ОБРЯДОВАЯ ОДЕЖДА

1.1. Свадебная одежда

Костюмы свахи «худагай» и посаженной матери невесты «пазыртхан идже» были очень нарядными и удивительными по оформлению. Свадебный комплект костюма свахи «худатон» состоял из шубы «идектиг-тон», летнего халата «чайлых», или «тузалых», шапки «тульгу-пёрик», безрукавки «сегедек», нагрудника «пого» и сережек «ызырга».

Сваха поверх шелкового платья надевала длинную до пят, крытую шелком специальную шубу «худатон» или «идектиг-тон». Она шьется с прямой спиной без клиньев в виде мешка и на сгибе колена с боков и сзади собирается при помощи ниток из воловьих жил в сборки, что образует оборку или волан, идущий вокруг всего подола «идек».

Подол на уровне колен, с боков и сзади простегивался девятью, одиннадцатью или тринадцатью рядами ниток «тартхан чибек». В результате вокруг подола получались сборки «тартхан ниме». С двух сторон шубы они заканчивались кисточками из шелковых нитей [Шибаева, с. 82-83].

Перехват, состоящий из сборок, имеет обозначение «тоорым» (букв, подруб), или «тузамах» (букв. путы). Нижняя часть подола, покрытая складками, образовывала подобие юбки «хондырых» (т. е. так же, как и юбочная часть сегедека). Верхняя часть стана шубы «идектиг-тон» над сборками носит название «кёксю».

Ходить в свадебной шубе «идектиг-тон» было неудобно, поскольку шаг сдерживался перехватом подола. Такой шаг, вероятно, имел сакральное значение.

Собрать в сборки и прошить перехват «тоорым» считалось сложной и трудной работой женщин и девушек. Среди хонгорцев существовал обычай давать есть девушкам нёбо скота, чтобы они получали искусство вышивки, наподобие вида этой части головы.

В старинных шубах «идектиг-тон» воротник делался кительным, а в более поздних - отложным. Кительный воротник покрывался черным плисом, поверх которого в два ряда шла вышивка «чеек» желтого, малинового, синего цветов. Отложной воротник шился из меха выдры или бобра, с тыльной стороны обшивался выдровой опушкой «хума», вслед за которой шла шелковая кайма «хааджы».

Шуба застегивается слева направо на пуговицы «марха», пришитые на правом боку. Левая пола от груди до сборок имела правильный четырехугольный выступ «пайыр», или «харчы». Выступ «пайыр» отделывался мехом «хума» и украшался до пояса несколькими дорожками радужной каймы «чеек».

Радужная вышивка выполнялась поверх основы «чабаа», закрепленной клейстером из нескольких слоев материи. На правой поле от воротника шла в три ряда вышивка «чеек», выступающая поверх левой. Рукава повыше локтя и левая пола украшены широкой шелковой вышивкой радужных цветов «чеек». Обшлага обшивались тремя рядами вышивки «чеек». Края рукавов имеют широкую опушку «хума» из меха соболя, выдры, бобра. Опушка «хума» шириной в ладонь пришивается также на полах и подоле.

С двух сторон на боках шубы прикреплялись петли «илбик», куда привязывались шелковые платки. С левого бока шубы подвешивается на шнурках красивый обычно из голубого шелка, длинный мешочек (скорее кисет), остающийся, по-видимому, без всякого употребления.

Подобные шубы делаются некрытыми из белой выделанной овчины, но чаще же кроются дорогими материями: сукном, черным плисом, парчой, атласом и различными шелковыми тканями. У богатых людей встречаются шубы, крытые старинными ценными материями нежных цветов и изящных рисунков. Иногда же делаются стеганными и не на меху [Кузнецова, с. 165-166; МКМ. №2013].

Поверх шубы «идектиг-тон» обязательно надевают шелковую, вышитую по краям радужными узорами безрукавку «сегедек».

В комплект костюма свахи обязательно входил особый головной убор «тюльгу-пёрик», сшитый из чернобурого меха лисы. Согласно хонгорскому фольклору, он сохранился с кыргызских времён [Бутанаев, 2010, с. 113]. Это была шапка с широкими полями, круглой конической тульей «тигей». Снизу поля обшиты лисьим мехом и загнуты кверху, так что самой тульи шапки почти не видать. Спереди виден только широкий околыш шапки.

Основа полей «чабаа» изготавливалась из трёх слоев тонкого холста, склеенных клейстером из ржаной муки, или вырезалась из дублёной кожи. Сверху основа «чабаа» покрывалась шёлком или парчой, а на лицевой части нашивались полосы лисьего меха, между которыми вставлялись кожаные полоски

«тарыспа» из оголенной кожи ягнят, для того чтобоы не провисали поля.

Небольшой куполообразный верх шапки, покрытый парчой или шелком, скрывается за широким раструбом полей. Высокий меховой околыш (поля) шапки «тюльгу пёрик» идет вокруг головы в виде большого кокошника с разрезом назади. В окружности околыш имеет от полутора до двух аршин длины.

Нижний подклад тульи шился из мерлушки. На макушке посредине тульи имеется отверстие, вокруг которого верх собирался в мелкие складки «чыын-чах». К ней сверху пришита большая шелковая красная кисть «чалаа». Длина вытянутого околыша шапки «тюльгу-пёрик» составляла 60 см, ширина его -30-35 см, высота тульи - 10-15 см, ширина полей — 15 см. В XIX в. она стоила от 50 до 500 руб [Кузнецова, с. 169; Музей ТГУ. № 5954-93].

Шапка «тюльгу-пёрик» надевалась поверх платка, повязанного на голову. Завязки под подбородком - «сагалдырых» - удерживали шапку на голове, завязывались под подборком, изготавливались из шелкового шнура.

Во время свадебных церемоний на кисточки в верхней части шапки свахи «тюльгу пёрик» прикалывались флажки «чалама». При входе в юрту сватов, неженатые парни срывали с головы свахи флажки «чалама». Существовало поверье, что кто первый схватит их, тот раньше других женится.

В загадках шапку свахи «тюльгу-пёрик» (по другой версии, шапочку невесты «сахпа») сравнивают с птицей «умай». Например, «на вершине длинного дерева сидит птица «умай» (шапка свахи) [Катанов, 1907, с. 272].

Обязательным элементом свадебного наряда свахи являлся нагрудник «пого». Он представляет особое полукруглое украшение с красивыми узорами из перламутровых пуговиц, кораллов и бисера. По краям «пого» украшалось кисточками мелкого бисера. Оно надевалось поверх расшитого сегедека, а тот, в зависимости от времени года, - либо на халат, либо на шубу.

На голове свахи, кроме специальной меховой шапки «тюльгу пёрик», должны быть также и свешивающиеся на плечи серебряные серьги «ызырга» из крупных кораллов. Серьги эти столь велики и увесисты, что носились не в ушах, а крепились к косам проволочными кольцами и тесьмой.

Серьги свахи состоят из трех больших круглых кораллов и из промежуточных мелких, скрепленных медной проволокой, с шелковой длинной кисточкой и старинным серебряным рублем на конце [Островских, с. 317-318].

На ногах свахи красовались праздничные сапоги «саллыг» с многослойной подошвой.

Снаряжение посаженной матери «пазыртхан идже» (букв, поклоняющая мать) было точно такое же, как и у свахи. Она надевала шелковое платье, шелковый платок, шелковую шубу «идектиг-тон». Поверх шубы одевался парчовый «сегедек», грудь украшалась нагрудником «пого». Обычно она являлась тетей по матери жениха.

К шапке посаженной матери «позыртхан идже» на свадьбе были приколоты флажки «чалама» из белой и красной ленточек. Когда после ритуала поклонения луне и солнцу женщины заходили обратно в юрту, то группа холостых парней или женщин, имеющих неженатых сыновей, хватали с шапки посаженной матери флажки «чалама». Обычно это делал тот, у кого будет справляться следующая свадьба. Такая «чалама» почиталась как символ счастья «олчей» и передавалась по эстафете от свадьбы к свадьбе.

