Рождение поколений в жизни хакасского народа -  Колыбель

Колыбель в хакасском языке носит следующие названия: «пизик» (от глагола «пизи» качаться), «пубай» (от слова «пууй-баай», т. е. баю-бай) и диалектное «урай» (т. е. там, где находится младенец). Делали ее только после рождения ребенка и обязательно на новолуние. Согласно обычаю, колыбель изготовлял дядя по матери или дедушка по матери. Иногда заказывали мастеру. Мастеру за работу в качестве подарка давали ягненка. За колыбелью приходили к нему домой с вином, дарили что-нибудь из одежды, а его жене платок. Человек, смастеривший колыбель, давал свои старые штаны, из которых для малыша делали пеленки. Если им был дядя по матери «тайы», то считали, что ребенка ждет благополучие. Такой человек должен был обладать определенными качествами (иметь много детей, причем его дети, внуки и он сам должны быть здоровыми). По возрасту он должен быть пожилым, но при этом не выглядеть дряхлым и немощным.

 

Материалом для колыбели служила береза. Предпочтительно выбиралась такая, которая подверглась удару молнии (т. е. освященная богом). Если колыбель изготовить из дерева, стоявшего на берегу реки, то ребенок станет капризным, как бурливый поток воды. Деревья у тюрков Саяно-Алтайского нагорья имели определенную классификацию. Они делились на «легкие» (тополь, береза, кедр) и «тяжелые» (лиственница), на светлые (береза) и темные (сосна, ель, кедр). Для изготовления детской кроватки предпочтительнее были деревья из первого ряда классификации - легкие и светлые.

 

Хакасская колыбель состояла из остова, мочеприемника, нижних полозьев для установки ее на полу, вильчатых бортов, крепившихся к дуге над головной частью. Она была хорошо приспособлена к полукочевому образу жизни скотоводов.

 

С двух боков остова в качестве бортов прикрепляли вильчатые перильца (чага), служившие защитой ребенка при наклоне колыбели. К перильцам «чага» прикрепляли кости голени журавля (турна чодазы), дикого гуся (хас чодазы) или дикой козы (киик чодазы) в качестве защитного оберега. Сквозь них укрепляют ремешки, необходимые для пеленания ребенка.

 

В верхней стороне основы, над изголовьем, укреплялась высокая, сделанная из караганника или тальника дуга, называемая по-хакасски «сангмы-рах», «хараачы» или «хангаахай». Все указанные названия происходят из тюрко-монгольских слов, обозначающих круг, колесо. Дуга «сангмырах», зафиксированная с двух боков вильчатыми перильцами, способствовала защите головы ребенка в случаях, если колыбель переворачивалась.

 

В нижней стороне основы при помощи ремней прикреплялась высокая дощечка «тепкис», служившая опорой для ног. Все сооружение устанавливается на двух поперечных изогнутых полозьях (по-хакасски «частых» или «абытхыс»), расположенных с двух концов и дающих возможность качать колыбель как кресло. Верхний полоз у изголовья несколько выше нижнего, благодаря чему имеется наклон к ногам.

 

На дно колыбели под ногами младенца устанавливался мочеприемник. У качинцев он назывался «чайолдырых» и представлял собой плоский деревянный желоб для стока мочи, а у сагайцев подкладывался берестяной урыльник, именовавшийся «чайаалдырых» или «тубеелдирик». Первое название происходит от основы «чайаа», восходящей к древнетюркскому обозначению ягодиц, т. е. подгузник. Второе слово рождено от основы «тубек»- половые органы и по сути тождественно первому. Существовавшие разные конструкции мочеприемника позволяют выделить сагайский и качинский типы колыбелей.

 

Остов сагайской колыбели - «пубай типсизи» делался из деревянного продольного корытца. Мочеприемник «тубеелдирик» состоял из урыльника, изготовленного из обработанной бересты, сшитого в виде квадратного коробка под названием «теербис». Внутренность «теербиса» заполнялась сухой ячменной шелухой, мякиной, высушенным овечьим кизяком или трухой муравейника. Насыпанное содержимое именовалось общим словом «хоох». Оно обладало гигроскопическими свойствами, способствовало впитыванию жидкости, не оставляло сырости.

