Хозяйство, торговля, культура, верования - ХАКАСИЯ В XVII —НАЧАЛЕ XVIII в.

Наиболее продуктивным видом хозяйственной деятельности населения Хакасии в XVII в. являлось скотоводство. Русских людей, бывавших в этих местах в зимнее время, всегда пора­жало то, что «у киргизов на старых их кочевьях снеги мелки», «в Киргизской земле снега нет, степи голые». Характерно, что даже в эпосе хакасов нет никаких сцен, связанных с кочевой жизнью.

Малоснежные зимы в степях Хакасии способствовали преж­де всего развитию отгонного скотоводства. Князья и другие бо­гатые люди скота держали помногу. Русские казаки в своих «доездах», а также послы, приезжавшие в эти края, в «статей­ных списках» постоянно указывали, что у кыргызских князей «лошадей и коров много и овец много». Скот круглый год ста­рались содержать на подножном корму. Однако с древности ха­касы занимались и сенокошением. Так, однажды хакасы, вре­менно обитавшие под Красноярском, решили вернуться на ста­рые земли по Абакану. Свой отъезд они объясняли тем, что «с подгородными качинскими, и аринскими, и ястынскими ясаш- ными татары вместе кочевать стало тесно и к зиме сен ставить на лошади и на рогатый скот негде». Археологические находки и народный календарь, отражавший жизненно важные произ­водственные процессы в хакасском обществе, убеждают нас в том, что сенокошение у них было развито издревле. Как пока­зано выше, в раннем железном веке и в течение всего средне­вековья хакасы применяли для сенокошения серпы и косы-гор­буши. В народном календаре август у сагайцев и качинцев на­зывается «от айы» — месяц уборки сена. В языке хакасов име­ются слова, обозначающие сенокосный инвентарь: коса — сап- хы; вилы — сызыро, азырагас; грабли — тырбос; скирда сена — улам, чазырган-отава. Наличие в хакасском языке подобной терминологии, несомненно, свидетельствует, что сенокошение у хакасов, как мы говорили, существовало издревле.

Скотоводством занимались все хакасы, а особенно те, ко­торые жили в степных районах. Разводили хакасы лошадей, крупный рогатый скот, овец и коз. Князья в своем хозяйстве практиковали табунное коневодство и разведение верблюдов.

Во время похода «на киргиз» в 1641 г. Яков Тухачевский в улусах князей Ишея и Иченея сразу отбил 150 голов вер­блюдов. Этнические группы хакасов, обитавшие в горной тайге, издревле разводили стада северных оленей и ездили на них ьерхом (табан-бельтиры, саяны, часть моторцев). Об олене­водстве бельтиров оставили сведения русские послы Василий Тюменец и Иван Петров, ездившие в 1616 г. к Алтын-хану через «Табынскую» землю в Саянских горах. Послы сообщили, что у них «коров и овец нет, только одни лошади да олени», а в со­седней Саянской земле «ездят на оленях и на конях».

Г. Михайлов, проехавший через землю хакасов-степняков, так характеризовал их быт: «Киргизская де землица кочевная, живут в избах полстяных, а ходят в шубах и зипунах, а ядят рыбу и зверь бьют, а бой у них лучной. Лошадей, и коров, и овец много»²³.

Русские в начале XVII столетия, мало знавшие хакасов, не сразу увидели у них земледелие. Послы Василий Тюменец гг Иван Петров в 1616 г. сообщали: «Хлеб не сеют, и не родится)-. Но здесь же сказали, что когда «киргизские князьки... по своей вере жертвовали... [то] с клятвою хлеб ели».

Действительно, хакасские князья сами земледелием не за­нимались, а именно с ними были установлены первые контакты русских в начале XVII в.

