ХРОНОЛОГИЯ И ИКОНОГРАФИЯ АНТРОПОМОРФНЫХ ИЗОБРАЖЕНИЙ - "ИЗВАЯНИЯ И СТЕЛЫ ОКУНЕВСКОЙ КУЛЬТУРЫ"

Источник: Леонтьев Н.В., Капелько В.Ф., Есин Ю.Н. - ИЗВАЯНИЯ И СТЕЛЫ ОКУНЕВСКОЙ КУЛЬТУРЫ. - : Хакасское книжное издательство, 2006. - 236 с. С. 16-24

Традиция создания каменных изваяний и стел появилась на Енисее, очевидно, в конце III тыс. до н.э. и просуществовала несколько веков. Точные временные рамки ее остаются неопределенными.
В период энеолитической афанасьевской культуры, датируемой III тыс. до н.э., изваяний, видимо, еще не создавали, но менгиры уже могли возводить. Столбообразные, без каких-либо изображений камни, вкопанные поодиночке, стоят в хакасских степях (см. рис. 4).
Возле одного из них, находящегося на левом берегу р. Аскиз, были найдены фрагменты афанасьевской керамики. В Казахстане, где известны немногочисленные пока памятники ямно-афанасьевского типа, наиболее ранние менгиры степей относятся к эпохе энеолита [Маргулан. 1979, с. 277-278]. На Алтае стелы с выбитыми круглыми лунками, по представлениям В.Д. Кубарева, тоже были возведены в афанасьевское время. Он полагает, что “из обычая их установки возникла традиция установки стел окуневского типа” [Кубарев, 1988, с. 112]. В погребениях афанасьевской культуры произведения изобразительного искусства отсутствуют, но это не означает, что их не было совсем. На скалах Енисея есть небольшая группа петроглифов, относящихся, вероятнее всего, к этому времени [Леонтьев Н.В., 1995, с. 57, 58, рис. 2]. Ее составляют несколько крупных фигур быков, необычного для енисейских петроглифов облика, и одно изображение антропоморфной личины в виде трех кружков с радиальными лучами. В центре двух верхних обозначены лунки глаз, а в нижнем - желобок рта [Шер, 1980, рис. 76, 3, 5]. Аналогов ей в Окуневских памятниках нет, так что не исключено, что истоки традиции создания антропоморфных личин могут восходить к эпохе энеолита.
Пока же стелы с наиболее архаичными антропоморфными изображениями встречены только в могильниках ранней поры окуневской культуры. Одна из них была установлена вертикально в углу центрального надмогильного сооружения кургана 1 в могильнике Уйбат III (см. № 233). Личина стелы предельно схематична. У нее двумя круглыми лунками обозначены глаза и желобчатой полоской рот. По мнению автора раскопок И.П. Лазаретова, стела была функционально связана с погребением и выполняла роль связующего звена между миром мертвых и живых [Лазаретов, 1997, с. 35]. Вторая стела этого кургана находилась в самой могиле, потревоженной грабителями (см. № 232). Личина, выбитая на ней, отличается от первой наличием очерченного контура лика и поперечной линии, разделяющей его на две части. И.П. Лазаретов полагает, что эта стела тоже была встроена в надмогильное сооружение и выполняла сходную функцию. Еще две стелы с нео- кошуренными схематичными личинами, разделенными поперечной полосой на две части, служили стенками ящика в центральной могиле раннего окуневского кургана в могильнике Уйбат V (см. № 234, 235). По И.П. Лазаретову, они изначально предназначались для данного погребения, но это сомнительно, тк. две другие стелы (см. № 236, 237) и плиты с рисунками, использованные в погребальных конструкциях этого кургана, были найдены разбитыми.
Стелы с изображениями схематичных личин уйбатского иконографического типа представлены и вне могильных комплексов. Почти все они служат угловыми менгирами в оградах более поздних курганов (см. № 12,19 и др.), и только стела № 280, стоящая на берегу оз. Дикое, возможно, сохранилась на месте первоначальной установки. Помимо схематичных личин с поперечной линией и без нее, к данной группе антропоморфных изображений следует отнести личины, маркированные линиями в виде перевернутой буквы “Y”. Их объединяют “брови” - надглазные штрихи, которые есть как у отдельных личин с поперечной линией (см. № 19,235,273), так и у личины стелы № 285 с Y-образной маркировкой. Различия в структуре ликов были обусловлены разной семантикой образов.
