НЕИСТОВЫЙ КНЯЗЬ ОДЖЕН-БЕГ

Спустя много лет после первых наших предков, но до рождения современного поколения в долине Енисея властвовал кыргызский народ.

На севере Хоорая, в междуречье Черного и Белого Июсов, жили два кыргызских князя - Таар-бег и Оспа-бег. У Оспа-бега росли два сына. Во главе народа находился коварный Таар-бег. У него не было своих детей и он решил убрать претендентов на власть у соперника. Таар-бег хитростью заманил к себе домой старшего сына Оспа-бега и убил наследника. Оспа-бег узнал об этом злодеянии и расправился с ним. За содеянное преступление Таар-бега похоронили на дороге че­рез гору, названную Таар-бег, дабы каждый путник топтал кости под­лого тирана. После Таар-бега в Июсских степях стал править немоло­дой Оспа-бег, ездивший на черно-гнедом коне. Его белый дворец рас­полагался на берегу бурно текущего Белого Июса, под горой Оспа-таг (по-русски «Ашпа»), Летник князя находился в местности Сарат за горой Таар-бег.

Так Оспа-бег жил, разменивая месяцы и годы, считая пасущийся скот и управляя черноголовыми кыргызами. Албан (ясак), собираемый с под­данного народа, он уплачивал Моол-хану . В те времена Хоорай подчи­нялся Моол-хану и кыргызы ежегодно платили ему албан.

Долго ли, коротко ли так прожил кыргызский бег, но стала подходить мужская старость, его лопатки на спине затвердели, суставы закостенели. На склоне лет у Оспа-бега подрастал сынишка Одженгес. Он рос бойким удаль­цом, как говорится, «трижды прошедшим сквозь отверстие бедра» *.

«Три раза прошедший сквозь отверстие бедра» - хакасское народное образное выраже­ние, значит: ушлый, ловкий, пробивной человек.

Состарившийся Оспа-бег все чаще стал болеть и уже не мог отвозить албан монгольскому хану.

Через некоторое время из Монголии пришел приказ Моол-хана: Оспа- бегу явиться к нему в ставку. В ту пору Одженгес, сын Оспа-бега, стал широкоплечим мужчиной, с могучей грудной клеткой, богатырского те­лосложения.

Обобщенный образ монгольских правителей.

Оспа-бег и Одженгес вместе с телохранителями отправились в Мон­гольскую землю. По пути их захватила темная ночь. Сделав большой ба­лаган, они легли спать. Когда забрезжил рассвет и вышло алеющее солн­це, путники опять засобирались в дорогу. Одженгес обратился к отцу: «Отец мой, Оспа-бег, наклонись, встань на четвереньки, помоги мне сесть на мухортого коня». Оспа-бег, подойдя к сыну, опустился на четве­реньки. Одженгес, наступив на спину отца, подковкой каблука сильно нажал между лопаток. Оспа-бег, не стерпев боли, воскликнул: «По, сын, что случилось?». «Отец, своя беда рождается от самого себя», - ответил загадкой задумавший темные мысли Одженгес.

Наконец Оспа-бег с сыном добрались до ставки Моол-хана. Они за­шли в белый ханский дворец, где собралось много различных бегов. По­сле ритуального приветствия Моол-хан спрашивает: «Глава кыргызов Оспа-бег, в течение трех лет ты не платил албана, почему произошла та­кая задержка? Ради того, чтобы узнать причину, я пригласил тебя сюда».

Оспа-бег перед великим ханом, как прутик, сгибается, как ремень, сворачивается, открыв уста, произносит: «Если править - ты мой хан, если княжить - ты мой бег (т. е. ваше высочество), прости мою вину, по­дошли тяжелые годы. Достиг я преклонных лет, даже если у меня было желание привезти албан, то не хватало силы. Однако сейчас я полностью албан привез».

Тогда встал Одженгес: «Старший над ханами Моол-хан, чего ты хо­чешь от Оспа-бега, достигшего мужской старости? Оспа-бег сейчас уже не князь, вместо него я стал бегом! Старик Оспа-бег отдал свою власть мне. Это я привез албан, собрав его с моего черноголового народа».

Весь собравшийся люд, услышав речи Одженгеса, с удивлением за­мер, не произнеся ни звука. «Если вы не верите, то посмотрите - между лопатками Оспа-бега имеется моя тамга в виде подковы», - говорит Од­женгес. Моол-хан попросил Оспа-бега снять рубаху. Присутствующие на приеме беги с удивлением увидели между двух лопаток на его спине пе­чать Одженгеса. Удостоверившийся Моол-хан постановил: «Пусть отны­не вместо Оспа-бега станет княжить его сын». Таким образом сын Оспа- бега стал князем и получил титул - Ярнак Оджен-бег. Оджен-бег добился утверждения своей власти, ибо право на княжение давал Моал-хан.