Когда же русские служилые люди стали ближе знакомиться с жизнью народа, выяснилось, что хакасы умеют пахать и се­ять. В 1620 г., через четыре года после посольства Тюменца и Петрова, русские уже говорили «о киргизских пашнях» на Чулыме. Оказалось, что не только кыргызы, но и их кыштымы (кызыльцы, северные качинцы, сагайцы, шорцы, а также ку- мандинцы) —все в какой-то мере занимались земледелием. На­пример, в 1641 г. Яков Тухачевский после похода в «Киргизы» говорил, что кызыльцы «пашнишка невелики наперед сего па- хивали, сеяли кырлык» (т. е. гречиху.— Л. К.). О сагайцах в документах читаем: «Сагайские люди живут летом на пашнях на верх Томы-реки». О шорцах в 1622 г. сообщается подробно: «Живут они в горах, а на горах растет всякой лес, и тот лес расчищают, пашут пашни, сеют пшеницу, ячмень, конопли». За­нимались земледелием и бельтиры. В августе 1675 г., «в кото­рую пору жали ячмень», черные калмыки пришли с Катуни за ясаком к керсагалам. В заморозки в 11 лодках проплыли в Кумандинскую волость телеуты Бачинова улуса. А когда они плыли назад, то «те лодки у них (были) насыпаны полны ячме­ни, и им де, ясачным людям, Кумандинские волости утеснение большое учинили, что ячмень поотнимали без остатку»²⁴.

С красноярскими качинцами русские познакомились ближе всего благодаря строительству в 1628 г. в их земле Краснояр­ского острога. Оказалось, что у качинцев издревле существовал земледельческо-скотоводческий полуоседлый тип хозяйства, а также были «городки», т. е. крепости. По ясачной книге Ени­сейска за 1621 —1623 гг., в Тюлькиной земле значились «коче- вные и пашенные» ясачные, «пашенные татары князца Базра- ка» — Базраков улус. У них жители Енисейского острога при­обретали лошадей и зерно «для государевы пашни». В 1625 г. енисейцы докладывали в Москву: «И в той де Качинской зем­лице люди кочевные (т. е. скотоводы.— Л. К.) летом пашню па­шут, сеют ячмень да курлык (гречиху.— Л. К.), а зимою кочуют в крепких местах, и сберегаючись от колмацких людей и от братских (т. е. от бурят.— Л. К.) и от иных землиц». В 1628 г. в документах о строительстве Красноярского острога сообщает­ся: «Около де Красноярского острогу пашенные земли, а в Ка­чинской землице пашут и родитца ячмень и курлук и сенных покосов много». В том же году еще раз упоминаются «пашни качинцев», на которых прятались от русских аринцы. Доку­менты 1629 г. рассказывают, что когда в Красноярске произо­шел голод, то горожане «покупали у татар сарану и курлык до­рогою ценою, и последнее свое платьишка на курлыке и саране проели». А тяжелой весной 1630 г. красноярцы «для тое бесхле­бицы покупали у татар пашенные лошаденка, сложась человек десять и двадцать, а семян яровых покупали у них же, татар, ячмени пуд по рублю и дороже и сеяли яровой хлеб».

В середине XVII в. ясашные качинцы жаловались русскому царю: «Да у нас же, государь, божиею волею, почал поедать сеяной наш хлеб, курлыки и ячмени нахожий гад. Кобылка (са­ранча.— Л. К.) почала родиться из земли ежегод и на всходе выедает хлеб из корени». Соседи качинцев, аринцы, также сея­ли хлеб: ярицу и ячмень²⁵.

В XVII в. среди хакасов были люди, которые специально занимались земледелием. Это хакасы-хлебопашцы. Они жили оседло. В 1622 г. в ясачной книге Енисейска говорилось, что ка­заки «принесли из Тюлькиной земли государева ясаку с кочев- ных и с пашенных с князца Татуша, Набытая и Базрака с то­варищи 100 соболей». В этом документе вполне определенно сказано, что были «кочевые» и «пашенные» люди, т. е. одни ве­ли полукочевой образ жизни скотоводов, а другие — оседлый, занимались хлебопашеством. Последних русские называли еще «сидячими и пешими». Например, к 1639 г. Василий Старков, выбиравший место для строительства острога в устье р. Абакан, докладывал: «Ныне тех кыштымов, которые на том месте жи­вут опрично иных, больше 500 человек, а люди пешие и сидя­чие». Старков также сообщал, что на Белом Июсе он покупал у кыштымов крупу.

Хакасы-земледельцы находились в зависимом положении и от монгольских феодалов. Об этом мы также узнаем от Васи­лия Старкова: «А выше де того Абакану, вверх по Енисею-реке, на Алтына ево кыштымы человек с шестьдесят и хлеб пашут». Монголы и сами признавали, что хакасы для них сеют хлеб. Монгольский посол Эзан в 1666 г. в Москве просил «в Кирги­зах» для Алтын-хана «поставить город и пашню пахать». Обос­новывал эту просьбу он так: «А наперед сего, при отце его Лоджанове, в Киргизах пашня пахивано». Более того, Алтын- хан хакасов-хлебопашцев уводил к себе в Монголию и там заставлял выращивать хлеб. Эзан рассказывал в Сибирском приказе, что у Лоджана в улусах было 100 человек пленных «киргизов», которые занимаются хлебопашеством²⁶.