К уйбатской изобразительной традиции должны быть отнесены также стелы с изображениями биконических курильниц, так как сосуды такой формы характерны только для афанасьевских и ранних окуневских погребений [Вадецкая, 1986]. На фрагменте плиты из могильника Уйбат V (см. № 236) и на стелах № 167, 207 изображения курильниц сопровождаются дугообразными параллельными линиями. Дуги на этих стелах перекрыты фигурами крупных рогатых ж'ивотных, относящихся к более поздней поре окуневской культуры. На четырех других стелах (см. № 168, 178, 199, 209) выбиты только параллельные дуги. Возможно, они тоже датируются ранней порой окуневской культуры, хотя традиция выбивания параллельных дуг на монументальных памятниках, судя по изваянию № 77, сохранялась и в более позднее время.

В кургане Тас-Хазаа, типологически близком ранним уйбатским памятникам, все стелы были найдены разбитыми [Липский, 1961, с. 273-276]. Это деяние было совершено где-то на стороне, возможно, даже задолго до сооружения кургана, т.к. в могилы попали только разрозненные фрагменты стел (см. № 135, 220, 221). Лишь плита № 90, не предназначавшаяся для вкапывания в землю, осталась неповрежденной. Антропоморфные личины Тас-Хазаа подобны уйбатским, их отличает лишь наличие дополнительных атрибутов: радиальных лучей с характерными точками над концами линий и изогнутых бычьих (?) рогов. К тому же, почти все они являются не просто личинами, а поясными или бюстовыми антропоморфными фигурами с круглыми головами, “вдавленными” в плечи. Личину, выбитую на плите № 90, отличает необычная обводка лунок глаз и наличие над головой только двух лучей, завершенных точками. Подобная личина, но с тремя лучами выбита на скале в устье р. Туба [Леонтьев Н.В., 1978, рис. 3; Шер, 1980, рис. 116, 5]. На плите, кроме личины, выгравированы фигуры птиц и птицеголовых антропоморфных существ. Подобные рисунки есть на фрагментах других стел и отдельных плитах кургана [Липский, 1961, с. 274-276]. На них, кроме того, много изображений человека с высоким остроконечным головным убором [Хлобыстина, 1979, рис. 5. 5, 9, 10]. Круглые лики этих фигур маркированы подобно личинам стел.
Антропоморфные изображения тасхазинской иконографической традиции широко представлены и вне могильников. На стелах степей преобладают изображения с радиальными лучами (см. № 3, 4, 7, 32 и др.), но есть и с высокой остроконечной шапкой (см. № 83,253,291). К этой же традиции следует отнести часть изображений схематичных личин с тремя лучами над головой (см. № 48, 151,204), исходя из того, что у них имеются надглазные штрихи “бровей” и штрих на лбу, нехарактерные для более поздних изображений. На скалах рисунки тасхазинской традиции часто выполнены красной краской (см. рис. 5; [Леонтьев Н.В., 1976, рис. 1, 2; Пяткин, Мартынов, 1985, рис. 68]). 

На более позднем черновском этапе окуневской культуры практика переиспользования стел в погребальных сооружениях сохранялась. Больше всего их найдено в могильнике Черновая VIII (№ 113-119, 123, 124, 130-132) и в разрушенных курганах могильника Лебяжье 1 (№ ISO-186). Пять стел было в кургане Черновая XI (№ 293-297), четыре - в могильнике Верхний Аскиз 1 (№ 227-229,231) и по одной в курганах Разлив X (№ 222) и Усть-Бюрь (№ 177). Все они были использованы в качестве стенок и перекрытий погребальных ящиков. 