 

Поверх сухой шелухи «хоох» стелили подстилку в виде войлочка из плетеных волос конской гривы, которая и носила название «тубеелдирик», «чайаалдырых» или «пала тюги» - букв, детская шерсть. Подстилка из конского волоса легко пропускала мочу и защищала ягодицы ребенка от опрелостей. Когда ребенок мочился, то вся жидкость стекала под плетеный волос и собиралась на дне «теербиса», поэтому ребенок всегда был сухим. Как правило, для одной колыбели держали по два мочеприемника «тубеелдирик». Их меняли по мере необходимости. Заменялась использованная шелуха «хоох», высушивался урыльник «теербис». Аналогичный мочеприемник бытовал в колыбелях тувинцев.

 

Остов качинской колыбели делался из двух продольных брусков, скрепленных между собой тремя-четырьмя поперечными дощечками.

 

Деревянный желоб «чайолдырыха» имел вид лопаты, сужающейся книзу. Узкий ее конец вставлялся в проем дугообразной опоры для ног (тепкис) и выходил наружу. На желобок «чайолдырых» надставляли поперечные дощечки для кожаных подушечек «олбычах». Под спинку ребенка клали подушечку, набитую травой, а поверх нее - вторую, из птичьего пуха. Под коленями ребенка с двух сторон колыбели устанавливали две подушечки вытянутой формы, набитые травой. Пятая подушечка располагалась в ногах. На колыбель сначала клали поношенные мужские штаны, верхняя часть которых находилась в изголовье, а две штанины — в ногах.

 

Между ног ребенка вставлялась кривая невысокая деревянная втулка «сумек». Нижней стороной она укреплялась на желобке для стока мочи «чайолдырых» и выходила наружу колыбели, а другим концом поднималась вверх между нижними конечностями ребенка. Младенец обычно обнимал «сумек» ногами и часто лежал в таком положении. Из-за этого у детей происходила деформация ног. Чтобы не брызгала моча у мальчиков, сверху устанавливали берестяной кружок (хоох тозы).

 

Ребенка в колыбели перевязывали несколькими ремешками. Средний ремень, обтягивающий грудь, носил название «кирсе паг». На перильцах колыбели укреплялись три пары ремешков для конечностей ребенка: «холпаг» — ремешок для связывания рук, «путпаг» — ремешок с бронзовым колечком для связывания коленей и «азах паг» - ремешок для привязывания ног, находящийся напротив нижней дощечки «тепкис».

 

От дуги изголовья «санмырах» до деревянной опоры для ног «тепкис» натягивали ремень под названием «кирис паг» - букв, тетива лука или «харлых паг» - букв, тетива самострела (по-алтайски «кириш», по-тувински «кырыктааш баа»). В раздвоенной его части, над головой, привязывали три астрагала и три раковины-каури. Согласно поверьям, они охраняли душу ребенка и служили амулетом. На дугу изголовья и на натянутый ремень набрасывали полог обычно из легкой коричневой материи, который защищал ребенка от солнца и мух. Ремень «кирис-паг» служил для своеобразного отсчета выросших в колыбели детей. После рождения каждого ребенка к дуге привязывали по астрагалу, для девочки - с левой голени, для мальчика - с правой. [Соломатина, 1993, с. 120.]

 

На новолуние, спустя примерно сорок дней после рождения ребенка, устраивали «пизик той» или «пубай той» - праздник укладывания ребенка в колыбель. На празднество собирались близкие родственники и соседи, которые преподносили подарки.

 

Изготовленную колыбель отец приносил в свою юрту и ставил на почетном месте (тёр). Ее сразу закрывали пологом, так как не разрешали без ребенка держать открытой. Кроме того, запрещалось качать пустую колыбель. Обычно считалось, что в пустой колыбели качаются злые духи. В связи с этим существовало поверье, что младенец, которому принадлежит колыбель, может заболеть или станет капризным и шумливым.