Существование у хакасов хлебопашества еще до прихода русских подтверждается наличием своей земледельческой тер­минологии и названиями месяцев народного календаря. По-ха- касски плуг —салда; серп — оргах; пашня — хыра, тарлаг; всходы — хулгалар; семена — урен; сноп — поом; пшеница — пугдай; овес — сулу; ячмень — кбче, просо — таран, залежь — колей. Хакасский народный календарь показывает, что сентябрь назывался у сагайцев «хыра кисчец ай» или «уртун алчац ай» — месяц сбора жатвы, а у качинцев — «no3ir айы» — месяц урожая.

Будучи земледельцами, хакасы в XVII в. умели приготов­лять из зерна крупы и муку. Русские послы не раз сообщали, что они покупали у хакасов «крупы и кырлышную (т. е. греч­невую) муку».

Хлеб и зерновые культуры выращивали кыштымы. В уроч­ный час приезжали князья и забирали у них хлеб. Больше всех таким притеснениям подвергались сагайцы, жившие в верховьях Томи, и шорцы. В 40-е годы XVII в. ясачные люди Барсоякова улуса жаловались, что «те воры киргизы, приехав к ним в во­лость, учали у них на себя прошать алману, и ячмень грабить, и отымать себе сильно». В 1674 г. воевода г. Кузнецка докла­дывал, что «князец» Серезин, придя со своими людьми на Кон­дому н Мрассу, «ясашных людей пограбили, и что было у них приготовлено ячменя, и тот ячмень они, киргизские люди, взяли весь без остатку».

Приведенные выше факты свидетельствуют, что, несмотря на значительный регресс, являвшийся следствием монгольских завоеваний и набегов, продолжавшихся в течение 400 лет (с XIII по XVII в.), хакасы сохранили до XVII в. ослабленное, но многоотраслевое земледельческо-скотоводческое хозяйство, имевшее большую экономическую силу еще в период древнеха­касского государства VI—XIII в.

Важное место занимала у хакасов охота. Князья, будучи в основном скотоводами, увлекались только облавной верховой охотой (ездили «зверовать»), которая не являлась, в сущно­сти, пушным промыслом. Они сами неоднократно заявляли рус­ским властям, что «за собольми и за бобрами зверовать не умеют, и не природа им». В 1627 г. Дмитрию Черкасову — рус­скому послу, ездившему «в Киргизы», «князцы» говорили: «Жи­вем в степи, а по лесу на лешнях не зверуем и соболей не до­бываем». Через два года после посольства Черкасова князья Ишей, Табун, Иштенек и улусные люди казакам, пришедшим к ним за ясаком, сказали: «Ясаку взять негде, сами де соболей не ловим, а емлем де за долг соболи у кыштымов». Охотой за­нимались кыштымы князей и рядовые хакасы, жившие в таеж­ных районах, и прежде всего оленеводы. Если у кыргызов «и ле­жат в лабазах и в каменьях упрятаны шубы собольи, горно- сталь, бобровые, волчьи, рысьи и макуилиновые», то это добы­ча их кыштымов. Сами они «люди служилые (военные.— Л. /(.), на лыжах ходить и зверя добывать не умеют». «Соболишка у киргизских татар в их земле,— по отзыву русских,— плохие, против денежной цены по гривне и по 5 копеек». Кыштымы, ко­торые ходили «в киргизские урочища по речкам и на звериные промысла», охотились и посредством «поставных луков», «ко­торые... ставят на зверей».

Рыбная ловля также являлась подсобным промыслом («едят рыбу и зверя бьют»). Например, для определения времени «кыргызы» пользовались наблюдениями, заимствованными из практики рыболовства: «С Енисея-реки на Июс-реку конем ехать столь далеко, как на Енисее или на Июсе уловят рыбу, и с реки да на реку едучи, та рыба не уснет в то время».