Могильники отделены друг от друга значительными расстояниями (от Черновой VIII на севере Хакасии до Верхнего Аскиза 1 по прямой 190 км), тем показательнее то, что на их стелах преобладает один иконографический тип личин, названный Э.Б. Вадецкой “сложным нереалистическим” [1980а, с. 48-49]. Мы будем именовать его просто сложным. Его характеризует членение лика поперечными линиями на три или реже на две части; разделение глаз двумя волнистыми или дугообразными линиями, воспринимаемыми как линии носа; размещение на нижней поперечной линии кружков или полукружий ноздрей с парой изогнутых “усиков” по бокам. Этот тип личин господствует на изваяниях степей Хакасии. На них, в отличие от большинства стел, основные изображения высечены на узкой грани камня, и личины, как правило, рельефны. 

Второй иконографический тип антропоморфных личин черновского этапа назван нами “разливским” по единственной стеле, находившейся в кургане Разлив X (см. № 222). Он представлен всего шестью памятниками, но найденными в разных могильниках. От “сложных” эти личины отличает, прежде всего, круглая форма лика и своеобразная трактовка носа. У личины разливской стелы очертания его вполне реалистичны. У других личин этого типа он имеет вид двух прямых линий, опущенных к низу от кружка лобного “глаза” или от линии лба и заканчивающихся овалами или полукружиями ноздрей. У трех личин между линиями носа имеется извилистая линия с развилкой на нижнем конце, обозначающая змею (см. № 114, 182,228). У трех других ее нет (см. № 131,187, 222). От линий носа у всех личин отходят поперечные волнистые линии. Количество их колеблется от шести до девятнадцати. Этому иконографическому типу близка личина миниатюрного
изваяния № 122. В целом она обладает всеми признаками личин сложного типа, но лобный “глаз” ее соединен, как у “разливских”, двумя “стойками” с поперечной линией над ртом.
Еще один иконографическии тип антропоморфных личин, который может быть назван трехдужным, представлен в могильниках только тремя стелами (см. № 119, 293,296). Его характеризует отсутствие очерченного абриса лика и наличие трех дугообразных полос, каждая из которых состоит, как правило, из трех параллельных линий. Две противопоставленных дугообразных полосы обрамляют личину с боков, третья - сверху. Лик пересечен поперечной полосой, обычно тоже состоящей из трех линий. Одна из таких личин, выбитая на стеле № 266 над личиной сложного типа, наделена дополнительными деталями, характерными для слож'ных личин.
К черновской иконографической традиции долж'ны быть отнесены также относительно немногочисленные личины реалистичного типа, т.е. со скульптурно моделированным ликом (см. № 13,15,16 и др.). У них нет лобного “глаза”, два других переданы в виде кружков или лунок. Лик не имеет внутреннего членения либо разделен поперечной линией только на две части; лишь на изваянии № 103 реалистичная личина маркирована по типу “сложных”. Атрибуты у реалистичных и “сложных” личин тождественны, что свидетельствует об их синхронности. Наиболее раннее реалистичное барельефное изображение человеческой головы найдено в кургане “Большое кольцо” у пос. Камыш- та [Липский, 1961, с. 276-277, рис. 3].
Помимо стел с антропоморфными изображениями, в могильниках черновской группы найдено значительное количество плит и их обломков с выбитыми и резными рисунками иной тематики. Преобладают реалистичные изображения тучных быков, поджарых коров и фантастических зверей, но есть и отдельные рисунки лося, собаки, коня, птиц, змей [Леонтьев Н.В., 1970, рис. 1-3; 1980, табл. XXX-XXXI; Лазаретов, 1997, табл. XII, 7; Хаврин, 1997, рис. 2; Кир- гинеков, 1997, рис. 5,6]. Фигуры человека сравнительно редки [Вадецкая, 1970, рис. 1а, б; 1980а, рис. 12, 7, 2; Пшеницына, Пяткин, 1993, рис. 1]. Как и в Тас-Хазаа, рисунки нередко наслоены друг на друга. Самые ранние из них иногда едва прослеживаются из-за затертости поверхности плит.
До открытия стел в могильниках Уйбат III и Уйбат V изображения тасхазинской традиции признавались многими исследователями наиболее архаичными, ранними [Липский, 19706, с 163; Хлобыстина, 19716, с. 80; Леонтьев Н.В., 1976, с. 133-135; Пяткин, Мартынов, 1985, с. 116]. Как соотносятся с ними личины уйбатс- кой традиции, пока не вполне ясно. Возможно, последние являются более ранними по происхождению, но нельзя исключать и того, что иконографические
различия между ними обусловлены лишь разной семантикой образов [Пяткин, 1992, с. 86].
