Солнце, небесные боги и духи - Мировоззрение и мировосприятие тазминцев

Солнце, небесные боги и духи - Мировоззрение и мировосприятие тазминцев

Источник: Кызласов, Л.Р. - Древнейшая Хакасия. М.: Изд-во Московского университета. 1986. 294 с. 

Обособляется группа стел, объединенных изображением на плоскости двух- или трехглазых личин с расходящимися веером лучами (рис. 95, 97. 128, 144, 145, 2-, 14G). Эти лучи отходят от верхушки головы (рис. 95. 144), но иногда и от головы и от щек, т. е. от всей личины (рис. 97. 146)64.

В обоих случаях, несомненно, изображены именно лучи, а не волосы, как ошибочно полагают некоторые авторы. Это подтверждают не только отмеченные случаи равномерно расходящегося «сияния» всей личины (рис. 97, 146), но и случаи эманации световой энергии, изображаемые выбитыми у концов лучей как бы отрывающимися от них и расходящимися в стороны корпускулами (черточками) (рис. 128; 146, 2; 147).

Наконец, под «разгорающимися» солнечными лучами на одном из таких изваяний выбито упоминавшееся выше изображение небесной коровы и золотого тельца, ставшего, по мифу, животворным солнцем (рис. 128).

Подобные изображения солнца (в виде скобы или полудиска с расходящимися лучами) встречаются и среди наскальных изображений по берегам Енисея. Среди них есть одно, восходящее над изображением бычка 65

Изображения солнечных божеств, божеств Света, в виде личин с расходящимися лучами или в виде антропоморфных фигур с лучистыми дисками вместо голов широко известны среди наскальных дренних рисунков Австралии, острова Пасхи, Северной Америки, Аравии, Казахстана, Прибайкалья и Нижнего Амура 66.

Солнечный бог Шамаш в Месопотамии изображался в виде половины шестилучевой розетки-диска, появляющейся из-за восточных гор. Греческий Гелиос также изображался с лучами, отходящими в разные стороны от головы 67.

С восходящими кверху лучами рисовали солнце и коренные народы Сибири, например, кеты. Солнечные лучи у некоторых из сибиряков считались помощниками шаманов. По верованиям якутов, всякий человек соединен с солнцем невидимой нитью. По представлению энцев, души еще не родившихся людей боги посылают на землю, помещая их на кончике лучей утреннего солнца 68,

Тазминские личины с расходящимися лучами и отлетающими от концов их частицами (корпускулами), вероятно, также воспроизводят передачу душ-зародышей на землю через посредство солнечных лучей (рис. 95, 97, 128, 146). Это подтверждается изображением «незамкнутой» личинки (глаза, нос и рот) у правого плеча одного из самых интересных солнечных божеств тазминской культуры — изображения на стеле из Онхакова улуса (р. Абакан; рис. 147).

Все личины тазминских божеств имеют поперечную черту, отделяющую рот от глаз. Как сказано выше, двухчастные личины предположительно имели воздействие на дне сферы мирового пространства. В данном случае солнце, совершая, по представлению древних, путь днем по небу, а ночью под землей, соответствует небесной и подземной сферам. Поэтому, вероятно, разделение личины этого божества сделано очень резким — нижняя половина личины специально заглублена по всей площади. Так личины других божеств не выбивались. Неожиданно выяснилось, что такое же восприятие образа солнца проявляется в современных детских рисунках, где окруженный лучами солнечный диск имеет дна круглых глаза, отделенных поперечной чертой от черточки рта (рис 148)69. Объяснить это сходство трудно.

Тазминское солнечное божество — одно из высших светлых (белых) божеств того времени. Прямые параллели ему — представления тюркоязычных народов Сибири. Так, еще недавно якуты «считали солнце сиянием лица главы светлых божеств айыы Юрюнг-тойона»70. А шорские шаманы совершенно подобным образом, всего в лучах, рисовали высшее божество алтайцев Сустуг-Ульгеня — «лучезарного Ульгеня», обитавшего на небе в светлой области. Его же называли «Ак-Ульгень, т. е. Белый Ульгень. Он представлен в виде человеческого лица, окруженного лучами» 71.