В ясак русские власти в XVII в. принимали далеко не все виды пушнины, которую добывали охотники из числа корен­ного населения Южной Сибири. Брали только соболя, лисицу, бобра, белку и горностая. Пушнина считалась большим богат­ством и шла на продажу и на ценные подарки. Оценивая пуш­ной промысел на юге Красноярского края в XVII в., историки приходят к заключению, что «еще до прихода русских естест­венные запасы соболей в этом районе издревле развитого со­болиного промысла были значительно подорваны». Тем не ме­нее в этом районе запасы соболей «на XVII в. можно опреде­лить не менее чем в 25—30 тысяч голов». Южносибирский ясак стал особенно ценным в середине XVII в., когда произошло ис­тощение соболиных запасов в Западной Сибири. В 1650 г. был запрещен русский соболиный промысел в Кетском уезде, в 1656 г.— в долине Ангары. Взоры русского правительства обратились на юг, на «Киргизскую землицу», где еще можно было добывать пушнину.

Хозяйство хакасов было натуральным, и ремесленное произ­водство имело домашний характер. Выделывали разного рода войлоки, кожи, шкурки, изготовляли всевозможную одежду — шубы, малахаи, зипуны, шили сапоги, обрабатывали кость и дерево. Богатые хакасы жили в войлочных, а бедные — в убо­гих берестяных полусферических юртах. Князья чаще обитали в юртах из белой кошмы. Для приезжих русских послов стави­лись специальные посольские юрты из белого войлока. Рус­ских людей поражали хакасские шубы, сшитые из дорогих ме­хов и отделанные яркими и красивыми китайскими и персид­скими сукнами. В документе 1649 г. сообщается, что у абакан­ских хакасов были шубы волчьи, лисьи, собольи и из мерлушки. Широко известны хакасские меховые малахаи. Их носили преж­де всего богатые — князья и именитые люди. В одном доку­менте 1680 г. говорится, что князь Иренек при встрече с рус­скими послами «слез с коня, снял малахай».

Ремеслом занимались главным образом улусные люди и кыштымы. Данные о ремесле в источниках отрывочны. Наибо­лее четко говорится о старинной отрасли — кузнечном деле и о процветании в это время у хакасов самобытного искусства украшения железных изделий серебряной инкрустацией. Когда один из красноярских казаков в 1654 г. нашел возле Сарагаша на Енисее серебряную руду, то сообщалось в Москву, что «в Киргизской, и в Тубинской, и в Алтырской, и в Керельской землях серебряных мастеров, которые из серебра узды делают и по железу набивают добре много». В одном из документов, относящемся к 1682 г., сообщалось о серебряной руде «в Кир­гизской землице, вверх по Енисею, по правой стороне». Подан­ным историков, в XVII в. среди качинцев упоминаются масте­ра-серебряники и мастера по изготовлению седел. Русские вое­воды скупали у хакасов искусно сделанные вещи, такие, как пояс «серебром навожен и золочен», «посеребренное гвоздье», и при отъезде увозили все это с собой в Москву. Нет сомнения, что искусство украшать седла, сбруи, воинские пояса излюб­ленным народным орнаментом, наносимым чеканкой или тех­никой инкрустации, и умение налагать аппликации из серебря­ных пластинок на железную основу, а также золочение горячим способом восходят в своем развитии к раннему средневековью. Безусловно, существовали не только местные рудознатцы, но и ювелиры, работавшие с золотом и серебром.

Известными рудокопами, металлургами и кузнецами в XVII в. были давние кыштымы алтырских князей, которых рус­ские так и называли «кузнецкими людьми». Это шорцы и абин- цы, в земле которых казаки уже в 1618 г. построили на р. Томи Кузнецкий острог (хакас. Аба-тура). В документе 1622 г. сказа­но: «А около Кузнецково острогу на Кондоме и на Мрассе реке стоят горы каменные великие, и в тех горах емлют кузнецкие есачные люди каменье; да то каменье розжигают на дровах и разбивают молотами намелко, а розбив, сеют решетом, а просе- ев, сыплют понемногу в горн, и в том сливаетца железо; и в том железе делают пансыри, бехтерцы, шеломы, копьи, рогатины и сабли и всякое железное, опричь пищалей; и те пансыри и бехтер­цы продают колмацким людем на лошади и на коровы и на овцы, а иные есак дают колмацким людем железом же. А кузнецких людей в Кузнецкой земле тысячи с 3 и все те кузнецкие люди горазды делать всякое кузнецкое дело». Как видим, кроме ал- тырцев и русских «кузнецких людей» старались обложить яса­ком и джунгары, захватившие к тому времени Алтай.