После возвращения на родину униженный Оспа-бег от горя долго не прожил, умер. Его тело погребли на высоком холме. Место захоронения бывшего князя получило название «гора Оспа-бега» или «Оспа-таг».

Под руководством Оджен-бега служили отменные батыры: Сюгюр- Матыр - искусный рыболов, Хара-Матыр - умелый кашевар, Хырна- Матыр — знаток лошадей, Айдарах-Матыр - меткий стрелок, удалец Кюльбюзек-Батыр, вызывающий плохую погоду Чударах-Батыр, делаю­щий ясную погоду Частарах-Батыр и т. д. Всего - сорок непобедимых могучих мужей. Главнейшим считался Тасха-Матыр, а самым младшим - Кодечи-Матыр.

Во времена своего правления Оджен-бег приумножил свои владения, захватив правобережную долину Среднего Енисея. Он доходил с отряда­ми батыров вплоть до Качи, где казаки построили Красноярский острог. У русских на вооружении уже использовались огнестрельные ружья, а воины Оджен-бега применяли лучной бой. Проиграв битву в ружейном бою с русскими казаками, Оджен-бег остерегался нападать на Красно­ярск.

Князь Оджен-бег отдыхал после походов и приходил в себя в укром­ном месте «Очен-пиг хаязы», среди гор Хан-Олыг-таг, расположенных по р. Чулым, около канала Танга. Когда он бывал ранен, то скрывался в пе­щере горы Хан-Олыг, где лечился лекарственными травами. В той горе сохранилась дверь с тамгами Оджен-бега, через которую кыргызский князь заходил внутрь. С тех пор эта гора получила второе название - «Оджен-бег хаязы», т. е. скала Оджен-бега.

Оджен-бег, захватив все правобережье Енисея, стал хозяином велико­го владения и переселился жить с берегов Белого Июса на Енисей. Он учитывал поголовье пасущегося скота, совершал суд над подданным на­родом. В его жизни «не приедаясь, проходит старый год, не надоедая, входит новый год». Оджен-бег со своими чайзанами с трудового народа собирал албан и каждый год отвозил Моол-хану.

Самый лучший батыр Оджен-бега по имени Тасха-Матыр, ездивший на лысо-кауром коне, еще не был женат. Он был небольшого роста, с красными глазами, носил косичку величиной с колотушку. Тасха-Матыр был уроженцем северной страны Сеет, находящейся в долине Среднего Чулыма. Прибыв в Хоорай, он стал служить Оджен-бегу. После тяжелых боев Тасха-Матыр укрывался и залечивал свои раны в пещере горы «Тас­ха-Матыр хаязы», находящейся по р. Черный Июс, недалеко от аала Под- камень. За боевые заслуги он приобрел особое расположение князя. Од­жен-бег приблизил к себе Тасха-Матыра и решил отдать ему в жены знатную девушку - Мондай Арыг. На ней собирался жениться один из дружинников - Кюльбюзек-Батыр.

Однажды Оджен-бег отправился со своими батырами на облавную охоту на диких коз. Кюльбюзек-Батыра и Тасха-Матыра посадили в заса­ду в одном логу. Кюльбюзек-Батыр, догадываясь, что его девушку хотят отнять, решил разделаться с соперником. Когда гонимые охотниками козы поравнялись с их засадой, Кюльбюзек-Батыр выпустил стрелу, при­целившись в Тасха-Матыра. В ответ Тасха-Матыр одним выстрелом по­разил и дикую козу, и Кюльбюзека. На его похоронах Тасха-Матыр играл на двухструнном хомысе, грустя по убитому сопернику. Начиная с него, наш народ стал проводить поминки по умершим с исполнением сказания горловым пением под звуки музыкальных инструментов.

Из-за убийства в поединке соперника, чтобы избежать суда, Тасха- Матыр вынужден был скрыться в верховьях Енисея. Там он наткнулся на селение людей ростом с локоть, ездивших на конях величиной с зайца. Это был народ под названием «иргегит». Тасха-Матыр в иргегитской земле прожил три года. Когда он задумал возвращаться, один приятель- иргегит решил с ним побрататься. Согласно обычаям, они обменялись стрелами. Обмен стрелами входил в ритуал кыргызского обычая побра­тимства. Маленькую стрелу иргегита Тасха-Матыр воткнул себе в ворот. По пути следования, когда полил проливной дождь, ему как раз встрети­лась скала с гротом. Под сводами грота он переночевал. Утром Тасха- Матыр с удивлением обнаружил, что спал он под копытом умершего ко­ня. «Чего только ни бывает на свете, - подумал Тасха-Матыр. - Я считал себя среди иргегитов великаном и удальцом, но, оказывается, и громад­нее меня рождаются существа».