Схематичные личины “уйбатского” облика присутствуют даже на стелах и плитах курганов черновского этапа. Больше всего их встречено в могильнике Лебяжье 1... Показательно, что на фрагментарно сохранившейся стеле № 180 из этого могильника личины уйбатского типа выбиты даже позже основной “сложной”. На некоторых стелах степей схематичные “уй- батские” личины выбиты на узких гранях подобно изваяниям черновской традиции, в то время как для уйбатской и тасхазинской традиций было характерно нанесение изображений на широкие плоскости. Схематичные изображения личин, сопоставимые с “уйбатскими”, создавали, очевидно, на всем протяжении Окуневской культуры. Ранними они являются только по происхождению. Впоследствии, в соответствии с духом времени, их могли дополнять новыми деталями и атрибутами (см. № 41, 71, 113 и др.).
Хронологическое соотношение антропоморфных изображений тасхазинской и черновской традиций проявлено более четко и однозначно. В могильниках типа Черновая VIII изображений тасхазинскио облика нет. На стеле № 299 изображение личины “классического”, сложного типа было высечено позже основной, “тас- хазинской”. На стеле № 253 такая же ранняя личина перекрыта изображением быка черновской традиции. Подобная картина наблюдается на скале Изрых-тас, где личины уйбатского и тасхазинского облика перекрыты изображениями животных черновской традиции [Липский, 19706, рис. 6; Леонтьев Н.В., 1970, рис. За].
Не менее показательны факты переосмысления и трансформации деталей и атрибутов личин тасхазинского типа в личинах черновской иконографии. Надглазные штрихи “бровей”, характерные для “уйбатских” и “тасхазинских” личин, преобразовались в полукружия, примыкающие к контуру личины (см. № 28, 31, 74 и др.). Иногда они выступают в роли ее глаз (см. № 50, 137, 167) либо служат основанием бычьих рогов. Вертикальный штрих на лбу “тасхазинских” личин стал третьим лобным “глазом” личин черновской традиции.
Преобразованию подверглись также дугообразно изогнутые линии плеч “тасхазинских” личин. Близкими к первоначальному облику они сохраняются лишь у отдельных, возможно, ранних черновских изображений (см. № 174, 184, 194). У некоторых других на эти плечи опущена нижняя поперечная линия личины, выведенная за абрис лика (см. № 177,182,225). В дальнейшем, когда первоначальное мифологическое значение плеч, видимо, окончательно забылось либо подверглось переосмыслению, стали изображать лишь поперечную линию, концы которой выведены за абрис личины и опущены вниз (см. № 46, 57, 147 и др.). Ее изгибы часто бывают маркированы уголком и овалом “серьги”. В таком виде эта линия становится типичным атрибутом личин “черновских” памятников.
Радиальные линии, характерные для “тасха- зинских” антропоморфных изображений, фиксируются лишь у единичных “черновских” личин (см. № 174). В то же время три прямых луча в наголовье, редкие для изображений тасхазинс- кой традиции, у “черновских” личин встречаются гораздо чаще (см. № 57, 113, 122 и др.). Высокие остроконечные шапки, являющиеся типичным атрибутом многих антропоморфных фигур тасхазинской традиции, в более детализированном виде изображены на многих “классических” изваяниях. Не менее часто этот убор символизирует сама столбообразная форма камня.