Костюм невесты «наа пала» состоял из шелкового хонгорского платья с парчовыми поликами, халата «секпен» с пятью вышивками - аппликациями «пыраат», подвенечной свадебной шапочки «сахпа». Платье невесты и рубаха жениха шились из одного материала. Шапку «тюльгу пёрик» и безрукавку «сегедек» невеста не имела права надевать. Только во время поездки «тёргин» к родителям она в приданое получала праздничную шубу «идектиг-тон», крытую шубу «куппе», безрукавку «сегедек» и коня с серебряным седлом.

Под рукавами халата невесты прикрепляли резные украшения из круглых бронзовых побрякушек «курелдик». По этой примете незнакомые люди ее узнавали [МАИ РАН. Ф. 5. Оп. 6. Д. 19. Л. 51].

Невеста на свадебную церемонию надевала особой формы шапочку «сахпа» или «тагаях». Близкий по звучанию головной убор «чакмагы» (шапка с бархатным верхом и меховой опушкой) бытовал у киргизов Тянь-Шаня. По всей видимости, эта обрядовая форма невесты зародилась в эпоху Кыргызского государства на Енисее.

Широкий околыш «хас» шился из меха соболя, бобра или хвостов выдры. Низ его окантовывался оторочкой «чылбых» из черной мерлушки. Высокий околыш впереди выдавался в виде козырька «хамах», под которым сделан овальный вырез для лица. Околыш спереди делается выше, чем сзади, и выдается вперед, как и у «тюльгу-пёрик». Сзади околыш образует ступенчатый выем (если смотреть в профиль) и плотно прилегает к затылку. Затылочная часть над околышем шилась из бархата или плиса, по которой нашивались девять (иногда семь) эллипсовидных или круглых перламутровых пуговиц «тана», с одним отверстием и закрепленных бусинками коралла.

Широкий и круглый верх шапочки «сахпа» был в виде воронкообразного раструба. Основа «чабаа» изготавливалась из проклеенных клейстером нескольких слоев ткани или вырезалась из дублёной кожи. Она подгибалась по кругу и закреплялась, напоминая верх форменной фуражки. Такая своеобразная тулья «тигей» покрывалась шелком или парчой. По середине, на макушке прикрепляли перламутровую пуговицу «тана» с кораллом, к которой пришивалась красная кисть «чалаа» из шелковых ниток. Шапочка «сахпа» надевалась поверх шелкового платка. Свадебная девичья «сахпа» обычно справлялась богатым невестам. Она стоила в XIX в. не менее 10 руб [Кузнецова, с. 170; РЭМ. № 1263-39]. Не очень состоятельные семьи иногда вместо шапочки «сахпа» использовали головной убор «тумах», изготовленный в виде глубокого капора. Он плотно облегал голову и уши, частично закрывая лицо невесты.

Несомненно, шапочка невесты и шапка свахи, согласно мировоззрениям хонгорцев, имели таинственную связь с обликом богини Умай, которая покровительствовала женщинам и рождению детей. Она в образе белой птицы прилетала в юрту и приносила жизненную силу ребенку. Верх этих головных уборов в виде раструба, вероятно, связан с короной богини Умай. В этнографической науке сложилось мнение о богине Умай, носящей трехрогую корону. Однако материалы наших исследований опровергают данное представление и показывают ее в короне, имеющей форму кокошника.

Во время ритуалов жертвоприношений небу каменным изваяниям «иней тас» и фетишу «хозан-тёсь» руководители моления обязательно надевали женский кафтан «секпен» и шапочку невесты «сахпа». Возможно, они вступали в брак с богиней Умай во время таких ритуалов, и поэтому требовался подвенечный наряд.

Во время свадебных обрядов невеста накрывалась накидкой «пыранджыл», или «пургек». Головное покрывало «пыранджыл» изготавливали с множеством пушистых кистей и украшали бисером на шелковой основе. В небогатых семьях для покрывала невесты использовалась полусуконная ткань из верблюжьей шерсти. Вполне возможно, что данное название связано или с древнетюркским словом «barfin» - шелковая материя, или с паранджой, известной у киргизов под названием «баранжы». Например, паранджа была обязательной частью в женском традиционном костюме узбекских женщин. Она представляла собой большой и широкий халат с откинутыми на спину и скрепленными внизу друг с другом длинными и узкими ложными рукавами, скрывавший фигуру женщины с головы до пят. Слово «паранджа» в переводе с персидского означает «платье». Паранджа в виде нарядного верхнего плаща служила накидкой, скрывавшей женщину от посторонних взглядов [Садыкова, с. 100].

На свадебном обряде тувинцев невеста укрывалась покрывалом «тумалай» и накидкой «баштангы». «Тумалай» состоял из шапочки, прикрывавшей голову, и широкого платка, опускавшегося на спину и плечи. Платок представлял собой четырехугольное полотнище из красной шелковой ткани длиной 1,8 м и шириной 1,3 м. К верхнему краю пришит овальный кусок зеленовато-голубой ткани, надеваемой на голову. Он собран на вздержках, концы которых соединены, и образует небольшое округлое отверстие для головы. От этого отверстия расходятся складки. В качестве украшений использовали бусы, монеты, резцы марала, раковины каури. Накидка «баштангы», укрывавшая голову и плечи, выкраивалась из цветной ткани. Ее длина доходила до талии. Кроилась из двух половин, имеющих форму неправильных полуовалов. Украшалась кораллами, бусами. В свадебные дни ее носили поверх «тумалай», в дальнейшем - по праздникам. Баштангы и тумалай готовили к свадьбе, хранили и перердавали по наследству [Вайнштейн, с. 171].

Жених в Хонгорае на свадьбу надевал красную шелковую рубаху, шелковый халат с подпоясанным кушаком. К головному убору (как правило, бобровой шапке) пришивались две ленты «чалама» красного и синего цветов. В завершении свадьбы эти ленты вручались парню, который собирался делать следующую свадьбу.

Жених надевал длинный халат «кузеетон», сшитый из тонкого красного сукна. Подклад изготавливался из мерлушки, меховая опушка «хума» - из выдры. Воротник шился из выдры. Шуба «кузеетон» трижды обвязывалась шёлковым кушаком «чибек хур». На пояс привешивался нож в ножнах и серебряное огниво. Этот праздничный наряд жениха одевался на свадьбу и при поездке «тёргин» к родителям невесты.

Свадебная одежда тюрков Хонгорая была очень красочной, с наличием различных сакральных элементов. Аналогий среди других народов Саяно-Алтая не прослеживается.

1.2. Шаманский костюм

Шаманы Хонгорая во время камлания облачались в специальные костюмы «хамных кип», пошитые по общему стандарту, но имеющие различные наборы культовых аксессуаров в зависимости от ранга хозяина. Мелкие шаманы «чаланчики» костюмов не имели. Специальный костюм носил общее название «хам тириг» - букв, шаманское вооружение или просто «тириг» - снаряжение. Шаман во всем облачении иносказательно обозначался «аттыг-тонныг», т. е. имеющий коня и шубу. Не обладавший костюмом мелкий «чаланчик» именовался «ады-тоны чох» - без коня и шубы, или «чазаг хам», т. е. пеший шаман. Под конём и шубой шамана подразумевались бубен и костюм. Аналогичное определение бытует по отношению к снаряжению рапсодов - хайджи. Богатырское сказание, исполняемое горловым пением и под аккомпанемент музыкального инструмента, носит название «аттыг нымах» - конная сказка. Героический эпос, исполняемый без музыкального сопровождения, называется «чазаг нымах» - пешая сказка [БХРИЭС, с. 69].

Костюм шамана состоял из куртки «хамдых тон», обуви «хамдых одик», головного убора «хамдых пёрик» и, в редких случаях, рукавиц «хамдых меелей». Специальных штанов не было, хотя автор статьи «Шаманство и шаманы» упоминает о «бараньих шароварах». У других народов Сибири, за исключением якутов, также не шили обрядовых штанов [Басилов, с. 99].