В это время Оджен-бег отправился к Моол-хану, чтобы отвезти пере­метные сумы с мехом пушных зверей - собранный албан. Во дворце мон­гольского правителя Оджен-бега встретили как дорогого гостя. Моол-хан угощает его, поставив на золотой стол лучшие яства, подавая лучшие напитки. После угощения Оджен-бег вышел на улицу - осмотреть вели­чественный дворец и постройки Моол-хана. Вдруг он увидел на балконе очень красивую девушку, вкушающую сырцы «пичирё». Это была дочь Моол-хана по имени Постай-Арыг. Оджен-бег, подойдя поближе к По­стай Арыг, запустил в красавицу кизяком, подобранным с земли. От не­ожиданности Постай Арыг вздрогнула и, разозлившись, схватила горсть сырцов пичирё, швырнула их в лицо Оджен-бега. В тот же момент сереб­ряный перстень ханской дочери соскользнул с пальца и упал на землю. Оджен-бег, подхватив серебряный перстень, сказал: «Теперь, красавица, ты отдала мне свой перстень в залог верности и должна выйти за меня замуж». По обычаям Хоорая и Монголии девушка, согласившаяся выйти замуж, отдавала своему возлюбленному свое украшение. Перстень мон­гольской принцессы попал в руки Оджен-бега и его нельзя было вернуть.

Придя в ханские палаты, Оджен-бег подошел к Моол-хану со слова­ми: «Вот, твоя дочь, Постай Арыг, свой перстень отдала мне в залог вер­ности и должна выйти за меня замуж. Если я ее буду сватать, отдашь ли ее мне?». Моол-хан, посоветовавшись со своими бегами, решил отдать свою дочь за Оджен-бега. Сделали помолвку «хыс тойы». После оконча­ния короткой помолвки Оджен-бег вместе с Постай Арыг вернулся на родину. Свободная Постай Арыг поневоле поехала на чужбину. Оджен- бег, вернувшись на родину, сообщил своему народу: «Пусть будет не­скончаемое пиршество, пусть будет непрерываемое веселье! Я женился на дочери Моол-хана Постай Арыг». Черноголовый народ с глазами цве­та спелой черемухи начал пировать. 60 косичек красавицы Постай Арыг расплели и заплели в две косы замужней женщины.

Во время проведения великого веселья вернулся скрывавшийся дол­гие годы Тасха-Матыр. Приехавший Тасха-Матыр не знает, каков будет над ним суд сурового бега. На великой свадьбе, увидев Тасха-Матыра, Оджен-бег успокоил свое гневное сердце, простил его большую вину. «В хороший день ты встретился, Тасха-Матыр», - решил великий князь.

Наконец закончилась лучшая из лучших свадеб. Собравшийся народ разошелся, а Оджен-бег со своей скромной супругой Постай Арыг стали жить, сменяя месяцы и годы. У них родилось два сына. Старшего нарек­ли Кодисом, младшего - Чабысом.

Во дворце Оджен-бега служили советники, самым приближенным из которых считался Айош. Он был большим хитрецом и вруном. Однако Айош сумел втереться в доверие к Оджен-бегу.

Однажды Оджен-бег отправился на охоту. Через довольно продолжи­тельное время возвращается с добычей. Его доверенный Айош встречает Оджен-бега. Приняв поводья коня, спускает его, поддерживая под руки. После соответствующих приветствий Оджен-бег спрашивает: «Хорошо ли жили в мое отсутствие, здоровы ли? Какие есть новости?». «Никаких интересных новостей нет, - отвечает Айош. - Есть только некоторые по­дозрения». «Расскажи, что ты видел?» - говорит Оджен-бег. «Каждый день из твоего дома выходит Хырна-Батыр. То ли он ночует здесь, то ли заходит в гости, непонятно», - высказывает свои предположения врун Айош. Краснее крови было лицо Оджен-бега, но вмиг почернело, стало похоже на черную печень. Услышав подобные речи, он зарычал как барс, загремел как гром: «Сучий сын, Айош, правду ли ты говоришь? Ложь ли ты плетешь?». «Правда. Утром Хырна-Батыр из дома выходит. То ли он утром приходит, не знаю», — говорит Айош. Оджен-бег добытых зверей занес в дом и к своей госпоже Постай Арыг обращается: «Я устал от езды на коне по тайге. Хочу отдохнуть. Есть ли у тебя целебные яства?». Суп­руга ждала возвращения Оджен-бега. Лучшую пищу приготовила, луч­шие напитки на стол поставила. «Ну, если у тебя есть хлеб да соль, позо­ви моих батыров и соседей», - распоряжается Оджен-бег.