Шорцы-кыштымы славились производством орудий труда: топоров, корнекопалок, котлов и сельскохозяйственного инвен­таря. Большого мастерства достигли они в изготовлении воен­ного снаряжения: сабель, копий, рогатин, наконечников стрел, доспехов и шлемов. Высоко ценились шорские куяки — панци­ри. Даже русские казаки, имевшие вооружение лучшее, чем их противники, всегда стремились приобрести шорские куяки, ко­торые отличались удобством и прочностью. Покупали их за большие деньги.

Воины хакасских князей к концу XVII в. все были одеты в такие доспехи. Шорцы обеспечивали военным снаряжением не только хакасских князей, но, по-видимому, и всю монголь­скую и джунгарскую рать, платя им албан своими изделиями. Так, в 1657 г. монгольский хан приказал, чтоб ясачные люди Кондомских волостей «сделали ему, Лоуджану, 1000 куяков, а на Мрассе б сделали 1000 куяков. А будет де ясашные люди на Кондоме и на Мрассе ему, Лоуджану, 2000 куяков не сде­лают, и он де хочет послать своих людей войною на кондом­ских и на мрасских ясачных и велит воевать, а с женами и с детьми в полон имать».

Кроме того, шорцы изготовляли свои изделия и для про­дажи. Покупали у них воинское снаряжение и вообще всякие предметы из железа и монголы, и джунгары, и хакасы. Напри­мер, в мае 1644 г. один шорец, прибежавший в Кузнецк, сооб­щил, что через их волости «в Киргизскую землю» идут джунга­ры в составе 8 тыс. человек, «а идучи по Кондоме и по Мрассе, у государевых ясачных людей покупают куяки и шеломы, и стрелы, и копья, и всякое железо». Нередко свою продукцию шорцы меняли на скот.

Однако царское правительство запрещало шорцам произ­водить куяки, шлемы, копья, рогатины и другое военное сна­ряжение для продажи. В 1641 г. жители Мрасских и Кондом­ских волостей на такое запрещение ответили, «что им, ясачным людям, куяки и шапки железные и всякую ратную сбрую чер­ным и белым калмыкам продавать и на лошадей менять не­обходимо, так как тем де мы, ясачные люди, и живем». Послан­ные к шорцам казаки сообщали, что «ясачные люди, кондом- ские и мрасские, приготовили на продажу черным и белым калмыкам больше двух тысяч куяков и шапок железных про­тив того же» ²⁷.

Остальные ремесла у хакасов, вероятно, еще не обособи­лись от сельского хозяйства, и значительная часть продукции хакасских ремесел производилась для себя в каждом хозяй­стве. К сожалению, сообщения источников о ремесле коренного населения Южной Сибири очень скудны.

Торговые связи хакасов с другими народами в XVII в. были довольно развитыми. Чужеземные купцы постоянно приезжали в Хакасию, но нередко и сами хакасы отправлялись в чужие страны. Продолжал активно действовать старый торговый путь через Туву и Монголию в Китай. Посредниками-купцами по- прежнему являлись купцы среднеазиатского происхождения, так называемые «бухарцы», а также монголы. Хакасы и сами бы­вали в Китае. Однажды, в 20-е годы XVII в., томский воевода потребовал от князя Кочебея выкуп за сына: камку желтую и барса. Кочебей «посылал для камки и для барса в Китай­ское государство и как ему из Китайского государства камку желтую на золоте да барса привезли». Привозили из Китая и другие предметы роскоши и чай.

После строительства Томского острога начинают устанавли­ваться торговые связи хакасов с русскими. В 1624 г. томские воеводы Афанасий Гагарин и Семен Дивов отправили «в Кир­гизы на подводах торговати своими товары томского казака Ивашку Широкого с товарищи шести человек». В 1646 г. Петр Копылов был у хакасов с посольством и во время переговоров предлагал «князцам»: «В Томской бы город со всякими товара­ми торговать приходили безопасно». Хакасы приняли предложе­ние Копылова. Через три года, в 1649 г., в одном документе го­ворится: «Августа в 12-й день приехали из Киргиз киргизские князцы с торгом под Томской город... и под Томском поторго­вались»²⁸. Сообщается, что в 1639 г. кыргызы в Красноярск и Енисейск «в те остроги с торгом с животиною, с коровами шли». Но самые широкие торговые отношения между хакасами и рус­скими завязываются с основанием Красноярского острога. С этого времени и сами красноярцы за скотом стали ездить на Абакан и Уйбат. Известно, например, что летом 1678 г. крас­ноярский казак Данила Саломатов в улусе у «князца» Шарло «купил себе баранов и овец шестерых, да корову, да бычка и, сделав плот, поплыл в Красноярской». Покупали русские и ха­касские куяки, которые стоили дорого.

