Источник: Образ Богини Умай (Ымай) в изобразительном и декоративном искусстве Хакасии / М. П. Чебодаева ; Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории. - Абакан : Хакасское книжное издательство, 2019. - 40 с.

Образ Богини - Матери в эпоху бронзы на территории Хакасии

В изобразительном искусстве Хакасии одной из главных проблем на современном этапе является проблема преемственности и художественного наследия. Поиск преемственных связей, которые бы связали в один неразрывный историко-художественный процесс развитие изобразительного искусства, является одной из интересных и сложных задач. Для современных хакасских художников это не только генетическая преемственность искусства своих предков, енисейских кыргызов, но и обращение к художественному наследию народов, живших в более ранние эпохи, начиная с Афанасьевской культуры. Поэтому в данной статье мы попытаемся проследить образ богини Умай в хакасском изобразительном искусстве с древности до современности с привлечением археологического, этнографического, фольклорного, религиоведческого и мифологического материала.

Образ богини Умай занимает важное место в религиозном сознании, мифологии и изобразительном искусстве тюркоязычных народов Сибири и Центральной Азии. Вместе с тем ученые так и не пришли к единому мнению об иконографическом изображении богини Умай. Богиня Умай в мифологии хакасов - молодая красивая женщина, но никак не может быть «полной седовласой старушкой» как утверждают некоторые ученые. Умай олицетворяла женское начало, была богиней плодородия (с окуневского времени) и войны (кыргызское время), покровительствовала детям и воинам. Она считалась супругой бога Неба Тенгри и сестрой богини Огня От Мне. Все главные хакасские боги населяли Верхний мир.

О культе богини Умай у хакасов в разные годы писали археологи, этнографы, востоковеды и фольклористы: Н. Ф. Катанов (1907), Н. П. Дыренкова (1928), Л. П. Потапов (1973; 1991), М. С. Усманова (1976), Ю. А. Шибаева (1979), С. В. Иванов (1979); М. И. Бор- гоя ков (1984), С. Г. Скобелев (1990), И. Л. Кызласов (1996), В. А. Бурнаков (2006) и др. [1].

В исторической науке ведется дискуссия о времени формирования культа Умай у хакасов. По мнению Л. П. Потапова, «Почитание Умай, видимо, очень древний культ, сложившийся у кочевников задолго до того времени, каким он датируется руническими надписями. Об этом говорит и его тесная связь с культом огня, т. е. одним из древнейших культов первобытности, также хорошо сохранившимся у многих современных тюркских народов Сибири и Средней Азии» [2].

Исследователь Ю. А. Шибаева считала, что трансформация Умай в богиню произошла под влиянием христианства: «В древности Умай - душа-зародыш; потом богиня Умай - подательница жизни и прародительница становится для некоторых хакасов под влиянием церковных вероучений христианской, точнее библейской, праматерью человечества Умай-Евой. На неё перешло то особое почитание, которое издавна было свойственно хакасам в отношении Умай» [3].

Образ богини Умай получил широкое развитие в декоративном искусстве хакасов: в гравировке на камне и кости, монументальной и мелкой пластике, художественной обработке металла, резьбе по дереву и народной вышивке.
Образ Богини-Матери - главного женского божества - известен в большинстве мифологий мира. Как правило, образ Богини-Матери соотносится с женским началом в природе. Вероятнее всего, самые ранние образы Богини-Матери - верхнепалеолитические «Венеры» - фигурки зрелых, полностью сформировавшихся женщин на последних месяцах беременности найдены в неолитических и энеолитических стоянках.

Богиня-Мать для хакасов была связана с богиней Умай и занимает одно из центральных мест в хакасском пантеоне богов. В связи с этим можно высказать предположение, что богиня Умай прошла художественную трансформацию образа в изобразительном искусстве Хакасии: реалистический (окуневское искусство), образ птицы лебедя или утки (татарское искусство), переходный образ женщины-птицы (таштыкское искусство), реалистический образ женщины в трехрогой короне «тиаре» с сосудом в руке и символический - «трилистник» и «мировое древо» (кыргызское искусство), в декоративно-прикладном искусстве хакасов - «трилистник» и «мировое древо» в вышивке, образ «утки» в художественной обработке металла и дерева.

Богиня-Мать Умай возможно, известна еще с Окуневской культуры. В 1945 г. в Абакане перед Никольской церковью в могильнике впервые были обнаружены две костяные пластинки с изображением женщин (Ил. 1-2. Хакасский национальный музей). Позднее аналогичные находки были обнаружены в могильнике Черновая VIII (в 1962-1963 гг. - 6 пластинок); в 1992-1995 гг. в районе автотрассы Абакан-Сорск в могильнике, получившем название Уйбат V - 2 пластинки; в 1990-е гг. в могильниках Верхний Аскиз I, в кургане 1-6 пластинок и могильнике Верхний Аскиз I в кургане 2-3 пластинки) [4].

Все эти обнаруженные в женских и детских захоронениях женские фигурки свидетельствуют о существовании в окуневское время культа Богини-матери и плодородия. Пластинки представляют собой резные гравированные костяные изображения женщин с распущенным волосами. Можно сказать, что данные изображения стали эталоном Богини Матери и плодородия в окуневском искусстве и своеобразным стандартом красоты, где древний художник с большим мастерством тонким резцом изображает удлиненный или треугольный овал лица, миндалевидные глаза и маленький рот. Женское лицо обрамлено длинными волосами, расчёсанными на прямой пробор. На шее ожерелье, и от ушей спускаются украшения из нескольких колец. По совершенству рисунка и качеству гравировки эти изображения одни из лучших ранних произведений резьбы по кости бронзового века Сибири.

Известный петербургский археолог М. Л. Подольский прекрасно высказался о данных древнейших памятниках: «Эти пропорции находят убедительное объяснение в композиционной цельности и поразительной одухотворенности образа. Деформация, не вызываемая внешними причинами, отражает внутреннюю напряжённость. Изображался ли в каждом конкретном случае бог или обожествленный предок, его облик безусловно иконописен, он - посредник в общении с небесными силами, акцентирование вертикалей как прием для приданию образу внутренней динамики встречается на фресках Феофана Грека и Дионисия или, скажем, на полотнах Эль Греко» [5].

Так же в Окуневских могильниках археологами были обнаружены миниатюрные женские фигурки (Ил. 3-5. Государственный Эрмитаж) в виде стерженька размером около 1,5-5 см, которые стилистически схожи с костяными пластинами. В настоящее время известно несколько подобных изображений. Одно обнаружено у речки Таштып и хранится в Хельсинки, куда была привезено И. Р. Аспелиным в 1887 году; одно найденно в 1958 году школьниками у горы Сторожевая в районе озера Шира; восемь - обнаружены в могильнике Черновая VIII в 1962-1963 гг.; одно - найдено в могильнике Сыда археологом М. П. Грязновым в 1965 году [6]. Это исключительные по своему исполнению и материалу произведения искусства из стеатита и агальматолита. Гармоничность формы данной мелкой пластики с выделенным подбородком и носом, тонко прорисованными бровями, глазами и ртом, свидетельствует о мастерстве скульптора. Люди с восторгом вновь открывают для себя чистоту формы этого искусства с его загадочными «идолами», так напоминающими творения Модильяни или Бранкузи. 