Постай Арыг ни о чем не догадывается. Она отправила чайзанов со­зывать народ. Сама накрыла золотой стол с самой вкусной пищей, с са­мыми крепкими напитками. В белой княжеской юрте собралось 60 деву­шек, которые сели с женской стороны, и 70 чайзанов, разместившихся с мужской стороны. Хозяйка Постай Арыг сама проводит гостей за золотой стол. Гости, уважая друг друга, стали угощаться. Немного захмелев, по­вели беседы. В это время Постай Арыг стала разговаривать с Хырна- Батыром. Она даже не подозревала о слепой ревности Оджен-бега.

При взгляде на беседующих Постай Арыг и Хырна-Батыра замути­лось нутро Оджен-бега, закипело его черное сердце: «Ээ, эти двое, став едиными, действительно в мое отсутствие вместе спят». В тот же миг, развернувшись, схватил трехсоставную булатную саблю и срубил жене и Хырна-Батыру головы. У сидевшего на застолье народа сразу исчезли песни и веселье. Не пугавшиеся ничего доселе, испугались, разбегаются по сторонам. Оджен-бег еще страшнее закричал: «Куда бежите?! Сейчас кости этих распутников надо похоронить». Постай Арыг и Хырна-Батыра похоронили. Дородная супруга Хырна-Батыра по имени Чындаба стала вдовой. Оджен-бег остался без жены.

Через некоторое время советник Айош опять заходит во дворец Од­жен-бега. Встретившись с неистовым князем, Айош произносит: «Если править - ты мой хан, если княжить - ты мой князь (т. е. ваше высочест­во)! Одинокая головня не горит, одинокий мужчина дом не сумеет дер­жать. Хорошую хозяйку разве нельзя найти?».

«Кого ты посоветуешь? Для меня подходящей госпожи я не знаю в наших краях», - говорит Оджен-бег. Подлый Айош сам задумал женить­ся на вдове Хырна-Батыра. «Не сосватать ли Чындабу, - подговаривает он Оджен-бега, - Она дородная, красивая женщина».

«Чындаба молодая, пойдет ли за меня?» - сомневается Оджен-бег.

«Возможно, пойдет. Уловкой берут коня, хитростью берут женщину», -    говорит его доверенный, замысливший недоброе.

«Ну, ладно, прикажу приготовить яства, а ты сам попробуй сходить к ней», - решает Оджен-бег.

Вечером Айош отправился к Чындабе. Пройдя к столу хозяйки, стоя­щему на почетном месте, закурил табак. «С чего это Оджен-бег стал гнать араку, или опять задумал кого-нибудь убить...», - говорит Айош. Услышав его речи, Чындаба удивилась: «Айош, что произошло? Меня он решил убить?». «Вполне возможно Оджен-бег и тебя убьет», - отвечает Айош. «Что мне делать, куда мне спрятаться?» - запричитала супруга Хырна-Батыра. «Если за меня пойдешь, то тебя я спрячу и спаду», - гово­рит Айош. «Пойду, пойду, если за тебя не пойти, то как я буду жить? Только бы не умереть», - отвечает Чындаба. «Ну, ладно, - говорит Айош, -    если пойдешь, то собирайся. Сегодня же ночью скроемся».

Наступила темная ночь. Айош и Чындаба, оседлав двух коней и по­грузив домашнее имущество, выехали к берегу Енисея. Там они погрузи­лись на плот и сплавились вниз по Енисею.

Утром, когда засиял диск священного солнца, Оджен-бег в своем бе­лом дворце ждет доверенного. Солнце поднялось высоко, а Айош не возвращается. Тогда Оджен-бег у своих людей стал спрашивать: «Айош куда ушел? Почему не приходит?». «Айош ночью вместе с Чындабой убежали», - говорят его подданные. Оджен-бег посмотрел на юрту Чындабы, а из нее не вьется дым, двери открыты. Только после этого дошло до Оджен-бега, что его обманул Айош. Он, как гора, вздыбился, как море, разлился: «Меня обманул, задумал стать достойным челове­ком, но у обманщика дорога бывает короткой. В месте, где я их догоню, их головы срублю!».