Основную часть снаряжения составляла куртка или, как пишет исследователь шаманской одежды Е. Прокофьева, короткий кафтан. Шаманская куртка «хамдых тон» обладала своими защитными функциями, поэтому имела дополнительное название «хуях кип», т. е. броня, кольчуга, латы. Она была равнозначна рыцарским доспехам полководца.

Покрой куртки туникообразный. Спинка, две полки и рукава состоят из одного полотнища, сложенного на линии плеч. Два боковых шва продолжены на рукава. «Хамдых тон» представляет собой распашной халат без воротника с ровным подолом и прямыми рукавами. Куртка запахивается справа налево (иногда наоборот) и застегивается на две бронзовые пуговицы. Спинка прямая. Ворот, подол и полы обшиты красным сукном, по всему подолу проходит еще одна полоса красного сукна.

В деталях покроя и оформления курток среди этнических групп хонгорцев, как отмечала Е. Прокофьева, встречались незначительные варианты. Кожаная одежда шилась из осенних, после линьки, шкур трехлетнего самца дикой козы, мехом внутрь. На один «хамдых тон» шло от трех до шести шкур. Матерчатые куртки изготавливались из сукна красного цвета, изредка черного с красным окаймлением [Прокофьева, с. 64-69]. Красный цвет шаманского костюма, вероятно, являлся символом злых тёсей, требующих кровавых жертв. Куртки шились короткими, доходящими длиною до колен полами, с рукавами, без воротника. «Хамдых-тоны» имели прямой покрой и носились без пояса. Спереди они застегивались на всю длину при помощи кожаных петель и медных или деревянных пуговиц. На мужской одежде для застежки нашивались девять круглых маленьких бронзовых пуговиц «хода марха», на женском костюме -семь [МКМ. Оф. № 3164].

Согласно представлениям хонгорцев, куртка обладала таинственными свойствами. Ее пуговицы «расстегиваются сами собою по окончанию акта шаманства» [ЕЕВ, 1884, № 12, с. 176]. На спине выше поясницы с двух сторон на кожаных тесемках прикреплялись два миниатюрных лука (длина - 145 мм) из крученой проволоки. На их проволочной тетиве крепились железные или медные стрелы «сыгда» (длина - 75 мм), которыми шаманы поражали своих противников [МКМ. № 1694]. На некоторых костюмах (их образцы представлены, например, в фондах Хакасского краеведческого музея), наконечники стрел привешивались под мышками на железных кольцах, вероятно, также служивших изображением лука. На кольце под правой подмышкой костюма находилось девять крученых металлических наконечников стрел, на левом -пять или семь [ХНКМ. № 2993, 2994]. Подобные стрелы «сыйда» присутствовали на шаманских костюмах тувинцев. Железные модели луков и стрел, висевшие на спинной части куртки тувинских шаманов, служили орудиями борьбы со злыми духами [Вайнштейн, 1964, с. 6]. В коллекции музея Томского университета к верхней части спинки шаманского плаща «пришиты два больших медных бубенца, между ними - медная полусферическая чаша дном вверх». Под пазухами рукавов «висели два большие кованые конские ботала или колокола, правый из листового железа, левый - из листовой меди, с железными язычками. Звуком ботал шаман производил шум и топот бегущего вдали табуна лошадей - и уверял, что под этот звук легче шаманить, особенно когда мысленно он едет верхом» [Каталог, с. 150]. На груди прикреплялась круглая черная металлическая пластина, которая служила защитой при перестрелке с вражескими тувинскими и монгольскими шаманами. На спине нашивалось 12 штук «летних коричневых и зимних белых горностаев, головами к верху, для того, чтобы шаман мог зимою и летом мысленно углубляться с ними в землю».

Одевался «хамдых тон» прямо на голое тело или на длинную рубаху. Подол и рукава куртки украшались каймой из материи другого (обычно красного) цвета. По краю рукавов пришивались две красные каемки. Одна у самого края, другая на 60 мм повыше. Манжеты не делались. Вместо них к верхней каемке пришиты ремешки (длиной 20-30 мм) под названием «нии сызымнары» - ленты рукавов. Под мышками у начала каждого рукава с левой стороны пришивали крыло или чучело ворона, с правой - крыло или чучело филина с лапами. Если у кама в качестве тёсей служили вороны, то к одежде прикрепляли крылья ворона - «хусхун», а если тёсями были коршуны, то пришивали крылья коршуна - «хартыга». При быстром движении шамана во время камлания эти крылья распускались и махались как у летящей птицы. Когти хищных птиц, висевшие ниже крыльев, были символом его силы и могущества.

Вдоль подола изнутри пришивались кожаные ремешки (длиной 10 см), которые назывались «идек сызымнары», т. е. ленты подола. Ремешки снизу разрезаны на кисточки. Каждый ремешок в двух местах поперек охвачен красными ленточками. В отличие от традиционной хонгор-ской шубы вдоль края полы шаманской куртки меховая опушка «хума» не делалась. Об этом в хонгорской загадке говорится следующим образом: «сшил я из лоскутов (т. е. из лент) шубу, но меховую опушку к ней сделать нельзя».

На плечах вокруг ворота укреплялась особая квадратная или полукруглая кожаная накидка (пелерина, или оплечье) - «чапанчы», доходящая до середины лопаток, обшитая по краям красным сукном (иногда вся из красного сукна). Она шилась из козлиных или овечьих камусов. «Чапанчы» представляла из себя важную деталь шаманского костюма и несла основную нагрузку для прикрепления культовых аксессуаров. Она надевалась на плечи или пришивалась к вороту. На севере Хонгорая среди кызыльцев и качинцев при камланиях накидка «чапанчы» могла надеваться даже на обычный халат. Вероятно, она представляла древний вид шаманского одеяния. «По-видимому, - отмечала Е. Прокофьева, - первоначально весь костюм состоял из этой накидки и только впоследствии она соединилась с кафтаном». На кожаном «чапанчы» (225 мм шириной) крестообразно нашивались узоры из морских раковин каури, медные бляшки, бубенцы, колокольчики. Они служили для созыва и увеселения духов «айна» [Прокофьева, с. 67].

На плечах с двух сторон находились изображения кукушек, вырезанные из дерева или листовой меди. Со стороны спины по середине кожаного «чапанчы» имелись один или два латунных диска (длиной 55 мм), представляющие дополнительные глаза, благодаря которым шаман мог видеть, что происходит сзади. По нижнему краю «чапанчы» с двух сторон подвешивали крупные бубенцы «хонгро».

У кызыльских шаманов на кожаной ленте, пришитой под «чапанчы» на уровне лопаток куртки, за тесемки прикреплялись в три ряда полые трубки -«хонга», имеющие вид длинных патронов. Вероятно, слово заимствовано из монгольского языка, где «хонх» обозначает колокольчик, бубенчик. Трубки изготовлялись из бронзы или белой жести. При камлании к ним притягивались духи шамана. Под трубками «хонга» и под бубенцами «хонгро» нашивались когти хищных птиц и мелкие бубенчики разных размеров.

У крупных шаманов на пелерине «чапанчы» было пришито 99 колокольчиков и 77 раковин каури. Звонки от бубенчиков отпугивали нечистую силу и предохраняли кама от злых намерений со стороны других шаманов. Возможно, звуки колокольчиков ассоциировались с ржанием коней - «ызыхов», охраняющих благополучие хозяина.

Под «чапанчы» поперек спины пришивался кожаной ремень, к которому прикреплялись длинные ленты, называемые «сызым», или «манджы», опускающиеся ниже подола кафтана. Кожаный ремень не ограничивали спинной частью, и он мог продолжаться далее, опоясывая грудь.

Заканчивался он лапой с когтями беркута и застегивался на пуговицу на правой стороне костюма. Матерчатые ленты «сызым» в таком случае развевались и спереди одежды. Подобный костюм имеется в фондах Хакасского краеведческого музея [ХНКМ. № 2998]. Ленты «сызым» шились обычно из сукна черного, синего, зеленого и красного цветов или из других разноцветных материй (гарусных, шелковых, ситцевых и парчовых).