Среди каменных стел Хакасии аналогичное костяным пластинкам иконографическое изображение имеет стела «Хыс тас» (Ил. 6. Минусинский краеведческий музей). Эта стела была хорошо изучена учеными: D. G. Messerschmidt (1962), М.П. Грязновым и Е. Р. Шнейдером (1929), Н. Appelgren-Kivalo (1931), М. П. Грязновым (1950), Э. Б. Вадецкой (1967), А. А. Формозовым (1969), А. Р. Кызласовым (1986) и др. [7].

Каменная стела «Хыс тас» создана в кон. Ill - нач. II тыс. до н. э., этот период соответствует эпохе Древнего и Среднего царства в Египте. Особенности окуневской монументальной скульптуры прослеживаются более явственно по стеле «Хыс тас». Перед нами окуневская Венера - богиня любви, плодородия и красоты, которая привлекает рядом черт. Небольшой рельеф высотой около 67 см показывает богиню в расцвете ее юной красоты. Мастер прежде всего подчеркивает ее чарующую женственность. Фигура богини не сохранилась, но самое яркое в стеле - это молодое лицо богини с большими глазами, с точеным подбородком, высокими скулами и маленьким ртом, обрамленное густыми прядями пышных волос, ниспадающих на плечи. Скульптор отобрал из фасного положения самые четкие, ясно читаемые аспекты, объединив их вместе замечательной органичностью и при этом достигнув гармонии с двумерной плоскостью, на которой помещено изображение. Изображения женщин даны реалистично и с безупречным мастерством.

Еще одна каменная стела с изображением женщины была найдена в 1988 году археологом П. Г. Павловым на могильнике Ар-Хая околос. Полтаково[8].Эта рельефная выбивка (Ил. 7) размером 80x60см сегодня считается шедевром Окуневского стиля и по своему уникальна. Изображение погрудное. Лицо обрамлено по обе стороны тремя крупными круглыми серьгами в виде колец, по плечам спускаются узорчатые ленты, по четыре с каждой стороны, украшенные прямоугольными фигурами в виде накладных бляшек. Здесь тот же знакомый удлиненный овал лица, миндалевидные глаза и маленький рот. Мастер умело передает стандарт красоты богини Матери-плодородия бронзового века Хакасии.

Произведенный художественный анализ памятников окуневской культуры: костяных пластинок, миниатюрной каменной пластики, каменной стелы «Хыс- Тас» и изваяния из Ар-Хая, позволяет сделать вывод, что в Окуневскую культуру существовал «изобразительный канон» богини Матери-плодородия. Он представлял собой образ женщины с вытянутым очертанием лица, острым подбородком, длинными распущенными волосами на пробор, по бокам изображались кольца-серьги иногда- ожерелье на шее. 

В 1988-1989 гг. экспедиция во главе с ленинградским археологом Д. Г. Савиновым обнаружила недалеко от аала Полтаков Аскизского района поселение карасукского времени (ХІ-ѴІІІ до н. э.) Торгожак. Самыми интересными находками в данном памятнике стали многочисленные каменные гальки, в количестве 222 предметов с антропоморфными женскими лицами (Ил. 8-10). Антропоморфные женские гальки Д. Г. Савинов условно разделил на «одетых» и «запеленутых».

Находка антропоморфных каменных галек в аале Полтаков вызвала большой интерес и дискуссии в научном мире, получившие широкое освещение в различных публикациях: Д. Г. Савинова (1991; 1995; 1996), Д. А. Мачинского и К. В. Чугунова (1998), Л. А. Соколовой (1995), С. Н. Леонтьева (2000; 2001) и др. [9]. По иконографии торгожакских галек были высказаны различные точки зрения; по мнению Д. Г. Савинова, «приемы украшения торгожакских галек с антропоморфными изображениями... отражают вполне определенную изобразительную традицию, связанную с Окуневской культурой... сами гравированные гальки использовались при проведении соответствующих обрядов...в этом плане они сопоставимы с более поздними онгонами (у хакасов тесы), получившими, как известно, широкое распространение в анимистических культах народов Сибири», Д. А. Мачинский и К. В. Чугунов считают, что это «..женский образ Великой богини-матери», Л. А. Соколова сопоставила торгожакские «запеленутые» фигурки с изображением перекрещивающихся лент и с реконструкцией детского захоронения колыбели из Окуневского могильника Уйбат V и высказала предположение, что «соплеменники и родственники считала, что обряд захоронения в колыбели помогал духу умершего возродиться в его потомках», С. Н. Леонтьев считает, что «торгожакские гравировки являются вариантом изображения сакрального божества - богини или обожествленной женщины».

Каменные гальки имеют плоскую и или уплощенную треугольную форму, они обращены зауженной частью вверх. На лицевой стороне изображена фигурка женщины Богини-Матери, она разделена на 3 яруса, которые символизируют трехчастность мироздания, существовавшего у кара- сукцев: Верхний, Средний и Нижний Мир. На эту особенность впервые обратил внимание археолог С. Н. Леонтьев. По его мнению, «Трехчастность изображения указывает на связь божества с тремя сферами мироздания, а декор «одежд» воспроизводил структуру космоса в вертикальных и горизонтальных аспектах» [10].

В верхней части гальки художник изображает треугольное лицо, при этом выделяет условно глаза, нос и маленький рот, на голове - круглая шапочка или иногда лицо, как бы скрытое «вуалью». Средний мир - пояс одежды женщины Богини, украшен геометрическим орнаментом «ромб» и Нижний мир - подол платья или юбка - украшен так же геометрическим орнаментом «елочка». Следует обратить внимание на необычное изображение с двух сторон, украшено гравировкой в виде заштрихованных линий и фигур. Женские образы поражают пластической силой изображенных на ней персонажей, которые выглядят загадочными. Каково бы ни было предназначение этих предметов, мастерство карасукских резчиков поражает своим совершенством и колоссальной силой воздействия.

Все эти сохранившиеся многочисленные образы богини Умай окуневского и карасукского времени совпадают с обликом богини Умай, описанным в 1928 г. этнографом Н. П. Дыренковой: «Турецкие племена Сибири (как выявляется из молитв к Умай), представляют Умай в образе светлой женщины с длинными белыми или рыжими волосами в белой одежде (телеуты, шорцы, сагайцы); В молитвах Умай называют «золотоволосой среди 40 девиц и чистой» (телеуты), «матерью Умай с гребневидными волосами с чистейшими устами» (телеуты), «богатой матерью с пышными волосами «семидесяти люлек чистой матерью в шелк, красивой девицей» (шорцы), «матерью Ымай с шестьюдесятью развевающимися косами (качинцы)» [11].

В 1980-1990 гг. в ряде публикаций некоторых ученых прозвучала интересная версия, что в текстах, обрядах и символике хакасов сохранилась тесная связь богини Умай с образом птицы [12]. Мы имеем основание утверждать, что в скифо-тагарском искусстве образ богини Умай приобрел орнитологический образ в виде утки или лебедя. Подобные изображения встречаются в наскальных рисунках и в художественной обработке металла.

В 1984 г. филолог М. И. Боргояков отметил, что в целом тюрки Саяно-Алтая представляли богиню Умай в образе красивой женщины, спускающейся с неба. «Хотя ее птичьи черты стерлись, но ясно, что она должна иметь крылья, чтобы обитать в небесах».