На черновском этапе, наряду с монументальными изваяниями, создавали и миниатюрные, переносные, предназначавшиеся для иных культовых целей (см. № 122, 143, 157 и др.). Иконография изображенных на них личин тождественна личинам монументальных памятников
С миниатюрными изваяниями сближаются в свою очередь крупные пестообразные каменные предметы с изображением головы животного на утолщенном конце. У “песта”, найденного на р. Тея, изваяна скульптурная голова быка (см. №211), а у “песта” с р. Карыш - стилизованная голова рыбы (см. № 275). Оба предмета имеют плоское основание под головой животного. Подобный предмет, но без изображения головы животного хранится в МКМ. Причастность этих “пестов” к памятникам Окуневской изобразительной традиции вызывала вполне обоснованные сомнения [Кызласов Л.Р., 1986, с. 288], но в 1997 г. на р. Биря был найден еще один подобный предмет со скульптурной головой хищного зверя на утолщенном конце (см. № 226), изваянной в полном соответствии с Окуневским изобразительным каноном [Тарасов, 1998; Тарасов, Заика, 2000]. Благодаря этой находке появилась возможность подтвердить О^^і^^^скую принадлежность небольшой серии миниатюрных каменных “жезлов”, происходящих с территории Минусинской котловины, Тувы и Монголии [Леонтьев Н.В., 1975, с. 63-67, рис. 1; Кызласов Л.Р., 1979, с. 2526, рис. 16,17; 1986. с. 288-289, рис. 199]. Скульптурные головы быка, изваянные на них, имеют характерный отгиб концов рогов назад, как у головы быка на “песте” с р. Тёя. К этой же серии принадлежит фрагмен т “жезла” со скульптурным изображением фигуры сидящего человека [Кыз- ласов Л.Р., 1992, рис. 5; Леонтьев Н.В., 1997, рис. 26].
К числу Окуневских памятников, вероятно, может быть отнесен также речной валун с изваянным на нем рельефно моделированным человеческим лицом (№ 121). По иконографии этот лик значительно отличается от скульптурных реалистических личин изваяний, но находит близкие аналоги среди Оюу невских изображений личин в технике впалого рельефа (см. № 83, 238, 239).
Последняя, видимо, самая поздняя иконографическая группа антропоморфных личин, названная джойской, до недавнего времени была представлена лишь стелой № 129 и несколькими “иконостасами”-однородными комплексами наскальных изображений личин, начертанных красной краской. Три из них—Джой, Кундусук, Арбаты находятся в горно-таежной зоне [Леонтьев Н.В., 1969; 1978, с. 97-98. рис. 8; Дэвлет, 1997, рис. 2], четвертый - в центральной части котловины, в устье р. Туба [Шер, 1980, рис. 116]. Эти памятники удалены друг от друга на значительные расстояния, но в них господствует один иконографический тип антропоморфных личин: неоконтуренных, с вильчатыми окончаниями поперечных полос. Иной вид имеют лишь единичные личины. Среди них выделяется одна личина Арбатского “иконостаса” с поперечной полосой без развилок и наклонными штрихами “бровей” (рис. 6, 7), характерными для личин уйбатской и тасхазин- ской традиций. По этим признакам она должна быть отнесена к числу ранних. Остальные личины “иконостасов” сближает с уйбатскими схематизм образов, отсутствие очерченного контура лика и атрибутов наголовья. В то же время между ними имеются существенные различия. Среди личин уйбатской традиции есть оконтуренные, в джойской группе их нет, хотя в ней насчитывается свыше восьмидесяти личин. У личин уйбатского типа, как правило, одна поперечная линия, у “джойских” их количество варьируется от одной до пяти. Наконец, у “уйбатс- ких” личин нет ни вильчатых окончаний поперечных линий, ни уголков по бокам рта. Две последние детали сближают личины джойско- го типа с “черновскими”. Уголки у рта для них обычны, у отдельных личин есть и вильчатые окончания поперечных линий. В свою очередь на “иконостасах” есть несколько личин без развилок на концах линий (рис. 6 4, 7). Об относительно позднем возрасте личин джойской группы мож'но судить по двум стелам: на памятнике № 292 “джойская” личина выбита поверх “солнцеликой” личины тасхазинского типа; на стеле № 202 личина джойского типа перекрыла сложную, “черновскую”. но так. что глаза последней были использованы в новом изображении. В то же время следует обратить внимание на то, что на стеле № 215 с изображением личины джойского типа выбиты две вторичные фигуры животных в каноне черновской традиции. К тому же, эта стела была найдена Э.А. Севастьяновой на краю пашни по левому берегу р. Аскиз вместе с двумя другими (см. № 216, 219). На них изображения личин выполнены в каноне черновской традиции. Следовательно, можно полагать, что джойский изобразительный канон зародился еще в период господства черновской иконографической традиции, но распространение получил, лишь когда традиция создания изваяний уже угасала.