Оджен-бег сел на своего бело-мухортого коня, к берегу Енисея скачет. Он достиг горы Хароол-тигей, откуда увидел Айоша, плывущего на пло­ту далеко вниз по Енисею. Стрела не долетит до них. Если вниз по Ени­сею гнаться за ними, встретишь военный острог казаков. Побоявшись казаков, Оджен-бег повернул назад.

Говорят, вниз по Енисею имеется деревня Аёшка, где когда-то обос­новались Айош с Чындабою. От них произошел род Аешиных.

Оджен-бег вернулся домой. В сердцах он приводит в дом свою быв­шую наложницу по имени Илонча.

Однажды Оджен-бег ушел на охоту. Зима была на исходе. Поднож­ный корм истощился, около аала нет травы для скота. Старший сын Од- жен-бега Кодис с пастухами вывел скот в дальние горы, где были паст­бища с буйной растительностью. Жене Оджен-бега он ничего не сказал.

Когда Оджен-бег вернулся с охоты, навстречу вышла с плачем Илонча.

«Благоверная моя, взявшая мое сердце смирность, что случилось? Не хватило ли пищи для твоего рта? Не хватило ли одежды надеть на твою спину? Отчего ты печалишься?» - спрашивает Оджен-бег.

Жена Оджен-бега ябедничает на пасынка: «Да, - говорит, - твой стар­ший сын самонадеянный, весь твой скот перегнал далеко в горы, теперь дома нет мяса, чтобы приготовить еду. Почему перегнал - не знаю». Од­жен-бег развернул своего бело-мухортого коня и поехал за сыном в горы.

Кодис отца увидел издалека, почувствовал недоброе. Оджен-бег дос­какал до своего сына, диким голосом стал ругать свое дитя: «Почему наш скот перекочевал сюда?». «Около аала нет травы, поэтому ненадолго, до тех пор, пока новая трава не вырастет, на весенний табор вывел», - гово­рит сын. Оджен-бег его не слушает: «Своя беда от себя же и рождается», -    говоря так, вытащил саблю и размахивает.

«Если хочешь ударить, так бей, отец», - Кодис встал на колени перед передними ногами мухортого коня. У злобного человека сердце твердое. Не сумев подавить гнев, Оджен-бег родного сына с коня ударил саблей и разрубил пополам. Разрубленное сердце сына оказалось маленьким. Ко- дис был рожденным бесстрашным мужчиной. У трусливого сердце быва­ет большое, поэтому в груди сильно стучит. Увидев сердце своего сына, Оджен-бег заревел, как дикий марал, затрубил, как лосиный бык: «Рож­денного удальцом своего баловня сырым, оказывается, съел».

Пастухи похоронили Кодиса. Остался у Оджен-бега только младший Чабыс. Он решил его женить на дочери Моол-хана. Оджен-бег пригото­вил семь бурдюков араки, девять туш валухов, после чего отправился к старику Моол-хану.

Прибыв ко дворцу монгольского правителя. Оджен-бег с поклоном обратился: «Пусть будет негодное на чужбине, пусть будет благое у нас. Мы хотим, если встретится гарцующий конь в ваших табунах, заарканив, ездить на нем; мы хотим, если встретится пригожая девушка, сосватав, взять ее в жены! Слава о красоте твоей младшей дочери Хара Нинджи (букв. Черный Жемчуг) далеко разнеслась по свету, достигнув Хоорая. Не отдашь ли славную Хара Нинджи за младшего сына, Чабыса, рожден­ного от Постай Арыг».

Моол-хан дал согласие на брак своей дочери с сыном Оджен-бега. Он выделил ей приданое из ханского имущества, пасущегося скота и служи­лых людей. Зятю подарил богатырского рыжего коня, с поджарым ста­ном - тоньше тесьмы, с красивой выправкой. Конь был словно полиро­ванная боевая стрела. После короткой помолвки засобирались назад. Мо­ол-хан вместе с женой и телохранителями поехали вместе со сватами в землю Оджен-бега.

В долине Енисея, недалеко от устья реки Ташеба, стоит гора Куня. Около этой горы существовал конский брод через Енисей. Переправив­шись верхом через Енисей, под горой Куня сошли с коней, закурили трубки. Моол-хан говорит: «Сват Оджен-бег, давай до тех пор, пока не выкурим трубки, пока не высохнут потники лошадей, устроим соревно­вание, испытаем резвость наших коней. Но не будем хвалиться победой коней, не будем печалиться из-за отставших в беге. У меня есть быстрый игреневый конь, а твой мухортый конь с давних пор славится в Хоорае».