Ярким подтверждением данного факта стал скифо-тагарский миф, сохранившийся у качинцев и записанный Н. Ф. Катановым. Согласно нему, сотворение мира произошло от утки. Легенда начинается с диалога двух уток (Ил. 11). Одна из них посылает другую за песком на дно реки. Тот песок, который первая утка получила от второй, она толчет колотушкой 9 дней, и в результате получается земля. Песок, который посыльная утка сохранила у себя, превратился в высокие горы. В наказание за утайку первая утка не дала ей земли для проживания. Провинившаяся утка все-таки выпросила землю размером со след трости, проткнула землю и ушла в отверстие. Так они разграничили места обитания и сферы влияния. Далее первая утка сотворила из земли человека (мужчину), а из его ребра - женщину, дала им скот и хлеб.

Лучезарная дева-лебедь Хуу занимает особое положение в текстах хакасских архаических эпосов с мифологической основой и в народных сказках.
Птица Хуу считается прародительницей хакасов, что нашло отражение в тотемическом по своей природе обычае дарить убитого лебедя. Его описал финский ученый М. А. Кастрен в 1847 году: «Как скоро татарин (хакас) застрелил лебедя - он отправляется с ним м. А. Кастрен

к соседу и по предварительному угощению айраном, (1813-1852)
дарит его ему, за что сосед непременно должен отдарить лучшей своей лошадью. Новый владелец лебедя, в свою очередь, отправляется с ним к своему ближайшему соседу и обменивает его так же выгодно. Таким образом, лебедь переходит из юрты в юрту, пока придется наконец, кому-нибудь поплатиться лучшим конем за полусгнившую птицу» [13].

Изображения с уткой в татарское время служили украшением для навершия предмета культа (Ил. 12).

Мы сразу узнаем в отлитой из бронзы фигурке уточку.

Скульптура решена скупыми и лаконичными средствами: объемная, отлитая фигура птицы изображена не плывущей, а стоящей. Мастер дал ей широкую и плавную линию груди, тонкую и длинную шею, на которой мы видим изящную головкусхарактерным плоским клювом. Фигурка птицы несколько растянута, что придает ей статичность. В облике утки много величавости и спокойствия. Утка воспринимается живой, полной внутренней жизни, характеризуется правдивостью и точностью в изображении. Перед нами удивительно монументальное, одновременно и декоративное произведение искусства, отражающее основные особенности татарского художественного стиля. 

Тагарские художники умело выбивали на камнях изображения уток или лебедей. Ярким образцом татарского наскального искусства является Бейская стела (Ил. 13-14. Хакасский национальный музей). На двух противоположных боковых сторонах стелы в точечной технике выбиты изображения животных, птиц и тамгообразных знаков. К большой радости, гравировка оказалась долговечной, хорошо сохранившейся: памятник - один из немногих раритетов такого типа. Возможно, произведение было техническим экспериментом: фигурки вырезаны на стеле, выполнены в технике гравировки, которая пережила не одно тысячелетие. Следует при этом отметить, что ценность произведения обусловлена не только его уникальностью - нужно подчеркнуть исключительный реализм в изображении животных и птиц. В простой на первый взгляд композиции содержится мифологический сюжет о сотворении мира по скифо-тагарскому мировоззрению.

На одной грани стелы в верхней ее части изображён ворон (бог Эрлик?) с раскрытым клювом, ниже -два неясных и непонятных изображения, под ними- пять контурных фигур оленей (бог Солнца) с ветвистыми рогами. На этой плоскости стелы рисунки выполнены менее четко, чем на противоположной грани, где в верхней части представлены две контурные фигурки оленей, обращенных головами в противоположные стороны со спиралевидными вихреобразными завитками на туловищах и ветвистыми рогами. Ниже находится силуэтное изображение жертвенной лошади с подогнутыми под брюхо передними ногами, задняя половина ее туловища вывернута, как бы вывихнута. Под лошадью в ряд располагаются три фигуры лунорогих быков (Бог Луны?) со скоплением точек в центре серпа рогов. В нижней части плоскости выбиты контурные изображения оленя (бог Солнца) и водоплавающей птицы-утки (богиня Умай). В задней части корпуса оленя (бог Солнца), внутри контура, помещается яйцо, а в яйце - еще не вылупившийся птенец. В передней части туловища оленя в скелетном стиле изображена утка (богиня Умай).

На обеих гранях стелы фигуры животных и птиц изображены с соблюдением правил композиции. Однако в то же время удалось избежать монотонности благодаря подчеркиванию контрастов между двумя гранями стелы с птицами: у одних головы подняты, а у других - опущены, у некоторых птиц тщательно выписано разное оперение. Следует обратить внимание на точность в передаче таких деталей. Вся картина гармонична: очертания ворона и утки, оленей, быков и коня отличаются реализмом. Утки в хакасской мифологии олицетворяли рождение мира.

В таштыкском искусстве богиня Умай приобрела переходный образ женщины-птицы или крылатой женщины (Умай-лебедь, Умай-утка). На сегодняшний день известно два иконографических образа Умай-птицы. Первый был найден в 1989 г. археологом С. Г. Скобелевым в древнетюркском кургане около с. Койбалы в Бейском районе Хакасии (Ил. 15), второй стала случайная находка в Астраханской области (Ил. 16).

С художественной точки зрения, находка золотых подвесок из с. Койбалы позволила выделить богиню Умай в образе женщины-птицы. Умай-птица - мифическое существо с женской головой, крыльями лебедя. Она наделена суровым выражением лица, словно непроницаемым для мирских соблазнов, отчего её образ становится еще более таинственным. Руки сложены на груди. На шее богини ожерелье с тремя подвесками в виде креста (символ бога Тенгри), знак принадлежности к небесной семье. На голове богини - головной убор, трехрогая корона «тиара», и ожерелье с одной подвеской в виде креста (символ бога Тенгри). На подвеске присутствует главный признак Умай - трехрогая корона «тиара». В ее руках помещается сосуд, fta основе наличия подобного изображения исследователи относят ряд женских изображений к образу Умай. Главным же признаком Умай в этот перид являются крылья. В представлениях хакасов Хуу - лебедь, - это сказочная птица, которая гнездится в воздухе, красивая женщина, спускающаяся с неба, птица-мать и т. д. В мифологических системах Евразии именно птица являлась главной посредницей между двумя противоположными сферами Вселенной - «Верхним и Нижним» мирами.

О почитании богини Умай как богини войны в эпоху кыргызского каганата (ѴІ-ІХ века) свидетельствуют найденные в 1877 г. на озере Алтын Кель крестьянином с. Иудино Е. Ф. Корчаковым две плиты с енисейской рунической надписями, рассказывающими о кыргызском кагане Барс-беке [14]. В эпитафии Алтын Кель-І говорится о покровительнице кыргызских воинов богине Умай: «Десять лун она носила (меня), моя мать! Она принесла (меня) моему элю. Я утвердился на земле благодаря моей доблести. Я храбро сражался с многочисленным врагом и покинул мой эль, (оставив) его в раскаянии. Увы! Своим младшим и старшим братьям Вы снимали-сгружали верблюжьи вьюки (с дарами). Тем, что было на земле - моими деяниями и моей доблестью - я, Барс, не пресытился! Без отца Вы героем были! Когда псы преследовали (дичь), Вы проносились мимо кочевий! Сгинь, (дух) смерти со своей младшей братией! О, Барс, не покидай (нас)! Увы! Наше звание..., наш бег - Умай!, мы храбрые воины (нашего рода-племени!...» [15].