 

Колыбель окуривали богородской травой и обмахивали от злых сил мужскими штанами. Затем ее обмазывали костным мозгом, маслом и сметанной кашей, чтобы богиня Умай была сыта в этой колыбели. Подводили собаку и давали ей слизать сметанную кашу, намазанную на желобок для стока мочи (чайолдырых) под названием «пала чычагы» — испражнения ребенка. Собака должна была выполнять охранную функцию по отношению к ребенку.

 

Прежде чем укладывать в колыбель малыша, совершали следующий обряд. Если новорожденный был мальчиком, то в пеленки заворачивали нож в ножнах, огниво с опояской и березовое полено для скобления крошек в табак, а если девочка - ножницы, наперсток с иглой и огниво с опояской. Повитуха или бабушка укладывала завернутые вещи в колыбель, которую три раза качала и баюкала: «Пууй-баай, не будь плаксой!». На третий раз она раскачивала ее так, что все вываливалось на землю. В этот момент повитуха восклицала: «Дело правое или неправое, удача или неудача?». Все присутствующие кричали: «Правое, правое! Удача, удача!». Так делали до трех раз.

 

Аналогичные обряды существовали и у других тюркских народов. Например, у кыргызов Тянь-Шаня во время праздника «бешик той» (праздник колыбели) повивальная бабка брала топорик и два альчика (с правой и левой ноги), укладывала все это в колыбель и, качая ее, спрашивала: «Левое или правое?». Кто-нибудь из женщин отвечал: «Правое», - т. е. удача. Саянские тюрки магический возглас «правое- неправое» произносят в ответственные моменты загадывания семейной жизни. Так делали при переплетении волос на «сас тойы», во время похорон и т. д.

 

Затем в колыбель укладывали щенка и раскачивали так, чтобы на третий наклон он выпал. Собака, по представлениям саянских тюрков, должна отпугивать нечисть. После этой процедуры колыбель считалась обжитой. В данном случае остерегались новорожденного опускать в новую, не обжитую люльку, ибо только в гроб сразу укладывали умерших людей.

 

Интересно отметить, что у тувинцев колыбель может употребляться в метафорическом значении гроба. Например, говорят: «Изготовлена ли колыбель для захоронения?». В алтайском языке словом «межик» {букв. колыбель) обозначают гроб, а «кабай» употребляется в значении колыбели. [Чочкина, 2001, с. 196.] У саянских тюрков образ гроба представлялся как первое, так и последнее пристанище человека. Нечистота «жилища», в котором человек встречает рождение и смерть, требует ритуального очищения.

 

После указанного обряда в колыбель торжественно укладывали ребенка и благословляли: «Пусть будет крепким изголовье колыбели, пусть будет много сестер! Пусть будет крепким колыбельный ремень, пусть будет много братьев!». При укладывании в нее младенца его окуривали богородской травой или можжевельником, приговаривая заклинания «ызырых-ызырых». Таким же образом, окуривая горящей головней колыбель и говоря «сырык-сырык», поступали кыргызы Тянь-Шаня. [КРС, 2001, с. 683.]

 

В качестве оберега «аргыс» (букв, спутник) на дно люльки клали нож для мальчика и ножницы для девочки. В противном случае злые силы, шаманы могли украсть душу «хут» ребенка, а горные хозяева заменить его на свое чадо.

 

В качестве амулетов на дугу «санмырах» колыбели привязывали коготь медведя, высушенную шкуру крота или лучок со стрелой, украшенный белыми и синими шелковыми нитями. В люльку клали щепки от разбитого грозой дерева. Злым силам они кажутся полыхающим пламенем. Перед сном вокруг ребенка обносили веник из колючего кустарника и прислоняли его к колыбели. Веник по своей силе приравнивался к шаману. Когда ребенок спал, то на колыбель набрасывали пояс с серебряным огнивом, которое привязывали за шнур к дуге. В каждое новолуние колыбель окуривали богородской травой и произносили три раза заклинание «хурай».

