІаллас наблюдал их у калмыков и изложил следующим образом: «Калмыки засовывают сзади насильно круглую обрезанную деревянную пробку коровам, которые упрямо отказываются давать молоко»¹⁹.

Г. Миллер, в 1735 г. наблюдая у якутов несколько отличный способ, в своей инструкции для И. Фишера рекомендовал вести наблюдения, «как якуты дуют своим коровам в матку, чтобы они давали больше молока». Политический ссыльный А. П. Курочкин, собиратель якутского этнографического материала, в 1908 г. сфотографировал момент «вдувания» корове. На отпечатке фото он сделал надпись: «Способ добывания наибольшего удоя молока посредством вдувания воздуха ртом во влагалище коровы практикуется по всей области»²⁰.

В 1902 г. II. Н. Попов, преподаватель истории Нюр-бинской средней школы (Якутия), сообщил нам свое личное наблюдение над следующей манипуляцией под названием «купчуур». Во влагалище коровы вкладывают руку или какой-нибудь предмет. Дело в том, что когда у коровы наступает потребность в быке, опа перестает давать молоко. В этом-то случае и делают «купчуур». Какой-нибудь твердый жгут из тряпья или травы смачивают и вкладывают во влагалище коровы, затем вынимают его, корова мочится и вскоре начинает давать молоко. «Купчуур» делают и тогда, когда пропадает теленок и корова перестает без него доиться. Здесь после вложения жгута из мокрой тряпки во влагалище коровы смазывают подставного теленка, ставят его задней частью к корове, она начинает его лизать, принимает за своего и подпускает доить²¹.

Народный художник Якутии С. II. Пестерев сообщил нам: «В детстве я со своей матерью бывал в хотоне, где мать и другие женщины-якутки доили коров (это было в 1930-х гг.). Я видел, как молоко вызывали скрученной тряпкой, вложенной во влагалище коровы; тряпка находилась там не больше получйса, затем ее вынимали. Другой способ с той же целью — вдувание воздуха во влагалище через скотский рог»²².

Нам также пришлось наблюдать этот прием у тувинцев. У них такое вдувание именовалось «инкер уврер». Процедура практикуется до сего времени, по ее стараются не показывать посторонним. Возможно, скрытый характер данной операции считается в порядке вещей не только у тувинцев, но и у других скотоводческих народов, чем и объясняется неточность и отрывочность сведений об этом весьма древнем методе получения молока.

Сначала от тувинцев об «инек уврер» автором были получены совершенно лаконичные сведения (в 1955 г.) в местности Tepe-холь. Лишь спустя четыре года удалось не только наблюдать «инек уврер», но и сделать некоторые фотоспимки в селении Тээли. Процедуру вели двое мужчин. Они были так поглощены своим делом, что не заметили, как посторонний человек Цодошел и остановился неподалеку с фотоаппаратом. Корова стояла у изгороди со связанными задними ногами. Около нее находился теленок, которого хозяин держал на поводке. Второй пожилой мужчина поглаживал пахи коровы и протяжно-монотонно произносил: «Кр-о-о-о-оо, кр-о-о-о-

оо...». Хозяин подводил теленка к вымени коровы, но та недружелюбно его встречала. Затем у мужчины в руке появилась костяная трубочка. Он всунул ее корове во влагалище и стал дуть. После каждого вдувания к сосцам коровы подводился теленок па поводке. Закончив наблюдение и сделав фотокадры, автор незаметно удалился, узнав позднее, что человека, выполняющего описанную операцию, называют «инек уврер».

В 19G7 г. автор снова оказался в Тээли, а затем в поселке Дружба, где встретился с «ииек уврер кижи», узнал его имя — Ламажак Хомушка и показал сделанные фотоснимки. Хомушку фотографии крайне удивили, по больше всего его поразил факт наблюдения за занятием, которое обычно скрывают. В начале нашей беседы он был весьма сдержан, не на все вопросы отвечал. Но благодаря присутствующему на пашей встрече главному врачу Бай-Тайгинской районной больницы Ш. О. Оржаку, знавшему Хомушку как специалиста по «лечению» коров, тот рассказал следующее:

Его дед и отец были знатоками «инек алзыр»²³, от них и усвоил он этот прием. Хомушка утверждал, что «инек уврер» делали только мужчины, но теперь допускаются и женщины пожилого возраста. Молодым женщинам делать нельзя, пояснил наш информатор, иначе роды у них будут тяжелыми. Он извлек из маленькой шкатулки тру-бочку— «мургу», по его словам, изготовленную из берцовой кости барана, употребляемую для операции «уврер». От Хомушки мы узнали, что «мургу» также делают из дерева (тальника, бузины), коровьего рога и т. д., длина ее должна быть около 10 см.

Мы спросили Хомутку: «можно ли обойтись без «уврер»— вдувания?» «Нет,— ответил он.— Иначе молоко пропадет, а без молока и скота как жить?» Здесь Хомутка имел в виду подсосное доение в условиях отгонного скотоводства, когда в суровых зимних условиях, в открытых загсЦіах на материнском молоке выращивался здоровый молодняк. Особенно нежелательным для хозяйства были случаи, когда корова оставалась яловой — «кызыр инек». По свидетельству Хомушки, он однажды посредством «инек уврер» заставил 20 яловых коров давать молоко в колхозе «Дружба». И утверждал при этом, что жирность молока была высокой.

Причину восстановления молока у яловых коров Хомутка объяснил следующим образом: «При «инек уврер» корова «думает», что она в состоянии растела, что будет у нее теленок и надо его кормить...».

«Уврер» делают также той корове, у которой долго сохраняется послед («сопгузы») после отела.

Хомутка, подарив нам «мугур», сделанный из берцовой кости барана («хой сыгырчак»), сказал, что им пользовался его отец, а вот его дочь не пожелала этим делом заниматься и внучки едва ли будут интересоваться...

Рассмотренный нами материал и характеристика подсосного способа доения коров и кобылиц с целью не только обеспечить доение, но и вырастить молодняк в суровых условиях круглогодового пастбищного табунного скотоводства подтверждают древность этого способа. Его рекомендует животповодам Хакасии, Калмыкии, Якутии, Тувы и современная ветеринария.

Так древний народный опыт кочевников-скотоводов получил признание в современном животноводстве, конечно, в более усовершенствованном виде.