Композиции в изображении богини Умай древнетюркского времени можно разделить на многофигурные (с мотивами погребального и свадебного обряда с участием богини Умай и бога Тенгри), двухфигурные (сидящие на троне бог Тенгри и богиня Умай) и однофигурные (образы богини Умай). Многофигурная композиция с поминальной сценой изображена на известном Кудыргинском валуне (Горный Алтай) и со свадебным обрядом - на войлочном ковре (V Пазырыкский курган, Горный Алтай). Двухфигурныекомпозицииввидесидящих на троне бога Тенгри и богини Ума й обнаружены на Сулек- ской писанице (Хакасия), в Суттуу-Булак (Кыргызстан) и в комплекс Когалы (Казахстан). Образы богини Умай в иконографии богини войны и плодородия найдены в долине р. Малого Кемина, в ущелье Далпаран (Киргизия), у с. Майтобе (Казахстан) и в п. Сузак (Казахстан). В это время образы богини Умай имеют иконо- графиюкак богини войны, так и богини плодородия.

Л.П. Потапов - САКРАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА 'БОГАТЫЙ’ В АЛТАЕ-САЯНСКИХ ТЮРКСКИХ ЯЗЫКАХ (ПО ЭТНОГРАФИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛАМ)*

//TURCOLOGICA. 1986. К восьмидесятилетию академика А. И. КОНОНОВА. - Л. Изд.Наука. - 1986. С. 230-237

Слово 'богатый’, как и слово 'бедный’, в тюркских языках исследовано специально А. Н. Самойловичем. В его известной работе 2 прослежена история обоих слов в социальном значении. Но А. Н. Самойлович затронул еще один аспект значения слова богатый в тюркских языках, отражающий религиозные верования. В обоснование выдвинутого им положения автор привлек этнографический материал, в том числе и из тюркских языков алтае-саянских народов. Обращение А. Н. Самойловича к этнографическому материалу вполне естественно, ибо он, как ученый, был представителем классической школы русского востоковедения, завоевавшего мировое признание в науке еще задолго до Октябрьской революции.

Востоковеды этой школы — филологи, историки, лингвисты, будь то тюркологи или монголисты, арабисты или иранисты, кроме письменных источников привлекали в своих исследованиях этнографический, археологический, фольклорный материал. Напомню в этом отношении о В. В. Радлове, чьи труды, по выражению А. Н. Кононова, составили «эпоху в истории мировой тюркологии».3 Добавлю, что В. В. Радлов внес ценный вклад в этнографию тюркских народов Сибири и Средней Азии. Велика роль его и в организации этнографических исследований, которую он играл будучи директором Музея антропологии и этнографии нашей Академии наук и возглавляя «Русский комитет для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, лингвистическом и этнографическом отношениях», исследовательская деятельность которого имела большое международное значение. Видимо, под влиянием своего маститого учителя А. Н. Самойлович уже с первых лет деятельности не только использовал для своих лингвистических и филологических исследований этнографический и фольклорный материал, но и сам успешно занимался его сбором в полевых условиях. Он был связан с такими этнографическими журналами, как «Живая Старина», «Этнографическое обозрение», «Советская этнография», в которых печатал свои работы. Во время научных поездок к различным народам А. Н. Самойлович собирал этнографические коллекции для ленинградских этнографических музеев, а в Ленинградском университете участвовал в подготовке этнографов-тюркологов.4

Прежде чем рассмотреть этнографический материал о сакральном значении слова богатый, я напомню, что данное слово привлекло внимание А. Н. Самойловича в форме bay и bayat. Он указал при этом, что еще Г. Вамбери в 1878 г. в своем этимологическом словаре сближал слова со значением 'богатый', 'князь', 'бог' в тюркских языках, а II. Я. Марр независимо от Вамбери «включил в один пучок значений: руку и те же слова богатый, князь, бог в языках яфетической системы».5 Увидев в этом новый аспект значения слова богатый, А. Н. Самойлович привлек конкретный материал из тюркских языков, начав это с рассмотрения слова bayan-bayat. Он пишет: «Слово bayat, которое можно рассматривать как древнюю форму множественного числа на -t от вышеупомянутого слова bауап, обозначало, по словам Махмуда Кашгарского (III, 128), бога на языке племени аргу и вместе с тем, как это нам известно из других источников, служило названием, по-видимому, тотемного происхождения, одного из гузских племен (I, 56; III, 128)».6

Затем в связи со словами bay и bayan А. Н. Самойлович приводит название другого племени, также упоминаемого Махмудом Кашгарским и известного по другим источникам, включая названия селений в Анатолии, именно племени bayandur, а также этническое название в орхонских надписях bayirqu.7 Я несколько задержусь на этом пассаже, чтобы привести некоторые параллели к данному материалу и его интерпретации, поскольку приведенные выше слова сохранились и употреблялись, например, у северных телеутов и северных хакасов-кизильцев. Прежде всего о племени аргу, в среде которого (в XI в.) бытовало слово bayat в значении 'бог'. Мне уже приходилось указывать, что среди тюркского населения долины р. Чулыма русские письменные источники начиная с XVII в. систематически фиксируют родоплеменную группу аргун, именуя ее Аргунской волостью. В свое время я показал, что аргуны попали сюда, как и некоторые другие родоплеменные группы, с запада, из района Тобольска, после падения Сибирского ханства в конце XVI в., что еще раньше они, как повествуют предания, составляли с казахской ордой один народ. Последнее вполне подтверждается тем, что среди казахов Средней орды аргуны составляли значительную группу.8 Таким образом, кочевники XI в. аргу, название которых Махмуд Кашгарский поместил в свой словарь, в какой-то части оказались продвинувшимися к Тобольску, а к началу XVII в. в бассейн Чулыма, где смешивались с кизильцами и северными телеутами. Возможно, это частично объясняет и то, что среди телеутов широко было распространено слово байана 'божество', характерное для названия бога у аргу. Однако я думаю, что более правильное объяснение этого факта следует видеть в распространении слова bауаn для названия, божества у ряда тюркских племен и народов, которое отражает кроме социального и религиозное, сакральное значение. Но, прежде чем остановиться на данном предположении, скажу, что наблюдение А. Н. Самойловича о словах bауаn и bayat в названиях некоторых тюркских племен или родов, также подтверждается, хотя без каких-либо признаков и намеков на тотемное происхождение.

Возвращаясь к слову bауаn — bayat замечу, что со значением этого слова у алтае-саянских тюрков наблюдается та же ситуация, которая отражена в словаре Махмуда Кашгарского, побудившая А. Н. Самойловича выдвинуть положение о бытовании слова bауаn — bayat в области верований. Речь пойдет о северных телеугах б. Кузнецкого уезда, точнее об их большой группе, обитавшей в бассейне верхнего течения р. Ини (правый приток Оби) по рекам Большой и Малый Бочаты (ныне Кемеровская обл.). Они именовали себя пайат (bayat) вплоть до нашего времени. Название в форме пайап (bауаn) фиксируется русскими документами уже с начала XVIГ в. как название ясачной волости и сохранялось для таковой вплоть до начала XX в. Под названием пайат телеуты были известны кумандинцам, челканцам, телесам и алтайцам Горного Алтая. Одновременно слово пайап широко употреблялось у телеутов в качестве названия божества. Это же самое можно сказать и про слово бай, отраженное в нескольких родоплеменных названиях родов в форме байлагас, байгода, байгара (у алтайцев, койбалов, тувинцев).