 

Если укладывали ребенка спать при старом месяце, то обращались к богине Умай: «Моя святая мать с кудрявой головой! Не давай (злым силам) протягивать холодные руки, не давай наступать холодными ногами. Прогоняй сквозь землю, прогоняй с громом по небу!». При перекочевках колыбель укрепляли на седле. Если переправлялись через речку, то ребенка брали на руки, а в люльку клали чурку «торыспах».

 

Малыш колыбельного возраста носил название у хакасов «палтыр пи-зик пала», у тувинцев «балдыр бээжик», а у кыргызов Тянь-Шаня «бал-тыр бешик бала» - букв, ребенок «голеностопной» колыбели. Считалось, что он будет здесь находиться до тех пор, пока не окрепнут ноги (букв, не затвердеют икры ног «палтыр»). Среди хакасов существовало выражение: «Пока качается колыбель “палтыр пизик”, слаще ребенка ничего нет, но когда затвердеет его голень, то горше ребенка ничего нет».

 

Колыбель ребенку служила два-три года. Ее нельзя было ломать и выбрасывать. Следующие дети также росли в ней. Однако, если ребенок умирал в грудном возрасте, то его колыбель считалась нечистой («хара пизик» - букв, черная люлька). Ее обычно относили в горы и бросали в пещерах со всеми принадлежностями.

 

В холодное время года младенцев укутывали в овчинные комбинезоны «чоргек», сшитые в виде конверта. Меховые своеобразные пеленки защищали ребенка от сырости и холода. В нижней части «чоргека» имелось отверстие для выделений. Комбинезон «чоргек» делался с капюшоном, по краю которого нашивались перламутровые пуговички, раковины-каури.

 

Если в семье не выживали дети, то меховой конверт «чоргек» делали из собачьей шкуры.

 

Детские пеленки и распашонки изготовлялись из ношеного платья, дабы предохранить младенцев от действия нечистой силы. Пеленки до трех месяцев на улицу не вывешивали и сушили только в юрте - считалось, что если к ним прикоснется какая-нибудь нечисть, то ребенок может заболеть. До сих пор на ночь не оставляют детские вещи развешанными на улице.

 

Распашонка (холтырбас) шилась из кусков материи от старого мужского платья. Материю перегибали пополам, делали цельнокроенный небольшой рукав, а сверху вырезали отверстие для головы. На груди пришивали два шнурка для завязывания. Холтырбас представляет первую одежду ребенка. А до тех пор, пока малыш не окрепнет, т. е. до по-лутора-двух месяцев, его заворачивали только в пеленки.

 

Частыми стежками прошивали бока и отрезанную часть выреза, которая прикреплялась сзади на спине (если стежки редкие, то у ребенка, якобы, вырастут редкие зубы). Для того, чтобы душа легче притягивалась к младенцу, рукава под мышками не прошивались.

 

Перед тем, как надеть первую распашонку на малыша, повитуха накидывала ее сначала три раза на щенка или на березовое полено «хырджан-гас» для приготовления стружек, которые смешивали с крепким табаком. После этого приглашенная повитуха надевала «холтырбас» на ребенка и благословляла: «Будь таким же крепким и выносливым, как собака!».

 

Дети кормились грудным молоком долго, часто до следующих родов. Когда кормящей матери не хватало молока, то делали соску «умджу» из конских кишок. Кишку надували, чтобы она стала тонкой, высушивали над дымом очага. Продымленная соска не дает прокиснуть молоку. Кормили коровьим молоком.

 

По достижении шести месяцев ребенка начинали приучать к мясу. Из отваренного курдюка для младенцев делали своеобразную соску под названием «соргыс». Для этого от курдюка отрезали кусок сала величиной с палец, а поперек его в нижней части просовывали палочку в качестве ограничителя. Ребенок с удовольствием сосал курдючное сало.

 

В некоторых случаях соску «соргыс» ребенку предлагали сразу после рождения, чтобы у малыша «сердце не было постным».

 

Кроме того, на ночь, чтобы ребенок не плакал, делали пустышку «ху-руг соргыс» из высушенного соска вымени коровы.

 

 

Источник: текст Бутаев В.Я. - Будни и Праздники тюрков Хонгорая