Знатные шаманы «пугдуры», получившие признание горных духов, делали ленты «сызым» из звериных шкур (лисицы, выдры). Сам хозяин костюма сначала пришивал сзади три «сызыма» с изображениями духов. Центральная лента делались шире остальных. На нее нашивали вырезанную из черной или белой материи фигуру человека, изображавшую духа самого шамана. Все остальные ленты собирались родичами на народные средства. Каждый член рода обязан вложить свою лепту. В целом шаманский костюм шился всем миром.

Плоские ленты «сызым» считаются женской особью, а цилиндрические жгуты «сыр нымалах» являются мужскими. На конце лент мужской особи нашивались колечки, колокольчики или медные бляхи. На конце лент женской особи пришивали пуговицы «марха». Внизу лент прикрепляли изображения духов-тёсей в виде людей, коней, всадников, собак и лягушек, вырезанные из материи другого цвета. Изображения делались из полушерстяной ткани «таар» или из жести. В руках человеческих фигурок, представлявших воинов шамана, были сабли. В каждом доме, где совершался шаманский сеанс, каму привязывали парную ленту «сызым» мужской и женской особи.

«Каждая пришитая лента, - отмечает П. Тыжнов, — к одежде, шапке и орбе означает духа, и чем больше лент, тем больше связи имеет кам с духами, помогающими ему при шаманстве» [Тыжнов, с. 344]. «По словам Тинникова, на его костюме вначале было только 25 лент, а затем он постепенно, каждый месяц, прибавлял их; в продолжение его двенадцатилетней шаманской практики лент накопилось до 477 штук. Все ленты и ленточки изображают духов, а постепенное их прибавление к костюму означает то, что шаман совершенствуется в своем искусстве и духи охотно делаются его слугами, готовыми выполнять все повеления при лечении больных. Цвет лент ничего не значит, а потому духи между собою все имеют совершенное равенство» [Суховской, с. 149]. Если шаману Тинникову при каждом посещении нового хозяина привязывали по паре лент, то, следовательно, за 12 лет он совершил 226 сеансов в разных юртах. У качинского шамана Куске за семь лет его деятельности накопилось до 500 сызымов и до 60 разнообразных металлических погремушек. Всего же на его одежде насчитывалось 1 673 ленты. На манекене шамана, находящегося в Минусинском музее, число лент достигает 1 ООО штук.

Ленты «сызым» играли важную роль среди аксессуаров одежды шамана. Они означали, как свидетельствовали исследователи, присутствие духов-тёсей, окружающих шамана во время его шаманства. Поэтому под названием «сызым» понимался в целом весь шаманский костюм. Например, шамана в костюме называли «сызымныг хам», т. е. шаман, имеющий «сызым».

Шаманы на шее носили специальные бусы — амулеты «пос мончых» синего, бело-голубого, зеленого цветов и этим отличались от остальных людей. Подобный оберег использовался древними тюрками, которые употребляли пропитанные мускусом бусы - амулеты «бос бончук» против сглаза.

У каждого шамана ожерелье состояло из 40-50 бусин. Две бусины представляли два глаза одного духа - тёся. Шейное украшение из стеклянных бус одевалось во время камлания. Простым людям запрещалось их носить. Во время камлания шаман иногда разрешал примерить костюм простому человеку, чтобы отдохнуть и вместо себя заставить другого поработать с духами. Однако бусы «пос мончых» никому не давались. Если мирянин «хал» одевал шаманский костюм и выходил на шаманский путь, подражая каму, а затем оттуда не мог возвратиться, то шаман сам отправлялся за ним вдогонку и возвращал его душу. Считалось, что если надеть на рядового «хала» бусы «пос мончых», то его шаману не догнать.

Если служитель духов умрет, то вместе с ним нельзя было хоронить бусы «пос мончых». В таком случае тёси, как преполагалось, останутся без глаз. Рассказывают, что Педон Шушурбина стала бы сильной шаманкой, но ее предка захоронили вместе с бусами «пос мончых». Дома осталась только одна бусина. Поэтому только одного одноглазого тёся она сумела у себя оставить.

Головные уборы шаманов «хамдых пёрик» у всех этнических групп тюрков Хонгорая (качинцев, кызыльцев, сагайцев) были однотипными и представляли островерхие, как шлем, конусообразные колпаки, обшитые вертикальными рядами раковин каури (по семь штук в ряду) или крестовидными звездочками, или другими сочетаниями раковин. Колпаки шились из красного сукна (высотой 250 мм без перьев, высота перьев составляла 200 мм) на подкладе. По нижнему краю всю шапку обшивали каймой из черной материи или делали опушку из выдры шириной в два пальца. Иногда край шапки бывал оторочен белой заячьей шкуркой. Острый верх шаманского колпака украшался пучком перьев из хвоста филина, совы или беркута. В редких случаях головной убор завершался головой беркута [ХНКМ. № 4567]. Султанчик шапки из пучка птичьих перьев высушенного хвоста носит название «чалаа». Наличие на головном уборе султанчика выделяло хонгорских шаманов среди простых людей, ибо он служил отличительным знаком привилегированных лиц. Термином «чалаа» именовались ханы и правители. Шаманы, наряду с ними, представляли особую касту властителей духов. Подобный обычай отмечался и среди других тюрко-монгольских народов. Например, отличительной чертой бурятских шаманов, писал Г. Н. Потанин, являлось ношение на головном уборе «залаа», т. е. шелковой кисти [Потанин, 1883, с. 56]. Перья знаменовали парение души шамана во время камлания в области духов, когда он сам превращался в птицу.

Сзади колпак в нижней части имел разрез с двумя широкими завязками из синей ткани, на которые и завязывался. Обязательной принадлежностью шапки, как отметила Е. Прокофьева, являлась спускавшаяся сзади суконная широкая лента или пучок матерчатых лент, в виде косы. «На конце косы подвешивали один или несколько колокольчиков» [Прокофьева, с. 69; Музей ТГУ. № 2633].

Над лицевой частью к основанию шапки нашивались ленты «сызым» из черного и красного сукна (250-700 мм длиной), закрывавшие лицо и грудь шамана во время камлания. На них нашивались раковины каури, а на концах подвешивались бубенчики. «По околышу колпака нашиты разноцветные пестрые ленты, опускающиеся до груди, настолько часто, чтобы, закрывая лицо шамана от других, они давали ему возможность видеть всех и все» [ЕЕВ, № 12, с. 176]. Налобной части шапки «хамдых пёрик» пришивались две перламутровые пуговицы «тана», которые изображали глаза. В связи с тем, что шапка по конструкции напоминала шлем, а ленты закрывали лицо, словно забрало, она носила хонгорское название «тумага», т. е. шаманский шлем.

На севере Хонгорая среди кызыльцев был известен головной убор под названием «хус пёрик» - птичья шапка. Для его изготовления очищались внутренности беркута, орла, кукушки или красного филина, а затем чучело высушивали в виде шапки. Внутренность обшивали материей или войлочной подкладкой. Голова и крылья птицы оставались нетронутыми. Аналогичные шаманские головные уборы под точно таким же названием - «куш пёрюк» (птичья шапка) - встречались среди телеутских шаманов. Они изготавливались «из шкуры филина, причем крылья не отрезаются, а остаются при шкуре и украшают шапку; иногда и голова филина оставляется на шапке» [Потанин, с. 53].

В Хонгорае и в Туве помимо островерхих колпаков «хамдых пёрик» бытовали шаманские головные уборы «улдурбе» в виде диадемы. Они представляли продолговатую прямоугольную полосу из ситцевой материи, сукна или куска кожи, обшитой звездами из раковин каури. К нижним углам прямоугольной полосы пришиты ленты и подвески из семи снизок бус с раковинами на концах. По всему верхнему краю пришиты перья совы или орла, по центру прямоугольной полосы круглая медная пуговица и ряд из 16 раковин каури. Надевается на лоб и застегивается на затылке при помощи петель и пуговиц. Длина диадемы - 52,0 см, ширина - 16,0 см [Яковлев, с. 55; Музей ТГУ. № 4373-2].