Фигура тазминского «Ульгеня» наиболее полно представлена на стеле из Онхакова улуса на левом берегу Абакана, хранящейся ныне в Хакасском областном краеведческом музее в г. Абакане. Свободная одежда этого божества, с ниспадающими по бокам линиями, возможно, воспроизводящими дождевые струи, покрыта одиннадцатью кругами — дополнительными символами солнца. По одежде снизу вверх на божество наползают две змеи. Еще две ползут к лучам божества по бокам фигуры (рис. 147). Левая из последних змей передними выступами подбирается к «незамкнутой» личине, выбитой возле нижнего луча божества, а правая. вероятно, уже поглотила вторую, симметрично расположенную, личинку, от которой остались только две круглые ямки.

Косой крест посредине, прочерченный поверх солнечного одеяния, подчеркивает черное хтоническое происхождение змей72, напавших на белое солнечное божество, подателя верховной благодати людям земли: света, тепла, зародышей всего живого (кутов), дождей и т. п.

На онхаковской стеле, таким образом, изображена борьба светлого небесного солнечного божества со змеями — представителями черных сил подземного мира. Иначе говоря — извечное противоборство жизни и смерти. И здесь снова выявляется аналогия с одним из архаических мифов древнего Египта о сражении солнца с его врагами — змеями73. Общеизвестны многочисленные изображения древних божеств, держащих в руках двух змей, видимо, борющихся с ними.

Тазминцы, как и многие современные сибирские народы, вероятно, считали, что дорога в верхний небесный мир шла в сторону солнечного восхода (и поэтому всегда ставили свои культовые скульптуры личинами на восток), а дорога в нижний мир шла в сторону заката, где скрывалось солнце, т. е. на запад74. Поэтому на западных гранях скульптур изображены ползущие вверх змеи — представители подземного мира, или же выбиты концентрические окружности — знаки луны или подземного солнца нижнего мира (рис. 71, 80, 123, 130, 132).

Теперь следует рассмотреть скульптурные изображения верхних божественных существ — оплодотворителей, дарующих зародыши всего живого ниже расположенной Матери-прародительнице75, имеющей чаще всего вид антропоморфной личины с коровьими рогами и ушами.

Выше показано, что одним из таких верховных божеств было солнце. Даже в случаях неумелого исполнения смысл очевиден — от «лучистой» личины вниз спускаются личинки разнообразных очертаний и даже «незамкнутые» (рис. 147, 149). В других случаях (изваяния у с. Кавказского и Киме-тас — рис. 80, 133) 76 отчетливо видно, что зародыши-личинки отправляются вниз от месяца (рис. 80, 133). Значит, и месяц (или луна) был одним из верховных божеств, дарующих плодородие.

В тех нередких случаях, когда верх монумента имеет только фаллическое завершение, путь для личинок начинается сверху от конца фалла, который, безусловно, символизировал собой какое-то из верховных божеств (рис. 71, 79, 130) и в тоже время — гору. Иногда (Ширинское и Читыхысское изваяния — рис. 126) верховное божество представлено скульптурным лицом человека с открытым ртом.

Описанные выше монументы уместно сравнить с фигурой деревянного идола из Шигирского торфяника на Урале (хронологически несколько более поздней). Наверху она имеет скульптурную антропоморфную голову «верховного божества», от которой вниз по извилистому «семяпроводу» также спускаются отдельные личинки-куты (рис. 109) 77.

На ряде тазминских изваяний (Хуртуях тас, Хызылаальское; рис. 61, 136) верхнее скульптурно выполненное лицо человека завершается фаллическим «головным убором».

Есть еще одно уникальное изваяние из улуса ГІолтакова. Над нижней личиной на нем нависает фаллическое завершение, скульптурно обработанное в виде антропоморфной головы с третьим глазом на лбу, с большой лысиной, обрамленной волосами, с круглым кольцом, висящим под круглым ухом (?), С поперечной чертой между носом и ртом и с двумя уголками по краям рта (рис. 150). На шее подвешена под четырехугольная фигура с четырьмя кружками разного размера внутри (рис. 149). Символ солнца?

Это также одно из верховных божеств мужского пола, о чем свидетельствует отчетливо показанная старческая лысина, а также одна серьга в ухе (?). Антропоморфная одетая фигура с бородатой и лысой головой и волосиками сзади нарисована на стеле из Аскиза (рис. 151), В призывах сибирских шаманов безоблачное небо называется «Отец лысое Небо».