В Хакасию русские везли сукна, породистых лошадей, кот­лы, посуду, а случалось, и запрещенные товары: порох, свинец и пищали (ружья). В 1627 г. во время переговоров с Дмитри­ем Черкасовым хакасы отмечали: «Которые де преж сего слу­жилые люди у нас бывали, и пищали нам свои продавали, п за те свои пищали имали у нас зверем: собольми, и бобрами, и иною всякою мягкою рухлядью большою доброю ценою».

В 1653 г. красноярские власти обнаружили, что у качинцев и аринцев появились пищали. Было решено разузнать, откуда они достали эти ружья. На допросах выяснили, что Абий Ко- жераков «купил де ту пищал у красноярского служилого чело­века у Андрюшки Сорокина — дал за нее коня», Секира Сер­ков купил «пищал у томского служилого человека у Юшки Шадрихина — дал за ту пищал корову, да бобра, да соболя», а Алыка ружье приобрел у тобольского сына боярского Ивана Астраханца за «быка да два соболя».

Оружие продавали не только казаки, но и сами воеводы. Красноярские служилые люди в 1698 г. во время бунта жало­вались царю на воеводу Алексея Башковского, что он «посы­лал в Киргизскую немирную орду своего человека Аргамачка с свинцом, порохом, добрыми конями и с разными товарами»²⁹. «А иные калмацкие пищали привозят из калмаков»,— сообщают документы. В результате к концу века хакасские воины выез­жали на бой «с ружьем, с пищалми, и с копьи, и с сайдаки, и с сабли, в пансырях, и куяках и иных воинских доспехах». В октябре 1692 г. в Красноярск прибыли торговые люди Ми­хаил Остафьев, приказчик ярославского купца Семена Лузина Иван Борисов, каргополец Петр Федоров и тобольский житель Андрей Заровня. Они сообщили: «Пришли де они из Киргиз­ской земли в Караульный острог и из Караульного острога в Красноярской с товары своими» .

Активную торговлю в Хакасии вели бухарские купцы. Они имели торговую факторию в Томске и в 1626 г. выезжали с торгом в «кыргызские земли»; в 1627 г. «бухарцев в Киргизы торговати отпускати не велено». Но в Хакасии они жили го­дами, завозили сюда персидские, китайские и среднеазиатские товары. Через русские земли к хакасам приезжали даже гре­ческие купцы — Мурсада и Иван, которые «живали в Киргиз­ской земле за торговыми своими промыслами» продолжитель­ное время.

На внешний рынок хакасы отправляли чаще всего пушнину и скот. Они обменивали их на восточные ткани и пряности. У отдельных князей в сундуках накапливались немалые богат­ства. Не случайно Яков Тухачевский во время похода «на кир­гизов» в 1641 г. в улусе Ишея и Иченея «отобрал» 8 тыс. акше (ахча по-хакасски означает «деньги»).

Более широкому развитию торговли хакасов с другими на­родами в XVII в. часто мешали столкновения монгольских и джунгарских ханов.

Плоды цивилизаций Запада и Востока в XVII в. до хака­сов доходили главным образом через торговые сношения, и воз­действовали они в основном на господствующую верхушку. Фео­далы носил.и русские кафтаны-однорядки, шили национальные костюмы из дорогих суконных, шелковых, парчовых и плюше­вых тканей, привезенных из-за границы, имели дорогую посуду и знали монгольскую грамоту. К 30-м годам XVII в. в быту хакасов было так много русских товаров, что они платили часть албана азиатским ханам русскими изделиями. В 1631 г. ха­кас по имени Еник, приехав в Томск в качестве переводчика монгольских послов, рассказал воеводе, что кыргызские князья монгольским и джунгарским ханам «ясак с себя дают русскими товары: однорядками, и котлами, и тазами медными, и блюда­ми оловянными».