Подобные головные уборы встречались у алтайцев и тувинцев. Они изготавливались из четырехугольных пластин, скроенных из шкуры оленьего теленка и покрытых с лицевой стороны сукном. Такая пластина образует над головой цилиндр. «На одном боку пластины пришиты две медные пуговицы, на другом две петли. Верхний край пластины... усажен перьями беркута или филина, которые нашиваются пучками; по нижнему краю сделана бахрома из каури, подвешенных на шнурках...» [Потанин, с. 52].

Шаманские сапоги «хамдых одик» шились из шкуры летней дикой косули или лошадиных камусов и напоминали остроносые унты «юнгодик». Подошва слоеная. Верхняя часть голенища выкраивалась из красного сукна с разрезом сзади. По лицевому шву голенища пришивалась красная лента из сукна с нашитыми в ряд сверху вниз 12 штуками раковин каури. Верхнее окаймление голенища также обшивалось раковинами каури. Правая сторона от колена украшалась девятью раковинами, а левая - семью. По краю верхней части голенища нашивалась кожаная каемка «кобее», к которой прикреплялись разноцветные ленточки «сызым» с кисточками «чачах» на конце. На уровне колен пришивались изображения змей, сделанные из красной ленты. Шаманские кожаные унты «были спереди повдоль обшиты красной шерстяной тканью, а по краям этой шерстяной ткани вышиты конским волосом. На чулках колдуна поверх ступней присутствовало такое же украшение в форме креста» [Бутана-ев, 2006, с. 82].

По поводу шаманских рукавиц «хамных меелей» достоверной информации нами получено не было. Они употреблялись, как свидетельствовали информаторы, для того, чтобы брать в руки змей, которыми, пугая больных, проводили своеобразный метод лечения. Отличие их состояло в нашитых кисточках «меелей сызымнары» по нижнему краю каймы. Рукавицы входили в набор ритуального облачения только шаманов северных народов - энцев, нганасан и кетов, которые, возможно, исторически были связаны с предками тюрков Са-яно-Алтая.

Шаманский костюм нельзя было трогать, надевать и даже разглядывать простым смертным. Особые запреты существовали в отношении женщин и вдов, от прикосновения которых к одежде кам мог заболеть (пулайсып) и его шаманская сила уменьшится. Об этом свидетельствует следующая загадка о шаманском костюме: «к моей одежде, составленной из лоскутов (т. е. из лент), я не позволил прикоснуться вдове».

Шаманы хранили свой костюм подвешенным в чехле за стропилами с южной стороны юрты или складывали поверх главной мебельной секции «пас параан» вместе с бубном и жезлом «орба», или держали в специальном срубе «киртпе». Иногда прятали в пещере скалы, как, например, у кызыльцев, или даже в дупле дерева. Через каждые три года или шесть лет по приказу духа-хо-зяина шаманское снаряжение нужно было обновлять.

Костюм «хамдых тон» из-за металлических аксессуаров был тяжелым. Например, кафтан качинского шамана Куске весил 18 фунтов, т. е. около девяти килограммов, а одежда Коче Арыштаевой, согласно ее сведениям, - два пуда, т. е. 32 кг. От такой тяжести, как сообщал автор статьи «Шаманство и шаманы», во время камлания кафтан сползал «с плеч шамана, спина его делалась обнаженною и распростертые крылья филина казались пришитыми к ней».

Шаманскую одежду после смерти шамана на сороковой день хоронили, вешая на дерево (как правило, на лиственницу) рядом с могилой. От костюма отпарывались раковины каури («чыланмас»). Чтобы одежду с бубном не сбило ветром, их привязывали к стволу. Шаманский костюм запрещалось хоронить вместе с камом в могиле. Например, снаряжение знаменитого шамана Куде-стея постелили под гроб, и поэтому он не смог вернуться в этот мир. «Если бы народ повесил мой костюм «сызым» на дерево, то я бы ожил, у меня бы хватило сил подняться из могилы», - сетовал он, после того, как пришел в себя от летаргического сна.

Согласно хакасским представлениям, шаманская одежда имеет своего ду-ха-хозяина под названием «тулбек». Он охраняет костюм и витает вокруг него в виде вихря. Если простой человек наденет костюм шамана, то дух-хозяин «тулбек» может подчиняться как господину и выполнять его требования, оказывать небольшие услуги.

Так, в селении Малый Тайдонов жил один бедняк по имени Илексен Кула-ганов. Однажды Илексен отправился на сенокос, который находился под горой Tope-таг. Рядом с покосом стояла старая лиственница со сгнившей вершиной. Когда Илексен на костре сварил суп, то плеснул в огонь жирную пищу для богини огня «От-ине» и, говоря «поешьте, духи», он супом окропил окружающую местность. В этот момент зашумела рядом стоящая лиственница. Он взобрался на нее и увидел в дупле шаманскую одежду «сызым». Костюм был сшит из шкуры осенней косули, сзади на спине висели медные наконечники стрел «сыгда». Илексен снял ее с дерева и надел «сызым» на себя. Рядом с ним, закружившись, как вихрь, появился дух-хозяин костюма - «тулбек», который стал звать Илексена в шаманский путь. Илексен снял одежду, завернул ее и принес домой. Утром он услышал, что дочь одного бая умирает. Илексен, одев «сызым», спросил у «тулбека», сумеют ли они вылечить больного. «Вылечим», - ответил «тулбек». Он отправился к баю, забрав с собою шаманскую одежду. После камлания девушка выздоровела. За лечение бай отправил к нему своих батраков, которые помогли накосить сена. С тех пор Кулаганова прозвали «айна хамы» - бесовский шаман.

Однажды из Сагайской стороны Хонгорая к Илексену приехал один бай, у которого сильно болел единственный сын. Когда Илексен обратился к «тулбе-ку», то выяснил, что сын сагайского бая уже умер. Несмотря на отказ¹ Кулаганова, сагаец повез его к себе в родное селение. Когда приехали домой, то выяснилось, что байский сын на днях скончался от тифа и его тело уже обмыли. Кулаганов вышел на улицу и спрашивает у тулбека: «Сумеем ли оживить?». «Отруби вершину березы, разруби в трех местах, положи под порог, если срастется, то оживет», - наказал тулбек. Кулаганов срубил вершину березы, в трех местах разрезал и положил к дверям. Затем занавесил окна и стал шаманить. Он камлал три дня и три ночи. Илексен, объединившись вместе с тулбеком, достиг далекого местонахождения хана шаманов Адам-хана. Во дворце хан шаманов спросил Кулаганова, каким образом тот появился пред ним. «Меня привел дух-хозяин шаманской одежды «тулбек», - сказал Илексен. Глава шаманов разрешил оживить сагайского отрока. Затем он наказал: «Откуда ты взял одежду, туда назад положишь. Больше ее не бери и не камлай». После этого Адам-хан отпустил его вместе с «тулбеком», вручив душу ребенка. Когда он закончил камлание, то верхушка березы срослась, а сын бая ожил. Илексен вернувшись домой, положил шаманскую одежду обратно в дупло лиственницы, говоря: «Ты у меня больше не будь и я у тебя больше не буду». В лиственницу со сгнившей вершиной выстрелил бронзовой пуговицей, после чего пришел в себя и стал простым человеком [Бутанаев, 2006, с. 84].

Итак, шаман во время камлания облачался в специальный костюм красного цвета, соответствующий его положению полководца кровавых духов. Кафтан представлял броню, шапка - шлем, ленточки, закрывающие лицо, - забрало, а пучок перьев на макушке головного убора - ханский султанчик. Султанчик «чалаа» и бусы «пос-мончых» служили отличительным знаком касты властителей духов, которые носились камами и в обыденной жизни. Шаманское путешествие осуществлялось в образе хищной птицы, поэтому на костюм нашивались крылья филина, беркута, ворона, коршуна, а шапка украшалась перьями совы.