В самой среде северных телеутов религиозное значение слова пайап — пайапа было довольно разнообразным. У шаманистов оно обозначало целую категорию доброжелательных духов, преимущественно небожителей, в том числе Ульгеня и его дочерей, обитавших на 14-м слое небес. В состав данной категории входили те или иные божества и духи, носившие и собственное имя, например Тотой пайапа — Владыка грома, дождя и града. Его изображали символически среди рисунков на шаманском бубне в виде облака. В других случаях, например на бубне бывшей шаманки Марфы Тодышевой, который я подробно изучал в свое время, рисунок, посвященный Тотою, изображал бура (коня символического), на котором ездило это божество и назывался он «Мупдус пайапазыпъиг кара буразы,», т. е. «вороной конь божества рода Мундус».9 Однако должен заметить, что мне приходилось слышать название и Тотой тетерези. Это не единственный пример того, что рисунки на поверхности шаманского бубна, изображающие божества или их символических коней, на которых они ездят, называются божествами — словом тетере или словом пайапа. Так, на бубне М. Тодышевой символическое изображение коней «бура» называлось для божества телеутского рода Мундус — мупдус пайапа; для родов Ойрот, Меркиг, Тумаг — ойрот тепгере, меркит тетере и тумат тетере. В этом примере бросается в глаза, что слово тетере в значении 'божество’ относится к родам монгольского происхождения, а слово пайапа к коренному и древнейшему телеутскому роду. На этом же бубне было изображение «бура», которое символизировало ездового чубарого коня йаан пайназы бай Улъгенъ, т. е. великого божества Бай-Ульгеня. Здесь Ульгень, как и его дочери, выступает с эпитетом пайана, в то время как у южных алтайцев он именуется просто Бай Улъгенъ, где слово бай также имеет значение 'божественный5, о чем будет говориться дальше, а дочери Ульгеня с эпитетом тендере {тендере кыстар 'небесные девы5).

У челканцев слово байана означало, как и слово тендере, целую категорию духов и божеств. В записи, сделанной мной в 1936 г. при изучении шаманского бубна, сказано, что рисунки верхней части (разрисованной стороны бубна), отделенной полосой от нижней, называются обобщенно тендере, а нижней — обобщенно байана. Конечно, можно думать, что слово тендере в данном конкретном примере выступает для духов и божеств в значении 'небесный', а байана — 'земной', т. е. в качестве наименования небесной и земной сфер их обитания.

В представлении названных народов пайана, как правило, означало название для категории доброжелательных духов и божеств как небесных, так и земных, но никогда злых или недоброжелательных (к человеку) по своей природе. У телеутов к пайана относилось божество Ене йайачы (Мать-творец), сотворившее тело человека, покровительствующее рождению детей. По словам телеутов, бездетные супруги, обращаясь с молением к Ене йайачы, приносили через шамана жертву, после чего у них появлялся ребенок. Про него говорили: дрогд пайанадан йайылган бала, т. е. «сотворенный верхним божеством ребенок». У телеутов же А. В. Анохиным записано следующее представление. После смерти человека «душа» (сюр) его отправляется к пайана, пославшему ему кут (зародыш) на земную жизнь.10

У северных (бочатских) телеутов представилась возможность уточнить категорию божеств или духов, именуемую пайаналар, в том смысле, что к ней относились и такие духи, к которым можно было обращаться с просьбой и жертвой самому, без приглашения шамана. Это для них многие хозяева «ставили» (вкапывали) у своего жилища березки {сом) как знак почитания пайана, ибо пайана, если их не почитали, могли наказывать такие семьи болезнями.

У шорцев (телеутского происхождения) сеока Кал ар термином пайана называли божество охотников. По существу духи пайана, объясняли мне охотники каларцы, с которыми я ходил на зимний промысел (1927 г.) в тайгу, прилегающую к знаменитой священной горе (особенно шаманов) Мустагу, помогали в удаче на охоте только тем охотникам, которые их почитали, устраивали камлание, приносили жертвы. Такое представление о пайана весьма схоже с почитанием Бай Байанай —духа «хозяина» леса у якутов.

У кумандинцев пайана называли также большую категорию божеств и духов, обитающих на небе (Ульгень и др.) и на земле (Каным — божество охотников и др.), благосклонных к человеку. Слово это придавалось (как приставка) к названию такого широко известного божества, как Умай, упоминаемого еще в древнетюркских орхонских надписях.11 «Пайана — Умай, — пишет Ф. Сатлаев, — всегда находится с человеком, охраняя его от нападения злых духов».12 К категории пайана кумандинцы относили духов — покровителей рода (тӧс), духов домашнего очага, двери (эжик пайаназы). Следовательно, слово пайана в верованиях алтае- саянских народов выражало классификационное понятие, как и слово богатый в социальной жизни, а не было собственным именем божества.

Слова bауаn и bayat со значением 'бог, божество’ вовсе не были ограничены в их распространении в тюркских языках, как это полагал Д. Клосон в своей словарной статье bayat.13 Материал, приведенный им, свидетельствует скорее об обратном, ибо автор указывает на выживание этого слова в юго-восточных тюркских языках XX в., на бытование его в религиозном значении начиная с Махмуда Кашгарского (XI в.) в различных источниках XIII — XIV вв. вплоть до XVI в., когда это слово упоминается в одном тексте как «имя бога по-тюркски».

В подтверждение широкого распространения слова bауаn я могу сослаться на верования якутов и бурятов (шаманистов). По выражению А. Н. Самойловича, «если не bауаn, то bay находится в составе якутского названия духов — покровителей охотников и рыболовов bауаnау или bayianay» (со ссылкой на словарь Пекарского). По этнографической литературе об этом божественном персонаже известно, что он почитался как божество тайги и «хозяин» зверей под полным его именем Бай Байана. Его представляли в образе старика и приносили ему жертвы домашним скотом. Название bайаn в значении божества тункинские буряты применяли к почитаемому ими хребту Хангай. Охотники перед зимним промыслом обращались к Байан-Хангаю с молением об удаче. Данный бурятский пример уместен здесь в силу того, что тункинские буряты в большинстве являются обуряченными по языку восточными тувинцами (сойотами). Тувинцы же до сего времени именуют один из почитаемых хребтов Южной Тувы Байан-Танды, т. е. именем, где слово bайаn означает божество.

Я не пытался исчерпать этнографический материал по верованиям алтае-саянских народов, раскрывающий значение слова пайана/байана как божество. По для целей, поставленных перед настоящим сообщением, этого, видимо, достаточно.

Мне остается еще остановиться на слове бай, которое, как полагал А. Н. Самойлович, также выступает в области верований, например, у алтайцев в названии Bay iilgen и в сочетании с названиями деревьев и цветов, «как bay terek (казахи, алтайцы), — пишет он, bay qazi'n (шорцы), bay se^ek (казахи) 'тюльпаны’ и еще тувинские 'Pay tayga и Payan Tand' 'Бай-тайга и Баян-Танды’».14