Конь Оджен-бега хоть и славился своей породой, но заднюю ногу повредил и хромал. Вот два свата устраивают скачки. Сняв с коней седла, посадив мальчиков-седоков, выпустили их на дорогу от горы Куня до реки Аскиз и обратно. Удалой игреневый конь сразу вырвался вперед, доскакав первым до Аскиза. На обратной дороге посреди гор Уй-таг мухортый Оджен-бега обошел коня Моол-хана, скачет впере­ди. На финише мухортый конь споткнулся больной ногой и отстал на длину хвоста от игреневого. Игреневый конь вышел вперед. Оджен- бег и Моол-хан не нарушают заранее условленный договор, гневных споров не затевают.

Оседлав коней, направились в сторону крупного поместья Оджен-бега в Усть-Ербе. Доехав до белого княжеского дворца, начали большое пир­шество - той. Монгольской красавице расплели 50 косичек, заплели во­лосы в две женские косы. Трудовой народ надел дорогие шелковые оде­жды, поет лучшие из песен. Лучший из пиров длится девять дней. На девятый день молодые парни, прибывшие с Моол-ханом из Монголии, опьянев, стали хвалиться: «Мухортый конь Оджен-бега славится удаль­ством, однако хоть он и удалой, не догнал в беге игреневого коня Моол- хана. Можно ли после этих скачек считать мухортого коня славным? Можно ли считать Оджен-бега удалым богатырем?». Женщины, прислу­живающие на свадьбе, услышав слова молодых монгольских парней, по­спешно стали их утихомиривать: «Не шумите, наш князь буйный чело­век, если он услышит подобную речь, то не сносить вам ваших голов, не останутся на плечах и наши головы».

Через девять дней великое веселье закончилось. Народ Моол-хана, попрощавшись, вернулся в свои земли.

Спустя три месяца Оджен-бег стал собираться на тёргин - поездку к родителям молодой. Прислуга выкурила большое количество араки для поездки на тёргин. Во дворце Оджен-бега стали пить початие - вино из первого казана. Захмелев от первого казана вина, женщины стали сплет­ничать: «Парни Моол-хана так хвалились! Удалой, прославленный в на­роде мухортый конь Оджен-бега даже не догнал игреневого жеребца Мо­ол-хана. Мухортого коня можно ли считать за коня? Оджен-бега можно ли считать за богатыря?».

Оджен-бег, услышав молву, забурлил как море. Спрашивает: «Люди Моол-хана действительно так хвалились?». «Да, ей богу, так говорили», - отвечают женщины.

«Уродливый Моол-хан, я заставлю тебя уважать мой народ», - заго­ревал удалой Оджен-бег. Он бросил клич своим подданным: «Мой чер­ноголовый народ с красивыми глазами, я хочу наказать монголов, соби­райтесь с кровавой войной на Монгольскую землю». Он позвал сына: «Пойдешь ли ты воевать со своим тестем? - спрашивает. - Если не пой­дешь, то здесь же твою шею перерублю». Чабыс может и не пошел бы, но отца невозможно ослушаться. Поневоле он стал готовиться к войне.

Оджен-бег и его батыры, руководя войском численностью в тысячу всадников, отправились в Монгольскую землю. Перевалив Саянские го­ры, достигли владений Моол-хана. Оджен-бег, остановившись наверху холма, Моол-хану отправляет послов, говоря: «Сучий сын Моол-хан пусть выйдет со мной воевать!». Когда послы Оджен-бега зашли во дво­рец Моол-хана, хан ел сладкие яства, пил крепкие напитки. Увидев лю­дей Оджен-бега, воскликнул: «Ой-бой, мои сваты приехали на тёргин.

Послы, вернувшись, передали разговор с ними Моол-хана. Но кыр­гызский князь не стал прислушиваться к словам свата. Он злится и гнева­ется: «Пусть он пьет айран со своим отцом, пусть он пьет кумыс со своей матерью. Пусть не красуется передо мною, пусть не выставляет свое ба­бье обличье».

Оджен-бег со своим войском стоит на холме перед ставкой Моол- хана, ждет выступления монгольской армии. Кыргызские кони полно­стью вытоптали ближайшие пастбища. Воины Оджен-бега на ночь выну­ждены уводить пасти коней за дальние холмы. Монгольские пастухи до­ложили Моол-хану о сложившейся ситуации. Тогда Моол-хан призвал к себе конокрадов, которым приказал: «Украдите коней кыргызского вой­ска. Если мы украдем коней Оджен-бега, то лишим его конницы. Пешим он не станет воевать». Конокрады ночью угнали всех коней войска Од­жен-бега, включая его мухортого и рыжего коня Чабыса. Их завели в скотные дворы Моол-хана.