1.3. Ритуальная одежда

Тюрки Саяно-Алтая для выполнения различных ритуалов имели погребальную, траурную и культовую одежды.

Погребальный наряд, в котором отправляют покойного в загробный мир, в языке тюрков Хонгорая называется «кибен». Указанный термин в значении «саван», происходящий от арабского «кефэн» («kefen»), широко употребляется в языке тюрков - мусульман с древнетюркских времен [Бутанаев, 2005, с. 159].

В языке героического эпоса это слово широко употреблялось. Например, богатыри эпических сказаний вызывали противников на поединок следующей формулировкой: «Накрошенную пищу, приготовленную для сжигания на поминках, поев, выходи! Одежду «кибен», приготовленную для похорон, одев, выходи!».

Для погребения специально готовили самую лучшую одежду, чтобы отправить покойного в иной мир. В состав мужского кибена входила бобровая шапка «кемчет», меховая шуба, шелковый пояс, которым подпоясывали умершего, черненые сапоги «хара одик» или пимы «пысхах». Зимой одевали рукавицы «меелей», клали курительную трубку, табак.

Женский «кибен» состоял из праздничной шапки «чаппах», суконного халат «секпен», или «чайлых», сапог «саллыг» с узорчатыми голенищами.

Покойника нельзя было обряжать в совершенно новый не ношенный костюм, так как он якобы «не пристанет к телу». Душа «суне» умершего, возмущаясь, отвергает ее, говоря: «это не моя одежда». Если знали о приближении смерти, а умирающий не имел достойного одеяния, то спешили пошить новое и одеть ее хотя бы раз, прежде чем он скончается. Летом обряжали в летнюю, а зимой в зимнюю одежду. Шапку надевали, когда выносили покойника из дома.

Если умерла женщина, то ее платок разрезали пополам от угла к углу, срезали кисточки и одну полученную треугольную косынку надевали на голову, а второй подпоясывали. Разрезанный платок накидывали на голову покойной в виде капора «тумах» без складки, а концы подвязывали под подбородком. Иногда разрезанную часть платка «чарымдых плат» дарили старушке, которая обмывала покойницу, говоря ей: «это память «хумартхы» об умершей». Молодым девушкам запрещалось носить косынки, ибо их повязывают на умерших. Могли подвязываться косынками «чарымдых плат» только вдовы.

Умерших женщин нельзя было хоронить без сережек. Последние разламывались, на них оставлялись только по две коралловых бусины.

Среди тюрков Саяно-Алтая существовало традиционное представление, что умершие являются народом, ушедшим в противоположную сторону «тискер». Поэтому мир мертвых представлялся «миром наоборот», для которых на похоронах и поминках совершали действия, противоположные обычным.

Отсюда существовал обычай одежду «кибен» на умершего одевать наизнанку «тискер», нижнюю правую полу шубы «ичёёр» покрывают наоборот сверху на левую. Запрещалось подавать людям вывернутое наизнанку платье. Считалось, если сам человек наденет одежду шиворот-навыворот, будет бит или разругается с людьми.

Единица счета одежды для покойника носит название «чага», что буквально значит «дань». Название счета одежды «чага» сохранилось у тюрков Хонграя со времен Кыргызского государства, где словом «йака» обозначали «плата, вознаграждение». Слово восходит к древнетюркскому «yaqa» - плата, вознаграждение.

Вместе с умершим в гроб по древнему обычаю кладется до девяти штук различной одежды, называемой «чага». В последнее время стали класть пять и даже три «чага». Покойнику надо было положить в гроб (иногда поверх гроба) девять или семь одежд «чага» (штаны в счет не входили). Одну шубу клали под покойного, одной укрывали. Причем одной шубой, входящей в число погребальной одежды, покрывали гроб при захоронении. По обычаю на умершего накладывали шубу воротником к голове, в то время как живого человека укрывали только поперек.

Умершему нельзя давать четное количество одежды. Если поверх умершего надели четыре «чага», то пятая будет находиться в изголовье.

Надо отметить особое отношение тюрков Саяно-Алтая к пуговицам и воротнику, считавшимся местом притяжения души «хут» человека. Пуговицы на «кибене» отрезаются или отрываются. Их вместе с покойным нельзя оставлять. Обычно их отдали родственникам на память «хумартхы». При продаже одежды обязательно надо отпороть пуговицы, иначе вместе с ними уйдёт счастье. На одежде умерших их не отпарывали, а отрезали. Когда необходима была пуговица с другого платья для себя, то ее отпарывают, ибо только мертвым их отрезают. Если на дороге находили красивую пуговицу, лежащую лицевой стороной вверх, то ее разрешалось взять, если вниз - то нельзя. Когда старую рубашку пускали на тряпки, портянки и т. п., то обязательно отпарывали воротник, дабы освободить её «душу».

Согласно представлениям, на одежде тюрков Хонгорая находятся специальные места «хут сыынджан» (букв, притяжение души), через которые притягивается жизненная сила человека. К ним относятся тыльная сторона воротника, подмышки, соединения манжетов с рукавами. Когда пришивают воротник к шубе, то сзади оставляют не прошитым расстояние с ширину одного пальца «илиг». Под рукавами в подмышках шубы оставляют не проштыкованным место длиной около четверти, которое шьется швом через край «чорбеп». На краю рукавов платья на стыках обшлагов с рукавами не дошивается шов шириной в один палец «илиг». На одежде умершего указанные места «хут сыынджан» наглухо зашиваются.

Погребальная одежда покойника «кибен» обязательно разрезалась. Поэтому, согласно хонгорским поверьям, нельзя человеку ходить в рубашке с разорванным воротом, ибо в таком виде только хоронят.

Обряд разрезания одежды в хонгорском языке имел специальный термин -«кёндеп». Необходимо отметить, что этот обряд в разных диалектах и наречиях Хонгорая носил различные названия. Например, в сагайском - «тадылап», в качинском - «кёндеп» и «киндеп», в бирюсинском - «томнап» и «тангнап», в кызыльском - «ооделеп», «кинтеп», «тинтеп». В алтайском языке термин «том-доп» означал «приносить в жертву, совершать жертвоприношение». В языке тувинцев под словом «хёндеп» понимается ламаистский обряд погребения, когда труп человека, оставленный по обычаям в степи, пожирался птицами и зверями [ТРС, 1968, с. 190]. Слово восходит к древнетюркскому «kemdi» -сдирать, обгладывать.

Хонгорцы опасались, что если одежда не будет разрезана, то умершего не примут в страну мертвых. Согласно суеверным представлениям, носимая одежда имела душу - жизненную силу «хут». Поэтому после смерти человека совершали обряд разрезания платья покойного, дабы освободить ее душу.

Обычно совершали обряд «кёндеп» сразу же, когда одевали покойного. Место сосредоточения души одежды - воротник «мойдырых» и поясная часть «чага» штанов - разрезались ножом у мужчин, ножницами - у женщин . Сначала надрезали носки обуви, затем поясную часть брюк (причем пояс «пилпаг» снимали) и заканчивали надрезом спинной части воротника, говоря: «возьми свою одежду!».

Траурная одежда вдовы и вдовца носит название «тулкип». Если умирал муж или жена, то вдову или вдовца вплоть до последних поминок, которые делали через год, называли «туп», т. е. траурный человек. Вдова «тул» надевала свои лучшие одежды и подпоясывалась поясом, который носила до года. Траурная одежда «тулкип» после ее смерти становилась погребальной «кибен».