Сразу же замечу, что слово бай бытовало в религиозной области, преимущественно в шаманском ритуале алтае-саянских народов, и было широко распространено. В одних случаях оно служило как бы эпитетом к именам таких высоких божеств, как Ульгень, которого величали Бай Ульгень, или сыновей Ульгеня, например Бай Каршит, Бай Кыргыс, Бай Сойот и т. д. Это слово прибавляли к именам выдающихся шаманских духов Бай Кур- муш, Бай Улюп и др. В других случаях бай служило приставкой к названию мифического дерева, корни которого растут в подземном мире, ствол на земной поверхности, а вершина достигает небесной сферы. Таков образ (в эпосе алтайцев) тополя — Бай терек. Но особенно ярко эта особенность выступает в названии Бай кайынг — березы, под которой приносили в жертву коня или посвящали его какому-либо божеству или духу («хозяину» той или иной священной горы и др.). Бай кайынг именовали березу, растущую в небесной сфере, на листьях которой находились «кут» (зародыши) на детей, на скот, которые шаман, (при некоторых камланиях) сдувал, и кут падали на землю в жилища просителей этих благ. Бай Кайынг изображалась на шаманском бубне в виде примитивного рисунка, помещаемого в верхней части разрисованной стороны бубна. Там же помещался и рисунок Бай буркут (беркут) или просто Байкуш («священная» птица). Слово бай прибавилось и к названию изображения лягушки в нижней части бубна (бай пага), которая символизировала духа-помощника шамана, которому он поручал иногда нести сосуд с жертвенной брагой божеству. Далее можно назвать байтал. Так именовали молодую (еще не жеребившуюся) кобылу, предназначенную в жертву божеству, а слово байталчы означало духа-помощника шамана, который вел «душу» жертвенной лошади божеству. Наконец, назову еще слово байтере, означающее шкуру жертвенной лошади, вывешиваемую после жертвоприношения на березовой жерди у жертвенной березы (бай кайынг), в то время как название шкуры обычной лошади было просто тере.

Приведенный материал об употреблении слова бай в сакральном значении у алтае-саянских народов далеко не исчерпывается изложенным, но едва ли есть смысл расширять его. Слово бай со значением 'священный’ встречается и в топонимике того же Горного Алтая или Тувы. Таковы, например, названия почитаемых шаманистами горных хребтов, гор, речных долин и т. п., таких как Бай-тайга, Бай-таг, Бай-туу, Байгол (Бай-коол). В таком же значении оно выступает в отношении птиц и деревьев и т. д.

В большом количестве слово бай в рассматриваемом значении встречается и в фольклоре алтайцев.

Стоят, пожалуй, отметить только то, что рассматриваемое слово встречается и в сфере таких верований, которые не связаны с именами тех или иных божеств и духов или с определенными ритуальными действиями, в частности с шаманскими, и выступает в значении сзапретный’. Я имею в виду хотя бы запретные дни у алтайцев, приходящиеся на последние дни убывающей луны, именуемые байлу кун, бай кун. В такие дни считалось недопустимым что-либо продавать или просто давать из своей юрты посторонним, выносить какие-либо продукты, вещи, даже огонь в трубке, прикуренной в данной юрте. Делалось это во/избежание всяких несчастий и неприятностей, причиняемых злыми духами, ибо последние в названные дни особенно свободно повсюду бродят в темноте. Отсюда следует, что словом байлу куп названы запретные дни, своего рода религиозное табу. Однако термином байлу называют и беременную женщину, что в некоторой степени можно объяснить тем, что она получила, носит в себе «богатство» — будущего ребенка, зародыш которого дарован божеством.

Слово бай, относящееся к верованиям, ученые, в частности этнографы, обычно переводят как 'богатый/ Таковы Бай Уль- гень, Бай кайынг, Бай пака и др. Но такой перевод малоудовлетворителен, поскольку за словом бай в области верований закрэпи- лось не только социальное, но и сакральное значение.15 С учетом этого названные слова лучше переводить как 'священный Ульгень', 'священная (культовая) береза', 'священная лягушка' и т. д.

В заключение о слове bar в значении 'богатый', которого также коснулся А. Н. Самойлович, считая его этимологически родственным слову bay. И это слово, кроме социального значения, предположительно могло получить значение сакральное, как и слово бай. И действительно, уже при первой попытке изучения выясняется обоснованность такого предположения. Слово бар присутствует в названии деревянной рукоятки шаманского бубна, представляющего собой изображение духа — «хозяина» бубна. У алтайцев, качинцев, сагайцев, бельтиров и др. эта рукоятка называется бар, барс, барыс {мар, марс). Любопытно, что у якутов она, хотя совершенно иная (тунгусская) по форме, называется баарык, как и у алтае-саянских шаманистов.

Слово бар присутствует в названии жертвы духам, приносимой какими-либо вещами (но не домашним животным) и произносится как барылга (ср. жертва конем — тайылга).

Ограничившись приведенными примерами, я хотел бы закончить свое сообщение на основе изложенных выше фактов, следующим выводом. Различные формы тюркских слов со значением 'богатый’ не препятствовали тому, чтобы каждая из них, кроме социального, имела сакральное значение и вошла в религиозную терминологию тех или иных тюркских племен и народов. В основе этого явления, привлекшего в свое время внимание А. Н. Самойловича, лежат пока еще недостаточно изученные и распознанные причины, исследование которых может объяснить пути и стимулы проникновения в религиозную лексику некоторых слов и понятий из области социальной жизни в силу закона отражения реальной действительности в религиозных верованиях и представлениях людей (хотя и в фантастической форме). Едва ли нужно доказывать, что научные результаты такого исследования могут иметь значение, выходящее за рамки тюркологии, поскольку такого рода явления наблюдались и в языках других языковых систем, в частности яфетической.

А. Д . Грач - ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭТНО-КУЛЬТУРНЫЕ ГРАНИЦЫ ДРЕВНЕТЮРКСКОГО ВРЕМЕНИ

/ Тюркологический сборник: К шестидесятилетию Андрея Николаевича Конова. М. 1966. - Изд.Наука- С. 188-193

До сих пор в историко-археологической литературе не существует единого понятия древнетюркского времени. Между тем определение понятия «древнетюркское время» вовсе не является только совокупностью вопросов термднологического порядка — это определение несомненно важно для постановки и разработки
целого ряда общеисторических проблем.

Правомерно ли отрицание понятия «древнетюркское время» или отнесение к этому времени только тех памятников, которые датируются эпохой существования тюркских каганатов VI—VIII вв.? Думается, что подобная точка зрения совершенна неправомерна. Современные исследования вполне убедительно показывают, что во времена существования каганатов центрально-азиатских тюрков (552—745) и уйгуров (745—840) этническая карта центральной Азии и ряда сопредельных с ней территорий не претерпела коренных изменений, а смена одного каганата другим свелась в основном к смене политической гегемонии. Серьезные изменения этнической карты имели место в эпоху кыргызской экспансии — в период нашествия енисейских кыргызов из-за Саян, когда древыетюркские кочевники, обитавшие южнее Саян и Танну-Ола, были временно оттеснены со своих территорий. Историческим событием, приведшим к еще большим изменениям этнической карты — изменениям коренного и длительного характера, явилось образование в Центральной Азии киданьской империи Ляо, основанной Елюй Амбагянем в 916 г.

В историко-хронологическом отношении древнетюркское время характеризуется возникновением и бытованием на очень широких территориях и у разных этнических образований тюркской языковой семьи общих черт, проявляющихся очень наглядно в материальной культуре — в форме оружия, бытовых предметов,  конской сбруи, украшений, сосудов. В числе важных моментов, определявших общность древнетюркской культуры, следует, конечно, назвать древнетюркскую руническую письменность, а также погребальный обряд древних племен, входивших в состав тюркских каганатов, и в первую очередь погребения с конем, получившие широкое распространение с VII в. н. э. 

Итак, хронологические границы древнетюркского времени  охватывают период с VI в. по первую четверть X в., т. е. эпоху существования не только могущественных каганатов тугю, но и государств уйгуров и енисейских кыргызов. Что же касается термина турк, то он, как это особенно ясно показали В. В. Бартольд, Л.Н. Кононов и С. П. Толстов, явился собирательным именем военного союза племен.