У хакасов в XVII в. еще была своя руноподобная пись­менность, которой пользовались их предки в VII—XIII вв. Правда, есть одно загадочное сообщение от 1701 г. о допол­нении к русско-хакасскому договору, составленному в «Киргиз­ской землице»: «У подлинного договору написано в конце та­тарским письмом; а что написано, того перевесть в Краснояр­ске некому». Ясно, что дополнение к договору было написано не «калмыцким письмом», на котором составлялись документы, понятные красноярским переводчикам, а «татарским письмом». Какой была эта письменность, на которой сделана приписка, остается неясным. В переговорах, предшествовавших за­ключению этого договора, участвовал «езерский судья Ажо». Вероятно, он вел и судопроизводство среди хакасов на этой «татарской» письменности. О ней же говорится в указе Москвы 1644 г. тобольскому воеводе: «И он бы, Контайша, присылал к вам в Тоболеск листы татарским письмом, а колмацким письмом в Табольск листов не присылал для того, что кол- мацкого письма и на Москве перевесть некому». Значит, в то время в Москве имелись толмачи, умевшие читать «татарское письмо» и переводить его на русский. Исключено, что хакасы применяли арабскую письменность, которая тогда была в ходу у тюркоязычных народов Средней Азии и Восточной Европы. На Енисее ее не знали.

Как мы уже говорили, хакасы пользовались и монгольской («калмыцкой») письменностью, которая в ту пору также имела международный характер. Например, князь Иренек письма рус­скому царю писал на монгольском языке. Известны три его письма, адресованные царю. Два из них (от 1678 и 1683 гг.) сохранились в подлиннике, а третье письмо (1682 г.)—в ко­пии. Современные монголисты утверждают, что написаны они недостаточно грамотно и не выдерживают строгих требований в отношении языка и стиля, которые давно были выработаны джунгарами.

Можно полагать, что и сам Иренек владел монгольской письменностью. Он и в Красноярск посылал листы «калмыцким письмом». Второстепенные «князцы», подчинявшиеся Иренеку, тоже пользовались этим письмом. Некоторые подписи тубин- ских князей сделаны монгольскими буквами. Даже среди «улус­ных мужиков» встречались люди, которые «по-мугальски пи­сать и читать умеют».

Что касается князя Иренека, то он имел близкие родствен­ные связи с хунтайджи, часто бывал в Джунгарии и жил там подолгу.

Знатные хакасы предпочитали родниться с джунгарами и монголами. Некоторые князья были женаты на калмычках- джунгарках. Абахай, жена князя Кочебая, была сестрой из­вестного джунгарского хунтайджи Хара-Хулы. В 1642 г. джун­гарский Батур-хунтайджи назвал Исеня, сына князя Бехтеня, своим племянником.

Результатом влияния монголов являлось широкое распро­странение в XVII в. среди хакасов монгольского языка. Можно считать, что для князей монгольский язык стал вторым родным языком. Следует отметить, что под воздействием монголов на протяжении XV—XVII вв. произошли значительные изменения в антропологическом типе хакасов в сторону большей его мон- голизации. К XVIII в., очевидно, сложились уже все современ­ные особенности антропологического вида качинцев, сагайцев, кызыльцев и бельтиров. Стали преобладать черные глаза и во­лосы, у степных качинцев возникли широколицесть и скулас­тость. Но древняя европеондность сагайцев, кызыльцев и бель- тир осталась в форме головы, узколицести, в нередко встречаю­щихся каштановых и светлых волосах и глазах. Воспоминания об европеоидности сохранялись в XVIII в. По сведениям ака­демика И. Фишера, посетившего Хакасию в 1741 г., кызыльцы получили свое название («хызыл» — красный) «из-за рыжих волос, которые будто бы были у их предков; ибо это среди та­тар большая редкость».

Уже в начале XVII в. многие князья хорошо владели и рус­ским языком. Русские воеводы, как и монгольские ханы, по­стоянно использовали хакасских князей в своих посольствах в качестве переводчиков. Переводили послам с русского на мон­гольский и с монгольского на русский князья Кара, Кончебай и «киргишенин Енечко» ³⁰.

Влияние русской народной культуры на хакасов распро­странялось с начала XVII в., и шло оно прежде всего через торговые связи и непосредственное общение. Особенно сильным было русское воздействие на красноярских качинцев, аринцев и плененных «кыргызов», которые крестились и зачислялись на службу к русской администрации.

В целом же культурный уровень хакасского народа в XVII в. был невысоким. Люди жили в темноте и невежестве. Постоян­ные войны и полукочевой быт способствовали сохранению от­сталости коренного населения.