В состав «тулкип» у женщины входили: суконный халат «секпен», шуба «идектиг-тон», праздничная шапка «чаппах». Вдовая старушка «тул» подвязывает платок без подгиба «курее». Ей запрещалось принимать участие на свадьбах и надевать костюм свахи. Вдове не разрешалось носить праздничную шубу «хат ээнниг», безрукавку «сегедек», нагрудное украшение «пого». Запрет касался и сережек. Вдовы не имели права носить сережки в полном снаряжении. Траурная женщина «тул» может носить только одну сережку «саарсых ызырга» на одном ухе или носить серьги в двух ушах, но с двумя кораллами. Обычно замужние женщины надевают серьги с тремя кораллами. Аналогичные обычаи существовали у всех тюрков Саяно-Алтая. Например, у киргизов когда женщина становилась вдовой, она снимала серьги и другие украшения. Согласно приметам алтайцев, потеря одной серьги приведет к одиночеству и вдовству [Эдоков, с. 147].

Вдову «тул» садили в голове покойника на белую кошму или в специально устроенный войлочный шатер. В левой руке она должна держать посох, а в правой - открытые ножницы. Волосы распускались. До семи дней вдова «тул» должна была сидеть, не вставая с места.

Она наряжалась в праздничную одежду, которую не снимали до семи дней. Даже если на улице стояло лето, вдова «тул» сидела в шубе и шапке.

После семи дней ее одежду окуривали богородской травой и складывали в сундук. Затем во время каждых поминок вдова «тул» облачалась в наряд — «тул кип», который в дальнейшем, после смерти, становился ее погребальной одеждой.

Во время траура носили одежду навыворот. Выворачивали наизнанку даже шубу. Вдова «тул» повязывала темный головной платок на левую сторону без складки «курее» или подгибала его вовнутрь, как на умершей женщине. Она обязательно носила синий или черный пояс, вероятно, чтобы показать, как человек похудел во время горя. Траурный пояс «хур» не снимался вплоть до последних поминок на годовщину. Затем его привязывали на крест могилы или на рядом стоящую березу.

Скорбь во время траура выражалась в распущенных волосах и отсутствии любых украшений. После смерти мужа волосы женщине «тул» расплетала вдовая старушка. Косы расплетались до половины, если у вдовы «тул» были сыновья, если их не было, то волосы распускались полностью. В течение траура они не расчесывались. На седьмой день одна из пожилых женщин заплетала ей волосы, но концы их оставляли полураспущенными. По хонгорскому обычаю, вдовы заплетают свои косы по часовой стрелке (онгар), в отличие от замужних женщин, которые прибирают их в противоположном направлении (тискер). Следует отметить, что если умер отец семейства, то дочери до семи дней ходили с распущенными волосами и косички «сурмески» не заплетали. В период траура запрещалось расчесываться, умываться, стричься и даже выбрасывать мусор из дома.

Во время траурного сидения вдова «тул» в правой руке держала березовый посох, нижним концом которого опиралась на землю, а верхний прислоняла к плечу. В древности, как говорят, употребляли копье.

В знак траура на верхней части посоха привязывали черный платок или кусок черной материи. В годовщину смерти вдова «тул» шла на кладбище, опираясь на посох (в древности копье). После обряда обхода вокруг могилы, его ломали и сжигали на костре со словами: «Забери мою печаль, чтобы она у меня не осталась!». Преломление посоха означало окончание поминального цикла [Бутанаев, 2005, с. 176].

У алтайцев после смерти мужа вдова снимала безрукавку «сегедек» и во время вдовства носила халат «чуба». Это был длиннополый халат, из черной или синей материи, с широкими рукавами и круглым воротником. Полы сходились на груди. Основу «чуба» составляла короткая куртка на красном подкладе, к которой пришивались полы в сборку вокруг талии. Ворот, полы спереди и внизу, а также края широких рукавов и линия над швом вокруг талии обшивались двойной узкой полоской желтой материи. На груди пришивались четыре китайских пуговицы попарно одна над другой. Носили «чуба» летом поверх нижней одежды. Зимой под шубой [Потапов, с. 30].

Культовая одежда на Саяно-Алтае употреблялась при выполнении различных молений. Почитание Великого неба «Хан-Тегир» представляло основной культ бурханизма Хонгорая. В долинах Енисея, Абакана, Чулыма, Черного и Белого Июсов хонгорцы ежегодно проводили Небесные моления «тегир тай-ыг», называемые также «Ax-Худай тайыг», т. е. жертвоприношение Белому Богу, или «Улуг тайыг» - Великое жертвоприношение. Во время небесного жертвоприношения руководитель моления «алгысчыл» облачался в ритуальный костюм «манджы». Культовая одежда «манджы» состояла из летнего белого халата «хаптал» и головного убора «сахпа». На спине халата подвешивались две длинные белые ленты, называемые «ах манджы», т. е. белый манджы. Словом «манджы» обозначаются и костюм, и ленты культовой одежды. Лента «манджы» обшивается раковинами каури, перламутровыми пуговицами и монетами. Бурханисты Саяно-Алтая позаимствовали ленты «манджы» из шаманских культов, где они использовались в качестве священных лент, привязываемых к стропилам юрты. Тувинцы словом «манчак» обозначают ленты или жгуты из материи или выделанной шкуры, пришитые к шаманской одежде в качестве украшения. У алтайцев «мандьак», или «мандьы», обозначал специальный костюм шамана, а также жгуты из конопляной веревки, обшитые ситцем разных цветов, служащие украшением ритуальной одежды шаманов. Название произошло, возможно, от монгольского «манджилга» - лента [Бутанаев, 2003, с. 150].

Необходимой принадлежностью бурханистских ритуалов являлся жезл «сабыт», сделанный из березовой ветви и украшенный флажками «чалама». По своему значению и роли он не уступал шаманскому жезлу «орба». Неразрывная связь «алгысчыла» с жезлом «сабыт» во время бурханистских ритуалов определила для него даже иносказательное название «сабытчы» - жезлодержа-тель. Термин «сабыт» присутствует только в языках тюрков Саяно-Алтая. Среди алтайцев и телеутов опахало из ветви березы с прикрепленными флажками известно как «чабыт», у тувинцев «шавыт» [Бутанаев, 2003, с. 149-153].

Головным убором «алгысчыла» служила старинная девичья шапочка невесты под названием «ах сахпа» - белая сахпа, или «алтын сахпа» - золотая сахпа. Она также украшалась двумя белыми флажками «чалама», длиною около метра.

Девичья шапочка «сахпа» отождествлялась с короной богини Умай. По всей видимости, «алгысчыл» во время обряда перевоплощался в образ богини Умай, для общения с Верховным Творцом. Одеяние, имевшее белый цвет, подчеркивало отличие Белой веры «ах чайан», т. е. бурханизма, от «черного шаманизма».

На Небесное жертвоприношение мужчины надевали особый головной убор «улдурбе». Он состоял из повязки, к которой прикреплялись перья беркута и ритуальные ленточки «чалама» белых, синих и красных цветов. Убор «улдурбе» повязывался на голову мужчине так, чтобы ленточки свешивались вниз, а перья направлялись вверх. Последних на повязке должно быть столько, сколько в семье душ мужского пола, но не менее трех. Например, если в юрте пять мальчиков, то прикалывали пять перьев из крыла, да еще три пера из хвоста беркута, необходимые для самого хозяина. Кроме того, к «улдурбе» старались привязать лишнее перо, чтобы в семье прибавился мальчик. Накануне Небесного «тайыга» специально убивали беркута, перья которого делились между всеми главами самостоятельных хозяйств. Эффектную повязку надевали участники моления в момент выезда, предварительно окурив ее богородской травой. Не отделившиеся от родительского дома взрослые сыновья убор «улдурбе» не делали. На месте жертвоприношения «улдурбе», опять окурив дымом богородской травы «ирбен» (заготовленной по дороге), привязывали согласно социальному рангу на священную бечеву «ах чиле», длиною в семь саженей. Один конец бечевы «ах чиле» закреплялся за ствол священной березы «пай хазынг», а другой - за рядом стоящие деревца. Священную «ах чиле» специально сам свивал глава общины. В тюрко-монгольских языках словом «чиле» называли привязь для молодняка - телят и жеребят на летних пастбищах. Употребление «чиле» на Небесном жертвоприношении обозначало просьбу хонгорцев увеличить приплод скота [Бутанаев, 2003, с. 165].