Против поздней датировки “джойских” личин выступает Л.Р. Кызласов [1986, с. 158-169]. По его мнению, они, наоборот, являются самыми ранними, т.к. неоконтуренные личины присутствуют на керамике культуры Яньшао в Китае и на скалах Амура, где они датированы неолитом. Однако на Енисее отсутствие контура характерно не только для части архаичных личин, но и для многих заведомо более поздних личин черновской иконографической группы (см. № 61, 70, 116 и др.).
Никем не оспариваемый факт вторичного использования большинства стел и плит с рисунками в погребальных конструкциях Окуневских могильников порождал и, возможно, еще долго будет порождать сомнения в их культурной сопряженности [Шер, 1980, с. 216-232; 1991, с. 54-55; Кожин, 1980, с. 209-210; Кызласов Л.Р., 1986, с. 185-186; Ковтун, 1993, с. 40; Sher и др., 1999, с. 42-43]. В связи с этим обретает исключительную ценность небольшая, но очень выразительная серия культовых предметов в составе инвентаря Ою/нсвских погребений, которая связывает каменные изваяния с другими памятниками окуневской культуры.
Обратимся, прежде всего, к миниатюрным изображениям человеческих головок на костяных пластинках и каменных стерженьках, найденных в погребениях нескольких Окуневских могильников (рис. 7, 7-3, 5). На них постоянно ссылаются как сторонники окуневской датировки изваяний, так и их противники. Первые используют миниатюры для обоснования окуневской принадлежности изваяний с личинами реалистичного типа, вторые, не без оснований, возражают им, что “сходство между ними лишь в том, что те и другие.. .изображают человеческие лица” [Шер, 1980, с. 221]. Мнения оппонентов совпадают лишь относительно иконографического сходства миниатюрных головок с реалистичным ликом “Хыс тас” на стеле № 16 [Кызласов Л.Р., 1986, с. 286-287]. На сделанном нами новом эстампе этого памятника у “Хыс тас” проявились едва различимые изображения трех височных колец, традиционных для миниатюрных головок, но вместе с тем выяснилось, что туловище фигуры покрыто поперечной штриховкой, которая была зафиксирована еще на рисунке Д.Г. Мессершмидта. Последняя деталь роднит “Хыс тас” с фигурой “роженицы”' на фрагменте стелы из Черновой VIII (см. № 118). На левом боку “Хыс тас” едва угадываются дугообразные “подвески”, такие же как у фигуры “синделико^” божества на стеле № 32. Самая же главная новость состоит в том, что слева от туловища “Хыс тас” проявилась силуэтная фигура быка, выбитая позже основного изображения. Линии волос “Хыс тас” прослеживаются на ней, но только потому, что они врезаны в камень значительно глубже. Подобные изображения тучных быков выбиты на плитах Черновой VIII [Леонтьев Н.В., 1980, табл. ХХХ-ХХХ1]. Есть они и на каменных изваяниях. Так, на изваянии № 110 пара противопоставленных фигур этих животных включена в вертикальное наголовье личины. На других памятниках фигуры быков выбиты позже основных изображений (см. № 119, 137, 146 и др.). В итоге можно констатировать, что “Хыс тас” отличает от других изваяний и стел не более поздний возраст, а иная семантика образа, близкая
миниатюрным женским головкам и изображениям “рожениц”.
Не менее показательна каменная пластинка с двусторонним изображением схематичной антропоморфной личины, найденная вместе с миниатюрными головками в одном из погребений Черновой VIII (рис. 7 4). Личина наделена двумя противопоставленными дугообразными линиями, характерными для схематичных личин, выбитых на вершине каменных изваяний (см. № 21, 99, 107 и др.). У части центральных личин сложного типа такие же противопоставленные дугообразные линии маркируют их верхнюю зону (см. № 64, 65, 69 и др.). Еще более широкий круг аналогов можно привести для уголков по бокам рта. Они есть у антропоморфных личин разных иконографических типов и даже у ряда фигур животных (см. № 204,219,230).