В специальной литературе получил распространение тезис, согласно которому государства древних тюрков представляли собой пестрые конгломераты, временные и непрочные военно-административные объединения 1 . Новейшие археологические исследования в сочетании с данными нарративных источников не позволяют считать этот тезис справедливым: во-первых, государства древнетюркского времени существовали столетиями, а, во-
вторых, исследования погребальных комплексов, проведенные на широких территориях (Тува, Монголия, Хакассия, Южный Алтай, Казахстан, Средняя Азия), свидетельствуют о том, что в состав каганатов входили крупные и сравнительно устойчивые этнические группировки, которые вовсе не были эфемерными объединениями. Дробление этнической карты произошло, повидимому, значительно позднее — в результате исторических событий, имевших место главным образом при сложении и развитии монгольской империи. Добавим к тому же, что перенесение
известной формулы о временном и непрочном характере и этнической конгломератности империй Кира и Александра, Цезаря и Карла Великого — формулы несомненно справедливой применительно к этим империям, совершенно неправомерно применительно к каганатам древнетюркского времени; нельзя забывать о том, что речь идет о совершенно разных эпохах и совершенно различных исторических образованиях.
Обобщение данных историко-археологических исследований позволяет выделить следующие основные этно-культурные зоны, существовавшие в древнетюркское время:

1. Зона племен, входивших в состав центрально- и среднеазиатских тюркских каганатов (Монголия, Тува, Алтай, Казахстан, Восточный Туркестан, ряд территорий Средней Азии).

2. Зона племен, входивших в состав государства Хягас — древних кыргызов (Минусинская котловина, а с 840 г. по начало) X в. — Монголия, Тува, Алтай) 2.

3. Зона племен, входивших в объединение курыкан (Прибайкалье).

Помимо ряда существенных элементов материальной культуры наиболее показательным критерием для выявления историко-культурных зон является погребальный обряд. Так, например, применительно к первой выделяемой нами зоне — у центрально-азиатских племен, входивших в состав каганата тугю, характерны следующие хронологические варианты и типы погребального обряда:

а) до первой четверти VII в. включительно — погребения по обряду трупосожжения, заключенные в кольцевые выкладки; возле погребений — поминальные стелы в оградках;

б) в VII — VIII вв. — трупоположения с конем, ориентация человека — головой на восток, коня — головой на запад;

в) в VIII—IX вв. — трупоположения с конем, ориентация человека — головой на север, северо-запад, коня — на юг;

г) в I X — X вв. — трупоположения без коня, ориентация погребенного — головой на север, северо-запад (погребения сросткинского типа) 3 . Применительно ко второй выделяемой зоне (древние енисейские кыргызы) —
трупосожжение, остатки которого через год переносились на место погребения, где помещались на древней поверхности почвы и в неглубоких могильных ямах, после чего сооружался курган 4 (дети хоронились по обряду трупоположения) 5.

Погребальные памятники, не характерные для основных этнических групп тон или иной историко-культурной зоны древнетюркского времени, но тем не менее встречающиеся на ее территории, отражают политические пли этнические движения. Так, погребения с трупоположением и, как правило, с сопроводительным захоронением коня, обнаруженные на территории Минусинской котловины (долина р. Таштык 6 , Уйбатский чаатас 7 , долина
р. Туба 8 , Капчалы II 9), отражают период подчинения енисейских кыргызов засаянским тюркам и, по-видимому, оставлены на Среднем Енисее своего рода «гарнизонами». С другой стороны, кыргызские погребения с сожжением, обнаруженные не только южнее Саян 1 0 , но и южнее Танну-Ола — на границе котловины великих озер Монголии 1 1 , отражают эпоху экспансии енисейских кыргызов на юг — события, завершившиеся в 840 г. разгромом уйгурского каганата и вытеснением кочевого населения Тувы и Монголии на другие территории.

Важным источником для разработки проблемы этнических территорий являются древнетюркские каменные изваяния 1 2, в отношении которых было установлено, что границы их распространения совпадают с политическими границами каганата тугю,— иными словами, обряд установки каменных изваяний, изображавших
наиболее могущественных побежденных врагов, бытовал у племен, входивших в состав этого политического объединения.  Так, изучение изваяний позволило заключить, что северные районы Тувы (Кара-Холь, Сут-Холь, Пий-Хем) до 840 г. не входили в состав государства Хягас. Саянский хребет был политической и этнической границей, а хребты Чихачева и Шапшальский, возвышающиеся на рубеже Тувы и Алтая, такой границей не
являлись, т. е. на Алтае и в Туве в древнетюркское время жили родственные этнические группы. Совершенно очевидно, что и хребет Танпу-Ола, расположенный на юге Тувы, вдоль рубежей нынешней Монголии, тоже не служил этническим барьером.

Племена, обитавшие в древнетюркское время на очень отдаленных друг от друга территориях, были объединены широкими экономическими и культурными связями. Ареал этих связей охватывал обширные территории — от пределов Китая на Востоке до границ Византии на западе. Нити культурных, а часто и этнических связей, тянувшихся из горно-степных пространств Монголии и Тувы на территорию Средней Азии, Казахстана и Восточного
Туркестана, позволяют установить археологические материалы, и в частности петроглифы — источники, до сравнительно недавнего времени не привлекавшиеся для рассмотрения проблем этногенеза 1 3. 

Исторические источники и археологические данные позволяют, наконец, сделать вывод о наличии у кочевого населения разных историко-культурных зон древнетюркского времени очень значительной и в то же время своеобразной по формам имущественной и социальной дифференциации 1 4 , а также, по-видимому, об использовании рабского труда (скорее всего — труда военнопленных) в горных работах и строительстве рудовозных дорог. 

Древнетюркское время, хронологические рамки которого, как указывалось выше, охватывают VI — первую четверть X в. н. э. — время существования могущественных государств кочевников Центральной Азии, Южной Сибири, Казахстана и Средней Азии, — cтало в истории тюркоязычных народов эпохой оформления крупных этнических объединений, многие из которых вошли в число предков ряда современных народов — тувинцев,
алтайцев, хакасов, казахов, киргизов и других. 

Главные задачи ведущихся сейчас археологических исследований памятников древнетюркского времени — дальнейшее собирание материалов, характеризующих основные периоды древнетюркского времени, и преодоление имеющихся лакун — поиск и исследование памятников периода, непосредственно предшествующего древнетюркскому времени, и памятников X—XII вв. — эпохи, предшествовавшей монгольскому времени; разработка вопросов этногеографии и этнических границ; исследование вопросов социального строя и основных направлений экономических и культурных связей. Археологические исследования должны вестись в подлинном комплексе с изучением данных этнографии, антропологии, лингвистики, нарративных источников, палеогеографии. Комплексность исследований должна предусматривать не простое суммирование сведений разных  исторических и смежных с ними дисциплин, а подлинное взаимодействие и взаимопроникновение специальностей — только такого  рода комплексный подход позволит продвинуть на новые рубежи большое и важное дело изучения древнетюркского времени.

Источник: Народные праздники Хакасии. Учебное пособие. - Абакан: Издательство Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова, 1999. - 76 с.

КИН-ТОЙ праздник захоронения последа

На третий день после рождения ребенка проводили Кин-той. Собирались соседи и пожилые родственники. Забивался баран и делалась сметанная каша - потхы. До этого дня ничего не выносили из юрты (даже мусор), ничего не давали посторонним (даже воду из колодца). Отпавшую пуповину торжественно заворачивали и клали в шкатулку, где хранились ножик или ножницы, которыми её обрезали.