Изображение божеств по образу и подобию головы человека или даже целой фигуры человека — явление, широко распространенное с древности, не позволяющее использовать сравнительные материалы для расшифровки конкретной семантики образа.

Кроме космических или антропоморфных очертаний какие-то верховные божества в тазминское время имели звериный облик. Это, во-первых, изваяние, воспроизводящее coitus дикого барана с Матерью-прародительницей, черты которой стерлись от времени и прикосновений молящихся (рис. 131). На двух других монументах над личинами Матери-прародительницы возвышаются головы баранов, от которых вниз спускаются личинки-зародыши (рис, 72. 73, 74, 132).

Здесь вновь уместно обратиться к религиозным верованиям древнего Египта, где творцом вселенной и богом плодородия был баранье-головый, первоначально имевший вид барана бог Хнум, который считался даже воплощением душ многих богов. Бараньеголовым был и бог солнца Амон — один из верховных божеств древнеегипетского пантеона.

В древнеиндийских мифах «Владыка создании» бог Дакша имел голову козла. Что касается сибирской этнографии, то многочисленные божества и духи имели вид диких зверей или временами перевоплощались в звериное обличье. У хакасов дикий козел считался хозяином всех зверей78.

Вспомним, какую большую роль в жертвенном ритуале тазминцев играл баран: шкурки жертвенных ягнят (с черепом и копытцами) постоянно встречались под древними изваяниями и менгирами тазминской культуры, а кости барана — среди камней тазминских жертвенников.

Очертания головы барана (коней морды которого нависает над антропоморфной, расположенной ниже личиной сохранило изваяние из лога Хыр чолы, близ улуса Бельтиры, на левом берегу Абакана (рис. 152).

Наконец, в котловине Copгa найдено изваяние, увенчанное задранной вверх головой горбатого лося с характерной для самцов этого вида животных подшейной шишкой — «серьгой» (рис. 86) 79. Изображения лося изредка встречаются на плитах и стелах тазминской культуры. Известен, например, бегущий «по небу» лось на стеле из Сартыгоя (рис. 124) 80

Образ лося в качестве одного из верховных божеств тазминского пантеона свидетельствует, очевидно, о том, что, помимо сильнейшего древневосточного и древнеегипетского мифотворческого импульса, донесенного до Южной Сибири пришедшими сюда ранними скотоводческими племенами и отмеченного нами выше в каждом конкретном случае, в верования тазминских племен вошли представления сибирских неолитических таежных охотников. Они сохранились у аборигенов таежной зоны до современности и зафиксированы этнографами. По представлениям сибиряков, лось это космический образ: то вселенная, то само солнце, то созвездие Большой Медведицы. У эвенков образ священного лося связан с горой: в скале обитает Мать — хранительница рода в образе лосихи. Хакасы-таежники считают лося хозяином диких зверей81.

Среди тазминских священных изображений на плоскости одной из стел выбита трехглазая личина с семью копьевидными остриями на голове (рис. 95). Их веерообразное расположение соответствует положению лучей на воспроизведениях солнечного божества. Очевидно, это близкий образ, возможно, бога грома и молний, который, по представлениям многих народов, плывет по небу на туче, вооруженный громовыми стрелами, или грохочет, проносясь на небесной колеснице. Может быть, именно его колесница, наполненная грозовыми стрелами-молниями, изображена на стеле, найденной нами в пос. Усть-Бюрь (рис. 112).

Зарегистрирован целый ряд личин с изображениями трех копьевидных острий над их головой (рис. 77, 95, 153, 154, 155). Все это, вероятно, рисунки, передающие облик бога Грома или Грозы. Таковой известен в верованиях древней Meсопотамии, хеттов, древних индусов (Индра, Рудра, Маруты). Громовержец Индра, например, бог света и душитель дракона Шушны, сеятеля засухи, был вооружен громовой стрелой (ваджрой), которая представляла собой первоначально фаллос быка. В священных гимнах «Ригведы» Маруты — божества бури, грома и молнии — воспевались как «прекрасные воины, которые сверкают копьями» 82.