Утром Моол-хан своим батырам приказывает: «Собирайтесь, сейчас мы выступим на войну с Оджен-бегом. Посмотрим, как он будет воевать пешим, без коней. Если кыргызы откажутся воевать, то мы их пригласим в гости, устроим перемирие». Собрав свое войско, он выступил против Оджен-бега со словами: «Ну что же, дороже золота мои дорогие родст­венники, если воевать, то давайте повоюем».

Сын Оджен-бега Чабыс говорит отцу: «Отец, наделенный ханской властью, воевать в пешем порядке с конницей - проигрышное дело, надо нам помириться с Моол-ханом». Оджен-бег грозным голосом Закричал на сына: «Плохой стрелок только зверей распугает, трусливый человек только народ взбаламутит!». Услышав категорический отказ отца, сын больше ничего не стал говорить.

Бабье обличье — намек на то, что Моол-хан обладал слабой растительностью на лице, был без бороды и усов; в хакасском обиходе это одно из тяжких оскорблений.

Оджен-бег, натянув лук, в пешем строю поднял своих воинов на бит­ву. Моол-хан разозлился. Лезвием сабли он поздоровался с кыргызским князем, наконечником копья он поприветствовал свата.

Оджен-бег, одетый в броню, в железной кольчуге, в железном шлеме, передвигаясь пешим, вспотел. Он открыл забрало шлема, чтобы вытереть пот с лица. В тот же момент его лоб пробила бронебойная стрела. Увидев упавшего ничком отца, Чабыс подбежал к нему. Оджен-бег, очнувшись, но не в состоянии встать, говорит сыну: «Ласковый мой Чабыс, перестань воевать, тебя твой тесть простит». «Нет, - говорит сын, — надо было так думать до начала войны, теперь поздно, надо воевать».

В тот же миг рыжий конь Чабыса, стоявший привязанным на скотном дворе Моол-хана, разорвал поводья, перепрыгнул через забор и прибежал к своему хозяину. Чабыс, увидев своего коня, очень сильно обрадовался. У коня нет узды, нет седла. Чабыс вскочил на него и вступил в бой. Вер­хом на коне сын Оджен-бега стал крошить саблей войско Моол-хана как мясо, стал кроить солдат как выкройку платья. Впереди идущих уклады­вает по шестеро, сзади подошедших хоронит по семеро. Бойцы Моол- хана, испугавшись Чабыса, бросились бежать врассыпную. Монгольские батыры, следившие за полем боя с наблюдательного поста, приказывают: «Перебейте колени двух передних ног у коня сына Оджен-бега». Как только перебили стрелами колени у рыжего коня, тот сразу повалился. Чабыс, вылетев с коня, упал ничком на землю. Монголы в тот же миг перерезали ему горло. Сын Оджен-бега погиб. Не осталось больше дос­тойных предводителей в кыргызском войске. В той войне погибло бес­численное количество кыргызского народа. Так Оджен-бег проиграл бит­ву Моол-хану.

Моол-хан на месте кровавой сечи осматривает останки тел. Среди убитых увидев Чабыса, Моол-хан разозлился на своих батыров: «Вы не должны были убивать Чабыса, он мой зять, у него нет вины. Почему уби­ли?». Воины отвечают: «Если бы мы не уложили сына Оджен-бега, он бы победил нас. После того, как он сел на рыжего коня, против Чабыса ни­кто не мог выстоять». Старик-тесть загоревал: «Богатырем рожденный мой зять лег на поле боя из-за своего неистового отца». Затем, пройдя дальше, он наткнулся на тело Оджен-бега. Увидев погибшего Оджен- бега, Моол-хан стал удивляться: «Каким бесстрашным сердцем нужно обладать, чтобы пешим броситься на конницу». Монголы вспороли кин­жалом грудь Оджен-бега и вытащили его сердце. Моол-хан увидел сердце, обросшее медвежьей шерстью длиною в четверть. С тех пор бес­страшных людей с твердым характером наш хакасский народ называет «волосатое сердце».