В трех окуневских погребениях найдены предметы с изображениями знаков в виде круга и квадрата с лучами, являющихся наиболее характерными атрибутами многих изваяний и стел черновской традиции. Два не вполне традиционных знака изображены на верхней и нижней плоскости дна курильницы из погребения у с. Аскиз [Липский, 1952, с. 71-73, рис. 27, 4, 5]. Один из них - с шестью лучами, второй - с девятью, тогда как у “классических” их только четыре. Аналогичный им шестиконечный знак выбит только на стеле № 240, второй подобный знак был начертан красной краской на стенке погребального ящика в Черновой VIII. Еще один знак в виде круга с лучами, на этот раз вполне традиционного облика, нарисован красной краской поверх основного прочерченного орнамента на днище сосуда из могильника Лебяжье 1 (рис. 8, 2). Другой знак, редкой для изваяний прямоугольной формы, выгравирован на каменной пластине, найденной в погребении могильника Уйбат V (рис. 8,7). Четыре уголка его обрамлены, как и у ряда знаков изваяний, бычьими рогами. Ему близки знаки квадратной формы, выбитые на ряде монументальных памятников (см. № 58, 68, 69 и др.).
К числу изделий, датирующих изваяния, относятся также два культовых предмета из “шаманского” погребения Черновой VIII: “ритон” с вырезанными на нем традиционными атрибутами наголовья антропоморфных личин (рис. 8,4) и роговой “жезл” со скульптурным изображением двух голов животных (рис. 8,5). Они близки изображениям изваяний не столько иконографически, сколько содержательно, поэтому детальнее будут рассмотрены ниже.
Необходимо упомянуть также о двух фрагментах сосуда, украшенных прочерченными изображениями антропоморфных фигур с радиальными “лучами” над головой (рис. 7, 6). По иконографии они близки тасхазинскому типу изображений. Фрагменты найдены вне могильного комплекса при раскопках позднего кургана у с. Аскиз. Е.Д. Паульс датирует их Окуневским временем [1997, с. 126-127]. 

Рассмотренные материалы погребений позволяют признать основную массу изваяний и стел Минусинской котловины Окуневскими. По мнению Л.Р. Кызласова, этот факт опровергают результаты его раскопок изваяний, сохранившихся в местах их первоначальной установки [1986, с. 97-135]. Однако, каких-либо датирующих предметов ни в ямах для установки изваяний, ни в жертвенниках встречено не было. Там находились только кости животных, причем, в основном домашних. Вне ям при раскопках у стелы № 158 были найдены мелкие фрагменты неолитической (?) керамики, еще один фрагмент был обнаружен возле менгира. По мнению Л.Р. Кызласова, они были обронены участниками обряда. Однако, более правдоподобно, что эти фрагменты никак не связаны с ритуалом установки стелы и менгира. “Оброненными” они могли быть как до этого, так и позже. К тому же, стела обломана в древности и перемещена с места первоначальной установки на территорию средневекового чаатаса. Есть еще бсзынЕенгарнсс погребение неясной культурной принадлежности на Чульском чаатасе, перекрытое стелой № 176. Л.Р. Кызласов относил его к энеолиту [1986, с. 161-168]. Однако Э.Б. Вадецкая и Ю.С. Худяков датируют данное погребение эпохой развитого средневековья [Вадецкая, 1988, с. 47; Хупяков, 1999, с. 117-122]. Этим по существу исчерпываются наиболее весомые аргументы в пользу неолитической, “тазминской” принадлежности каменных изваяний.

Окуневская датировка рассматриваемых изваяний и стел нашла дополнительное подтверждение в росписях и гравировках на плитах погребальных ящиков каракольской культуры Горного Алтая, выполненных специально для погребений [Кубарев, 1988; 1998а; 19986]. По сюжетам и иконографии они чрезвычайно близки изображениям тасхазинской традиции. Окуневские антропоморфные изображения находят близкие аналоги также на керамике самусьской
культуры [Вадецкая, 1969; Леонтьев Н.В., 1978, с. 97-99; Студзицкая, 1987, с. 77-81; Есин, 2004, с. 19]. Принадлежность этих культур к эпохе бронзы ни у кого сомнений не вызывает.