На одной из обломанных плит, найденной в могильнике Черновая ѴІІІ, обнаружен верх антропоморфной фигуры с круглой трехглазой личиной, несущей на своих рогах изображение космической ладьи или полумесяца. В имеющих вид птичьих ланок руках этой фигуры изображены два копья с плоскими, асимметрично-ромбическими, вытянутыми вверх «наконечниками» (рис. 156). Наконечники судя по рисунку, не втульчатые (следовательно, не металлические), а скорее всего каменные или роговые со вкладышевыми лезвиями. Они, как видно на рисунке, прикручены83 к древку двумя завязками.

У эвенков, имеющих особого бога грома Агды, возле шаманского чума ставили изображения антропоморфных духов, вооруженных копьями. Они охраняли устье мифической шаманской родовой реки и препятствовали духам чужеродных шаманов пробираться по этой реке на территорию рода через нижний мир. При камланиях возле шамана среди прочих изображений духов лежали два копья (кото), с помощью которых изгонялись духи болезней 84.

Копья или мечи (в моделях или в натуре) входили в снаряжение и костюм шаманов большинства сибирских народов и применялись ими при камланиях во время вооруженной «борьбы» духов шамана с враждебными духами. Эти антропоморфные духи с тремя остриями на голове, с клинками или даже саблями изображались на многих сакральных шаманских предметах и в древности и в средневековье (рис. 157) 85

В следующую группу тазминских изваяний входят небольшие, удобные для переноса с места на место округлые каменные скульптуры. Прежде они, несомненно, находились и тазминских святилищах, а теперь были обнаружены (за исключением одной) случайно. Одна из скульптур имеет форму птичьего яйца, другая — муравьиного яйца, а третья — воспроизводит голову человека. Если на первых двух высечены трехглазые личины с носом, ртом и тремя острыми выступами над лбом (рис. 65, 129), то третья передает лик человека с широким носом и маленькими глазками, с дополнительными ямками на лбу, подбородке и на левом виске (рис. 64) 86.

Эти портативные изваяния хорошо дополняют и углубляют высказанные нами выше представления о мифологии и религии неолитических племен бассейнов Среднего Енисея, Абакана и Чулыма.

Сама яйцевидная форма заставляет поставить такие скульптуры в связь с широко распространенными с глубокой древности представлениями о зарождении космоса, вселенной, земли и жизни на земле во всех ее разнообразных проявлениях.

Из первобытного хаоса возник организованный космос, со временем принявший вид бесформенного шара, а затем мирового яйца, из которого возникла вселенная. Из верхней половины яйца возникло небо, из нижней — земля, а из желтка — солнце87. Подобные космологические представления имели место не только в древних Месопотамии, Египте, Индии и Китае, они же сохранились у финно-угорских народов.

Шаманские бубны народов Сибири воспроизводят мировое яйцо с рисунками трех миров и космическими телами (солнце, луна, звезды и пр.).

Тазминское изваяние в виде яйца из Аскиза более всего схоже с волшебным камнем «сата» из поверий якутов. Сата имел форму утиного яйца и был внешне схож с лицом человека без бровей и бороды: у него «заметны глаза, нос, рот». С его помощью можно было изменять погоду, гадать, ворожить, лечить и охранять скот. Его можно было использовать для защиты новорожденных и т. п. Подобный камень счастья в виде яйца знали и хакасы, искавшие его в гнездах воронов 88.

Как яйцо было предметом, дарующим жизнь, символом возрождения жизни, так и голова, в представлениях многих народов, была вместилищем жизни и души человека. Так древнеиндийский Вивасват (по Ригведе — родоначальник всех людей), ставший затем богом солнца, родился в виде шара: «без рук и без ног, гладкий со всех сторон, и высота его была равна его толщине» 89.

В фольклоре народов Юго-Восточной Азии женщины нередко родят «голову без тела», ребенка, «похожего на тыкву», или «мешок».

Живые головы «не ходят, а катаются по земле». Такие же действующие герои (головы или даже черепа) встречаются в волшебных сказках народов Сибири — хакасов, нанайцев и др.90 У некоторых народов (ненцы, юкагиры и др.) в недавнем прошлом бытовала традиция хоронить тело, но хранить и возить с собой голову или очищенный череп умершего родственника, чаще всего шамана 91.