По религиозным верованиям хакасы в XVII в. оставались шаманистами. Из русских документов известно, что в это вре­мя в Хакасию приезжали мусульманские муллы и монгольские ламы. Русские попы Красноярского острога принудительно кре­стили хакасов, попавших в плен, и старались обратить в пра­вославие «подгородных» качинцев и аринцев. Но основная масса коренного населения Хакасско-Минусинской котловины в ту пору воздействию других религий не поддавалась. Наи­большее старание в религиозной пропаганде в Хакасии при­лагали монгольские ламы, которые подолгу жили в «Киргиз­ской землице», строили свои кумирни и субурганы. Ламаист­ками были, очевидно, не только монгольские жены хакасских князей, но, возможно, и часть знати, тесно связанная родст­венными узами со знатью монгольских государств. Может быть, не случайно один из князей начала XVII в. носил имя Номча, что буквально значит «проповедник священного писания», или закона божьего (ном — священное писание).

Но в целом хакасы, как мы уже говорили, оставались ша­манистами. В XVII в. русские люди наблюдали у хакасов не­сколько видов языческих обрядов. Так, у них существовал древ­ний хакасский обряд трупосожжения. Известны факты сожже­ния воинов, убитых в бою. Об этом свидетельствуют два доку­мента. В первом из них рассказывается о том, что «кыргызы, тубинцы, езерцы, алтырцы, моторцы, байкотовцы» во главе с князцем Иренеком в сентябре 1679 г. осаждали Красноярский острог. Потеряв в бою значительную часть своих сил, они пе­ред уходом «побитых своих татар жгли». Во втором докумен­те, относящемся к 1700 г., говорится, что хакасские воины после неудачного боя с казаками «побежали врознь лесами и нуж­ными местами, а побитых своих людей тела, бегучи, жгли в сенных стогах».

Известны были у хакасов в XVII в. и обряды языческих присяг, которые русские называли шертью. Сообщается о трех видах присяг. Первая — эта клятва на убитой собаке. Собаку разрубали саблей, проходили между двумя ее частями и произ­носили клятву. Иногда для подтверждения верности присяге пили собачью кровь. В 1627 г. русский посол Дмитрий Черка­сов сообщал, что князья, съехавшись к Кочебаю в улус, дали шерть: «Убив собаку и выточа кровь, и тое свежую собачью кровь пили».

Клятва на убитой собаке, как отмечает С. В. Бахрушин, является старинным тюркским обрядом, который встречался в XVII в. также и у якутов. Второй вид шерти — это когда с клятвою «хлеб с ножа ели». Данная форма клятвы, утвер­ждает С. В. Бахрушин, напоминает хантскую присягу. Третья форма присяги хакасов — «пить золото и вино». Она была наи­более распространенной и считалась самой верной. Иван Ко- быльский, принимавший в 1642 г. у хакасов присягу, писал, что «шертовали де государю по своей вере самою крепкою шертью — пили золото». Князь Иренек в 1683 г., присягая перед русскими послами Иваном Петровым и Андреев Поспеловым, говорил: «Пью же я великих государей вино и золото». В отче­те об этой клятве послы писали: «И на том договоре Еренак учинил шерть: налил чашку вина и, золото положа, выпил». Аналогичная присяга — «пить золото и вино» — существовала в XVII в. у монголов и угро-финских племен Сибири³¹.

Во время шерти хакасы произносили на своем языке закли­нания, которые русским были непонятны. Поэтому со време­нем русские стали сочинять свои тексты присяг. Смысл воевод­ских текстов присяг заключался в том, чтобы заставить шер- тующих беспрекословно повиноваться русскому государю. По­рой для достижения этой цели придумывались грозные клятвы, чтобы присягающие боялись нарушить свою шерть. В качестве примера можно привести следующую клятву: «За их неправду рыбы и зверя в поле и птицы не добыта, и... с женами, и с детьми, и со всеми своими людьми помереть голодною смертью, и... со всем своим животом, и скотом напрасно погибнуть и чтоб их государьская хлеб и соль по земле не носила, а как по земле поедут и пойдут, их бы земля поглотила, а как по воде поедут, их бы вода потопила». При объявлении войны хакасы посылали стрелы. Такой обычай существовал и у мно­гих сибирских народностей (например, у хантов).

Все обряды являются древними по своему происхождению и свидетельствуют о смешении старинных обычаев тюрков и мон­голов с местными обычаями угро-финских племен, а обряд трупосожжения показывает прямую связь хакасов XVII в. с их предками, появившимися здесь во II—I вв. до н. э.

    Источник: Текст -  История Хакасии с древнейших времен до 1917. Л.Р. Кызласов