На поле брани, где была разлита кровь кыргызов, лежал полуживой Тасха-Матыр с перебитыми ногами. Сын Моол-хана Лачын-тайджи, по­дойдя к Тасха-Матыру, смеясь, стал издеваться над беспомощным баты­ром: «Ээ, глава войска, ездящий на лысом кауром коне Тасха-Матыр, и твой день смерти подошел». Но смех оборачивается плачем. В вороте одежды Тасха-Матыра была спрятана одна стрела, сделанная из кости зверя и подаренная иргегитским побратимом. Тасха-Матыр достал стре­лу, положил ее на ладонь и щелчком выстрелил в смеющегося Лачын- тайджи. Стрела перебила шейную артерию. Тасха-Матыр с трудом до­полз до упавшего насмешника, зачерпнул ладонями кровь, сочившуюся из шеи Лачын-тайджи, и три раза отхлебнул со словами: «Ты будешь мо­ей постеленной постелью, ты будешь моей подложенной подушкой! Я выпил кровь насмешника. Сейчас, если я умру, то не будет грусти».* Он вытащил кинжал и сам себе перерезал горло.

Из сорока батыров Оджен-бега в живых остался только один Ольбе- зек-Батыр. Он лег на поле брани среди тел погибших, притворившись мертвым. Когда монголы специально на месте сечи проверяли оставших­ся в живых, Ольбезек-Батыр лежал с открытыми глазами. Увидев его, они ткнули копьем в один глаз, чтобы выяснить, жив или мертв лежащий че­ловек. Ольбезек-Батыр даже не моргнул оставшимся глазом. Оставшись в живых, он сумел вернуться на родину. Вместе с ним добрался до родного Хоорая небольшой отряд из нескольких сот израненных бойцов. Ольбе- зек-Батыр поведал жене Оджен-бега историю гибели мужа. Илонча, кня­жеская жена, получив известие о смерти мужа, зарыдала:

«Молодцы, оседлавшие трехлетних жеребцов,

Возвращаются, пришпоривая их бока.

Бело-мухортый конь, во время свадебных скачек

Почему ты, поскользнувшись, отстал?

Молодцы, ездившие на бело-игреневом коне.

Надменно восседая, возвращаются.

Бело-мухортый конь с неостриженной гривой.

Почему ты, поскользнувшись, отстал?

Гарцуя вниз по реке Ерба, без печали скакал бело-мухортый.

Осталось много опечаленного твоего народа,

На кого ты надеялся, Оджен-бег?

«Ты будешь моей постелью...» - слова, которые произносили при исполнении акта кровной мести.

Гарцуя вверх по реке Енисей, без ушибов скакал бело-мухортый,

Осталось много раненого твоего народа,

На кого ты надеялся, Оджен-бег?

Благородные твои всадники на испуганных конях Скачут, поднимая пыль.

Ты, надев непробиваемые доспехи,

Лег, чтобы никогда больше не подниматься».

После поражения в монгольской войне разрушилось великое владение князя Оджен-бега, «опрокинулся его род», т. е. прекратился род в муж­ском потомстве. Земля кыргызов осиротела. У Оджен-бега не осталось преемника, который возглавил бы страну Хоорай. Черноголовый народ, потеряв своих правителей, подчинился власти Белого хана.

Вдова Чабыса по имени Хара Нинджи осталась беременной. Вместе с небольшой группой людей она спряталась в пещере горы Сагыр-хая сре­ди хребтов Батеневского кряжа (по-хакасски «Хара-сын»), Хара Нинджи родила двух мальчиков - близнецов Чабыйаха и Чабыджаха. Колыбели этих детей до сих пор лежат в пещере горы Сагыр-хая. От двух братьев - Чабыйаха и Чабыджаха - ведет свое происхождение сеок кыргыз среди хакасов.

Хара Нинджи, испытывая тяжелую судьбу одинокой вдовы, в плаче укоряла Оджен-бега в гибели его владения:

«Мой отец Моол-хан, имеющий большое потомство,

Пусть сохранит свою власть.

Оджен-бег, погубивший своих сыновей,

Пусть останется в песнях и преданиях.

Мой народ с глазами спелой черемухи Зачем ты передал казакам?

Если ты нас передал казакам, то Закрепил ли наши права на бумаге?

Ты составил документ-бумагу,

Пусть же она будет вечной!

Мой черноголовый народ, оставшийся от Оджен-бега,

Пусть его не притесняет русский хан!

Благочестивый народ Хоорая Зачем ты передал урусам?

Но если ты передал нас урусам,

Закрепил ли ты наше положение в книге?

Если закрепил наши законы в книге, то Пусть никогда она не истлеет!

Мой черноголовый народ, оставшийся от Оджен-бега,

Пусть живет вечно на своей земле!».