Это делалось из желания сохранить в этническом коллективе душу человека, обладавшего при жизни особыми ценными качествами, но в то же время это было проявлением культа предков. Предки также обожествлялись и в новом качестве могли играть сакральную роль в жизни живых людей.

В Ширинском районе Хакасии было найдено уникальное переносное каменное изваяние фаллической формы, использовавшееся в свое время в лежачем положении (рис. 158), вероятно, в каком-то святилище (длина — 63 см, ширина — 9—12 см, толщина — 8—11 см)92.

На единственной плоскости, обращенной книзу, воспроизведен ход нижнего солнца в подземном мире в виде трех кругов, перекрещенных косыми крестами. По слегка выпуклой верхней поверхности пластичной скульптуры расположены основные иконографические образы.

На производящем конце фаллуса выбита личинка, как бы стремящаяся соединиться с изогнутым пламевидным острием, уходящим другим концом в темя второй основной трехглазой личины. Последняя, кажется, увенчана (полустертыми ныне) оленьими рогами. Эта личина разделена двумя поперечными чертами, а дальше, поперек, выбита черта, отделяющая скульптурную голову зверя, заканчивающую изваяние (рис. 158). Уплощенная голова с приоткрытым ртом имеет извилистые очертания верхней губы, на краях которой выпуклыми шариками переданы ноздри; глаза переданы кольцами с углублением в центре; на лбу сходятся концы рогов (?), от которых к краю губы пролегают три продольные линии; с правой стороны сохранилось ухо, а во лбу — третий глаз (рис. 158). Снизу под мордой — перекрещенный круг подземного солнца.

Не просто, да и вряд ли возможно определить породу животного, тем более что конец скульптуры обломан и затерт. Вероятно, это голова того же мифического зверя, изображения которого выше были отождествлены нами с кровожадной богиней Ламасту. При сравнении скульптур совпадает расположение глаз и ноздрей, линий наморщенного носа (рис, 158); не хватает только зубов, хотя сбоку в открытой пасти зверя видны два клыка — нижний и верхний (рис. 158).

Таким образом, если поставить это передвижное изваяние вертикально, мордой зверя вниз, то полупим полное совпадение с разобранными выше трехчастными скульптурами с прибавлением перехода «подземного нижнего мира» от морды хтонического зверя к нижней плоскости.

Важно при этом полученное подтверждение, что тазминское изваяние в целом всегда символизирует собой звериный фаллос. Фаллический культ едва ли не самый древний. Вспомним классические примеры — фаллос быка был символом Диониса и громовой стрелой (ваджрой) могучего древнеиндийского Индры93.

Нельзя не сказать также об антропоморфных фигурах с головами птиц и рисунках орлов, начертанных на плитах из могильника Тас хазаа (рис. 159). Хотя обсуждать рисунки из Тас хазаа в целом следует после полной их публикации, все же можно сказать кое-что по поводу опубликованного и духе той концепции, которая сложилась в данной книге.

Раскопавший могильник Тас хазаа и нашедший эти изображения А. Н. Липский прав, признавая в них «изображения «божеств», в какой-то степени похожих на древнеегипетских Тота и Хонсу»94. Хотя это высказано мимоходом и только на одном примере, но теперь, после проделанного нами анализа, очевидно, что и этот пример подтверждает систему, констатирующую неслучайность тазминско-египетских совпадений. Тазминские боги и мифы могли возникнуть только в результате проникновения древнеегипетской мифологии на Средний Енисей. Пути проникновения и опосредствующие звенья остаются пока неизвестными, но все основные данные свидетельствуют, что этот импульс — сгусток идей — пронесен людьми через Двуречье, Ближний Восток и Среднюю Азию, прежде чем достиг Южной Сибири. По мере продвижения по этому генеральному направлению происходило обогащение и наращивание мифологических представлений до тех пор, пока не сложилась фиксируемая нами богатая и красочная картина духовного мира неолитических племен, оставивших после себя величественные памятники тазминской культуры.

По недавним верованиям сибирских аборигенов, души умерших принимают вид птиц, улетающих в потусторонний мир, или же птица переносит туда душу. Среди изображений шаманских духов у тувинцев имеются фигурки в виде человека, но с птичьей головой и крыльями вместо рук. Эти изображения вырезались из жести или из дерева. По верованиям селькупов, на небе живут особые «светлые» птицы 95.