Помимо хонгорцев подобный ритуальный убор «улдурбе», но только из перьев филина, встречался среди алтайских шаманов. Кроме того, у бурят и якутов применялись белые волосяные веревки культового назначения на религиозных праздниках, которые носили близкие названия: «дэлбэрге» и «зеле» [Михайлов, с. 280].

Алтайские служители бурханизма «ярлыкчи» носили особую одежду «ак-суттон», т. е. беломолочный кафтан. По покрою он напоминал «чекпен», но шился непременно из белой материи. Воротник широкий, откидной, вместо пуговиц завязки. Запахивался слева направо. Из-под воротника вдоль спины спускались две пары лент, белая и желтая или красная. Длиной ленты до самого низа подола. В качестве головных уборов употребляли островерхие шапки, в форме колпака, носимые в старину женщинами. На лбу колпак оторочен желтой ленточкой, а к верхушке прикреплены две ленты, спускающиеся почти до земли [Данилин, с. 175-177].

Один раз в три года хонгорцы собирались на празднество под названием «Ходжахан ойын» — игрища Ходжахана. В мифологии тюрков Саяно-Алтая Ходжахан был известен как эротическое божество, олицетворяющее символ плодородия, в котором находился дух мужской силы. Этот фаллический культ, кроме Хонгорая, был зафиксирован исследователями на северном Алтае среди телеутов, шорцев и кумандинцев [Сатлаев, с. 131].

Руководитель моления облачался в культовую одежду «ходжакип», т. е. костюм «Ходжахана» - божества, дающего мужскую силу.

Костюм его состоял из белого холщового халата «майтах», на голову водружался конический берестяной колпак «тос пёрик», лицо закрывалось берестяной маской. Берестяная маска «чертей» представляла образ Ходжахана. Она окрашивалась охрой в красный цвет. Обязательным атрибутом этого обряда являлся деревянный фаллос «ходжа», сделанный из ствола молодой березки, раскрашенный красной охрой или соком плодов спелой калины. К нему привязывались те-стикулы из комля березы. Фаллос и маска, окрашенные охрой, передавали цвет крови жертвенного животного, что подчеркивало их животворящую силу.

Фаллос в виде полового члена жеребца носил хонгорское название «ходжа». По всей видимости, термин «ходжа» в тюркских языках обозначал мужское начало. Например, в турецком языке слово «коджа» служит для обращения жены к мужу, который должен выполнять свои супружеские обязанности [БТРС, с. 554]. Интересно отметить, что во время празднества все мужские участники назывались общим именем «ходжалар» - букв, фаллосы. В отличие от них сам фаллос величался «бай ходжа» - священный фаллос. В молитвах к нему обращались следующим образом: «священный фаллос «бай ходжа», сотворенный и данный нам Белым Богом». Во время обряда руководитель моления брал в руки жезл «сабыт», а впереди за бедра привязывал фаллос. Вероятно, шаман получал мужскую силу от самого Ходжахана и через свои атрибуты и действия передавал ее людям.

Обрядовая игра «Ходжахан ойын» завершалась гулянием. Атрибуты моления Ходжахана - берестяная шапка, маска и фаллос складывались на жертвенник «тасхах», находящийся у священной березы «тирби хазын». Кто-нибудь из удалых парней надевал березовую маску, окрашенную охрой и убранную разноцветными лентами, брал в руки фаллос и, изображая жеребца, ловил бегущую от него молодежь. Во время обрядовой игры «ходжахан ойын» пойманным парням и мальчикам фаллос просовывался между ног. При встрече со стариками фаллос засовывали им под левую подмышку.

После завершения обрядовой игры фаллос «ходжа», маска, коническая берестяная шапка передавались хозяину будущего моления, который торжественно заносил их к себе домой и хранил до следующего события [Бутанаев, 2003, с. 202-204].

Возникновение фаллических культов и таких эротических игр восходит еще к эпохе неолита. Например, имеются антропоморфные изображения образов Ходжахана с фаллосом, в высоких колпаках и масках на древних наскальных рисунках в устье Хантегира, на г. Хосхар (Суханихи) по р. Енисей, Томской писанице [Леонтьев, с. 91].

Важное место в духовной культуре хонгорцев занимал культ тесей. Слово «тёсь» в первоначальном смысле обозначало понятие — «основа, сущность, корень» и бытовало в языке кыргызов долины Среднего Енисея со времен древнетюркской эпохи.

По народным представлениям, семейно-родовые теси - фетиши были созданы в стране Хонгорай в честь предков. Поэтому их иносказательно именовали «агалар», т. е. родовые предки, родоначальники. Многие из них появились на берегах Среднего Енисея из разных стран - Китая, Монголии, Бурятии, Ирана и т. д. По всей видимости, эти данные свидетельствуют о сложном этническом составе тюрков Саяно-Алтая.

Каждый фетиш «требовал» особого кормления. Для ритуального кропления применялась никем не пробованная молочная водка «арака» или молоко белой коровы, надоенное непорочной девушкой. При кроплении на тесей «аракой» или молоком нельзя было брызгать на середину их лицевой части, чтобы не оскорбить достоинства духов. Каждую весну, когда прилетали птицы, появлялась зеленая трава и телился скот, и каждую осень, когда улетали птицы и замерзала земля, совершали ритуальное кормление тесей. Ответственность за выполнение этих ритуалов возлагалась на служителей Белой веры.

Одним из самых почитаемых фетишей Саяно-Алтая являлся «ах тёсь» - белый фетиш, или «салыг», сделанный из шкуры зайца. Аналогичные названия для идолов «шалыг» или «чалу» бытовали среди алтайцев и тувинцев. Возможно, термин заимствован у монголов, в языке которых «цалиг» значит идол, домашнее божество.

Согласно хонгорской мифологии, фетиш «ах тёсь» представлял образ старой девы «Салыг», брошенной на произвол судьбы братьями на первоначальной родине в Северо-Западной Монголии (в молитвах называется Цинский Китай, куда входили и Монголия, и Тува). В древние времена кыргызы и буруты откочевали оттуда в страну Хонгорай, однако не взяли с собой престарелую незамужнюю сестру. После своей смерти она превратилась в нечистого духа, принявшего образ зайца. Она настигла своих родичей, перекочевавших в Хонгорай и наслала на них болезни. Кыргызы и буруты для спасения от напасти были вынуждены сделать ее изображение в качестве идола.

Старая дева «Салыг» ездила на соловом коне, носила золотые серьги и серебряное нагрудное украшение «пого». Поэтому во время жертвоприношения ее фетишу на ритуальную березку привязывали серьги, подвески к косичкам и нагрудник «пого». Руководитель жертвоприношения также надевал женские серьги, девичью шапочку «сахпа» и нагрудник «пого» [Бутанаев, 2003, с. 122-123].

Через каждые три года, в июне на новолуние, фетишу «ах тёсь» приносили в жертву белого барашка с черными щеками. Место жертвоприношения избиралось на восток от аала, обычно на берегу реки. Здесь устанавливали березу, на которую привязывали женский нагрудник «пого», серьги и девичьи накосные украшения. Около березы разводили огонь и ритуальным способом «озеп» забивали барашка. Перед этим белого ягненка обводили три раза вокруг березы, подогнув ему правую переднюю ногу. Для кормления «ах теся» варили правую голень, нижнее правое ребро, правую часть курдюка. От каждой части мяса отрезали по три кусочка и, благословляя фетиш, бросали их в огонь. При кормлении лицо фетиша сначала обращали в сторону ритуального огня, а затем поворачивали его на восток со словами: «вернись в свое зимнее кочевье». Руководитель моления - «алгысчыл» надевал на голову шапочку невесты «сахпа», украшенную ленточками «чалама». Во время поклонения «алгысчыл», держа в руках жезл «сабыт» с повязанными белой и красной лентами, читал молитвы в честь идола «ах тёсь».

Ритуальная одежда отражала особенности духовной жизни тюрков Саяно-Алтая, каждая деталь которой имела сакральное значение.