Вероятно. такие небесные «светлые» птицы изображены над личиной на верхнем пространстве тазминской стелы, найденной близ улуса Бутрахты на р. Таштыпе. Это подтверждают рисунки соколов (один из которых хватает лапами кружок — солнце), выгравированные на плите из могильника Тас хазаа (могила № I). Сокол и солнечный диск — сразу вспоминается аналогичная символика Гора египетского бога света и охоты, сына Ра — бога солнца98.

Несколько слов по поводу трехглазости многих личин тазминских изваяний. При этом третий глаз (иногда иначе оформленный, чем два других) располагается на лбу (рис. 59, 69, 71, 77, 80, 86, 89, 92, 95. 112, 121, 122, 160).

К III тыс. до н. э. относится стела из Двуречья, на которой изображено трехглазое чудовище с лучистой головой. Божества древнекитайской мифологии Доу-му (Матушка ковша, т. е. Большая Медведица) и Лэй Цэу (бог грома) также имели три глаза. В дравидийской и древнеиндийской религии трехглазым было одно из высших божеств Шива 97. У инков и кечуа в древней Америке трехглазым был бог солнца.

В буддизме и позднее в ламаизме трехглазыми изображались «хранители закона» (дхармапала, санскритское, или докшиты, тибетское) и различные демоны 98.

Как видим, трехглазые существа, с особо усиленным зрением, были широко распространены в мифологии народов мира. Известны они и у сибирских народов. Трехглазые Духи изображались, например, на колотушках шаманов у эвенков (хозяйка дороги в нижний мир), на рукоятках бубнов у алтайцев, а у шорцев трехглазой с семью косами была «небесная женщина» (невидимая жена первого шамана) ".

Как на древнем Востоке, так и, например, у якутов, солнце считалось правым, а луна — левым глазом небесного божества. Солнце считалось всевидящим оком богов и у древних индусов, Глаз, по представлениям многих народов, связан с магической силой.

Божества обладали способностью видеть, но сами оставались невидимыми. Смертные не выдерживали устрашающего взора богов. Такой взгляд иногда испепелял человека или даже божество. Некоторые боги и духи наделялись третьим глазом для усиления их карающей способности.

Бог Шива, находившийся в состоянии созерцания, однажды был раздражен мешавшим ему богом любви Камой. Тогда он «открыл свой третий глаз, и из него начали сыпаться искры, мгновенно превратившие Каму в пепел». В другом случае тот же грозный бог жаром своего третьего глаза сжег пятую голову бога Брахмы 100.

Нам трудно детально определить значение того или иного изображения третьего глаза у тазминских личин. Оки бывают различными у разных воспроизведений богов неолитической Хакасии. Нередко третий глаз отличается по изобразительной характеристике от двух обычных, но иногда все они переданы одинаково 101.

Существенно, что в большинстве случаев третий глаз изображен кружком, кружком с точкой, двумя концентрическими окружностями (иногда тоже с точкой внутри). Судя по изваяниям и этнографическим данным, так почти всегда символически изображались солнце и луна. Это подтверждается случаями, когда третий глаз точно представлял собой солнечный символ: две концентрические окружности с точкой, помещенные внутрь фигуры с четырехугольными лучами

Какая-то часть тазминских изображений божеств с третьим глазом входила в сферу солнечных или лунных божеств, или же они были к той или иной степени связаны с воздействием (или присутствием) взгляда или глаза солнечного или лунного божества. Точная расшифровка того или иного образа станет возможна в будущем, с накоплением дополнительных материалов для детальной семантики древних тазминских изваяний.

***

Наконец, следует рассмотреть вкратце семантику тазминских наскальных изображений, выбитых на скалах в степной части Хакасии или же нарисованных красками на утесах в горно таежных ущельях Восточного и Западного Саян. При внимательном рассмотрении таких писаниц становится несомненным, что здесь мы имеем дело с памятниками, не имеющими никакого отношения к изображениям реальных людей или их масок. Это особенно очевидно при изучении «незамкнутых» личин, не имеющих общих очертаний (рис. 108, 161), каковые иногда встречаются и на каменных изваяниях (рис. 66, 68, 69, 92 нижняя, 124, 127, 160 и др.).

По видимому, подобные изображения древних — это воспроизведения на скалах водяного духа (ср., например, хакасского суг ээзи) — властителя водной стихии. По недавним представлениям народов Сибири, именно от него зависела жизнь людей, пользующихся бродом или находящихся на реке в качестве рыболовов или охотников на водных животных и водоплавающих птиц.

Не случайно, что личины водяных духов нарисованы на неудобных плоскостях скал, на обривающихся в воду утесах — бомах или на прибрежных валунах. Всегда их рисунки находятся вблизи бродов, шивер, бомов, порогов или речных переправ, т. е. в тех самых опасных местах, которые люди вынуждены были каким-то образом преодолевать: вброд, переплывать на утлых челнах, плотах или даже обходить, посуху 103. Здесь приносились умилостивительные жертвы водяному- хозяину и совершались необходимые обряды перед его постоянно возобновляющимся изображением.

Многие сибирские народы почитали прибрежные скалы и бомы в качестве местообиталищ речного или черного духа и приносили жертвы (эвенки, хакасы, тувинцы и др.). Буряты изображали на скалах «усан-хатон», т. е. «царей вод»; на Урале «незамкнутая» личина имеется на известном Писаном камне по р. Вишере 104, в Саянском ущелье тувинцы выбивали лики водяных на скалах и валунах по берегам Енисея, амурские народы — на валунах в низовьях Амура, и т. д.

«Незамкнутые» личины духов потому и не имеют общего контура, что, по представлениям древних, вместилищем местного духа являлось все пространство, окружающее подобный «незамкнутый» лик. Поэтому таких духов категорически запрещено было «замыкать» в какие-либо очертания и тем самым как бы «ограничивать» их мощь (рис. 162).

В гомеровской Греции было распространено преанимистическое представление о безликих демонах, о которых люди не имели никакого представления. С таким демоном «нельзя вступать ни в какое общение, так как этот демон еще не имеет никакой фигуры и никакого лица, никакого вообще очертания». В дальнейшем «демон получает ту или иную индивидуализацию, происходит переход от преанимизма к анимизму» 105.

То же было и у древних народов Сибири, пока не появились «незамкнутые» личины духов, которые в отдельных местах сохранились до нашего времени. Например, подобные «незамкнутые» личины, обозначавшие «лик самого духа», еще недавно гравировались селькупами внутри сакральных оловянных тарелок. При этом вместилищем духа являлись, вероятно, вся тарелка и окружающее ее пространство. Ханты «незамкнутые» лики духов отливали на особых медных бляшках 106.

Таковы представляющиеся нам наиболее вероятными и, может быть, единственно возможными в настоящее время решения по расшифровке семантических узлов и загадок, окружающих тазминские изваяния и рисунки.

***

Как указывалось выше, религия тазминских племен древней Хакасии была синкретичной. В основе культовых представлений находилось охотничье мировосприятие (изображения лосей, горных баранов-аргали, хищников), которое было осложнено идеологией пришлых скотоводов, принесших с собой культуру людей, связанных с производящей экономикой (культ Коровы-матери, изображения быков и т. д.).

Как сложный синтез различных и своих истоках мировосприятий сложился и расцвел неожиданный для Сибири и Центральной Азии феномен — культ монументальных древнейших в евразийских степях каменных изваяний, стел и менгиров. Другого культового центра, подобного существовавшему в Хакасско- Минусинской котловине в столь раннее время, археологи не знают на территориях Сибири, Центральной, Средней Азии и Дальнего Востока. Все это произошло в эпоху неолита. Видимо, к концу IV тыс. относится культурный импульс, направленный южным центром древнейшей цивилизации человечества на далекий север — в степи Саяно-Алтайского нагорья. На многих сопоставлениях нами выше показано сохранение тазминскими племенами мифологических представлений древнего Востока (египетских, шумерско-аккадских, переднеазиатских и, отчасти, индийских).

Следовало бы проделать еще более тонкий иконографический анализ изображений. Он, несомненно, подтвердит сделанные выводы. А. А. Формозов справедливо, например, отметил одну особенность рисунка фигуры (рис. 143, 1) на тазминской плите из могильника Черновая VIII: «Голова женской фигуры, выгравированной на этой плите, показана в профиль, а корпус и плечи в фас — прием, характерный для искусства Древнего Востока, но ин разу не зафиксированный на петроглифах территории СССР» 107.

Есть и другие приемы тазминских художников, целиком совпадающие с манерами искусства Древнего Востока, например, характерные изображения шагающих антропоморфных фигур в профиль, в то время как их личины смотрят строго в фас (Тас хазаа. Коровий лог — рис. 107. 1), или антропоморфная фигура изображена в фас, а животное, которое она держит в руке, — в профиль (рис. 82) .

Все эти факты и доказательства отнюдь не умаляют большой самобытности, яркости и оригинальности искусства тазминских художников к скульпторов. Стилистическим особенностям их искусства нет аналогий, как нет прямых параллелей их культу, их стелам и скульптурам.

Вместе с тем это еще один пример того, что в целом историческое развитие человеческого общества едино и неделимо, что с глубокой древности культурные достижения и духовные ценности передавались через огромные расстояния от одних племен и народов другим. Они, эти ценности, нередко достигали самых глухих и отдаленных горнотаежных и северных районов, способствуя историческому прогрессу и развитию местных племен 108.

Важно подчеркнуть, что в столь раннее время до первобытных племен Сибири был донесен импульс — сгусток мифологии и религии ранних классовых обществ, который способствовал сильнейшему видоизменению мировоззрения аборигенных охотничьих племен, перешедших к производящему охотническо-скотоводческому хозяйству. Загас ли, выродился ли этот импульс или именно на его базе зародился ранний сибирский шаманизм?

Этот вопрос нуждается в пристальном внимании исследователей и тщательном изучении его историками религиозных верований. Без ответа на него нельзя понять проблему происхождения шаманизма у народов Сибири.

Те параллели и совпадающие детали, которые установлены нами выше, показывают, что сибирский шаманизм сохранил в значительном объеме многие реалии культовой практики южносибирских племен, восходящие к глубокой древности, к началу III тыс. до н. э.

С нашей точки зрения, шаманское учение сибирских народов возникло не как чисто местное явление на почве идеологии только аборигенных охотническо-рыболовческих обществ. Оно изначально синкретично, ибо местные идеологические представления сибирских охотников подверглись значительной переработке под мощным воздействием идеологии посланцев далеких классовых обществ, развивших высокий экономический и культурный потенциал в передовых южных центрах человеческой цивилизации того времени.

Поэтому шаманизм (впоследствии также неоднократно подвергавшийся воздействию идеологии классовых обществ, в том числе и самобытных, возникавших в раннем средневековье в южной полосе сибирских просторов) обслуживал потребности как чисто охотнических, таежных племен, оленеводов тундры, морских охотников Арктики, так и южносибирских скотоводов и земледельцев.

Святилища и изваяния тазминской культуры, ярко отразившие идею зарождения и смерти-перерождения, связаны, очевидно, с календарным мифом, отразившим сезонный цикл. Этот цикл был весенним, связанным с возрождением природы, и основной праздник — праздник небесного брака — отмечался людьми весной.

Именно к этому времени появлялось много барашков и ягнят, распускались листья на священных березах, цвели цветы. Тогда сооружались новые святилища, устанавливались личинами на восток монументальные священные скульптуры и менгиры с накрашенными личинами. Тогда совершались жертвоприношения небесным, земным и подземным богам и духам, дымились костры и сквозь камни жертвенников стекала горячая кровь заколотых животных. Люди возносили к небу свои мольбы и молитвы.

Исследование всего разнообразия тазминского пантеона приводит к выводу о необходимости пересмотра многих прежних представлений, высказанных нашими учеными о духовном мире и культуре поздненеолитических обитателей Южной Сибири. В связи с этим меняется и осмысление социально-экономических отношений общества того времени, а также меняется и оценка всего хода исторического процесса в данном регионе. Эти многосложные проблемы еще должны быть внимательно изучены и обсуждены в будущем.

Но и теперь очевидно, что Южная Сибирь уже в глубокой древности являлась крупным и важным культурным центром, центром исторической активности неолитических племен, распространявшим, в свою очередь, передовые по тому времени идеологические и культурные импульсы в глубины глухой сибирской тайги, к обитателям суровых просторов тундры, вплоть до берегов Ледовитого океана.