Во время праздника Кин-той совершали захоронение последа (пала инезі - букв, мать ребенка). Последу хакасы придавали особое значение в связи с тем, что он охраняет плод в утробе матери и от него якобы зависят здоровье и судьба ребенка. После обрезания пуповины послед мыли водой, смазывали маслом и, положив в бересту, хранили под изголовьем кровати.

Отец ребенка выкапывал в юрте ямку, причем, для последа девочки - на женской половине юрты, для последа мальчика - на мужской. Необходимо было выбрать такое место, где никто не будет ходить и наступать (под кроватью, сундуками, полками или под стеной). Если захоронить послед в месте, где ходят люди, то ребенок вырастет морально подавленным. Послед хоронили вверх пуповиной: если захоронить наоборот, то якобы женщина больше не сможет рожать. Вместе с последом захороня-лись березовая палочка, на которой резалась пуповина, и первый кал грудного ребенка (хара тоох). Вокруг последа втыкали девять (для мальчиков) или семь (для девочек) березовых щепочек и намазывали их сметанной кашей - потхы. Таким образом сооружался конический шалашик, служивший жилищем последа. Посередине его клали серебряную монету. Приготовленный к захоронению послед повитуха окуривала богородской травой, посыпала крупой и табаком, произнося: "Кури, ешь и пей, бабушка! Пусть твой ребенок также будет сыт и здоров!". Затем послед сверху закрывался белой материей и засыпался. Необходимо было завернуть его в теплое одеяние, иначе, если последу будет холодно, роженица тоже будет мерзнуть. Белое одеяние последа и шалашик из девяти или семи березовых палочек должны были охранять послед от всякой нечисти.

Похоронив с почестями послед, повитуха три раза по солнцу обводила роженицу вокруг этого места. Каждый раз, обойдя "могилу" последа, роженица ногой наступала на место захоронения, произнося: "Мать Умай, охраняй своих детей! Мать моего ребенка (т.е. послед), пусть твои дети будут здоровы! Мать моего ребенка, пусть окрепнет моя поясница! Мать моего ребенка, дай мне свои силы!" После торжественных проводов последа собравшиеся старики и старухи приступали к трапезе. По этикету на этом обряде требовалось сохранять веселое выражение лица и смеяться. Хакасский ребенок свою повивальную бабку называл "кін іче" -повивальная мать (букв, пуповинная мать), а она его, в свою очередь, -"кін пала" - повивальное дитя (букв, пуповинное дитя).

Источник: Бутанаев В.Я. Хоорай аттары - Хакасские личные имена

АБАХАЙ — дама, красавица

АБАХАЙ ПАХТА (фольк.) — счастливая госпожа

АГЫЙА — белая куропатка

АДАКАН —

АДО (АДОЧАХ) — монг. табун лошадей

АДЫСХАН —

АЗААР — побеждающая

АЗААРИКА — производное от Азаар

АЗААРЫП — производное от Азаар

АЗЫН — ар. дорогая

АЗЫНТАЙ — производное от Азын

АЗЫНЧА — производное от Азын

АЙАЗЫН АРЫГ (фольк.) — чистота пусть пожалеет

АЙАЗЫН ХОО (фольк.) — красавица пусть сжалится

АЙАНА — веселая мелодия

АЙАНЧА — производное от Айана

АЙ АРЫГ (фольк.) — чистая Луна

АЙ ЧАРИИ — Лунный свет

АЙБАН — с большим открытым лбом

АЙБИКЕ — прекрасная, как луна: родилась в лунную ночь

АЙГО — хак., монг. Луноликая красавица

АЙДОТА — Авдотья

АЙЗА — Ася

АЙЛАКА — Алла, Аля

АЙМАН — см. Айбан

АЙМАНЧА — производное от Айман

АЙРА — главный астрагал при игре в кости

АЙУНА

АКAН — Белая царица

АКИН (АКИНЕК) —

АЛАМПИРА ар. приносящая мир

АЛАН — монг. невинная

АЛАНГО — монг. невинная красавица

АЛАНЧА — производное от Алан

АЛАП —

АЛАПЧА — производное от Алан

АЛАЧОН — пестрая

АЛБИКЕ — румяная красавица

АЛДИНА — золотая

АЛТАЙ — др. тюрк, золотая тайга

АЛТЫН (АЛТЫНАХ) — золото (золотце)

АЛТЫНАЙ — производное от Алтын

АЛТЫН АЙРА (фольк) — Золоток Биток

АЛТЫН КООК (фольк.) — Золотая кукушка

АЛТЫН ПУРХАН (фольк.) — Золотая святость

АЛТЫН САС (фольк.) — златоволоска

АЛТЫН ТАНА (фольк.) — Золотой перламутр

АЛТЫН ТОРГАЙ (фольк.) — Золотой жаворонок

АМИН (АМИНЕК) — ар. спокойный

АМИС (АМИЗЕК.) —

АМЫЛ — кетмень, земледельческое орудие

АМЫР — спокойная

АМЫРЫН — производное от Амыр

АНАР — ир. гранат (плоды)

АНАРИИ —

АНИС — Анисья

АНПИС — Анфиза

АНПУС — Анфуса

АНТАЙ -

АППАЙАХ — кукла

АПИН (АПИНЕК) — Афина

АПИНЧА — производное от Апин

АПСАР — обворожительная

АРАГА (АРАГАЧАХ) — вино (винишко). Название девочек из-за того, что их пропивают за калым

АРАМЗАР — недоношенный ребенок

АРАНА — убранство юрты

АРАНЧА — производное от Арана

АРАЧЫН — рожденная в новолуние

АРБА — жареный ячмень

АРИН — Арина

АРИНЧА — производное от Арин

АРИС (АРИЗЕК) — см. Орис

АРТИС —

АРЧЫН (АРЧЫНАХ) — можжевельник, дымом которого окуривают юрту и детей АСКИН — блуждающая

АСТА (АСТАЧАХ) — счастливая

АСТАН — остерегайся!

АСТАНЧА — производное от Астан

АСТИНА —

АСЫН — ар. дорогая

АСЫНДАЙ — см. Азынтай

АТАЧАН — именитая

АТИН (АТИНЕК) —

АТИС (АТИЗЕК) —

АТОЙ (АТОЙАХ) —

АХ ПАЛА — белый ребенок

АХТАЙ — белый жеребенок

АХ ХЫЙАН АРЫГ (фольк.)—. священный Белый Холодный Ветер

АХ ХЫС — Белая дева

АХ ЧІБЕК АРЫГ (фольк.) — Священный Белый Шелк

АХ ЧИЧЕК — Белый цветок

АЧАТА —

АЧИНА — жалостливая

ИБІЧЕК — юрточка, т. е. рожденная в юрте

ИДЕКЧІН — имеющая подол, т. е. женщина

ИЗАРИЙ — Азария

ІЗЕМЧІК — косметичка, т. е. с женской натурой

ИЗЕНЧА — здоровая, благополучная

ИЗІРЕ — ядрышко кедрового ореха

ІІК.Е (ИКЕЧЕК) — милая (лаское название ребенка)

ИКЕНЕЙ — производное от Ике

ИКПИНЧЕ — произвдное от Ике

ИЛАРИЙ — Илария

ИЛБЕР — Эльвира

ІЛБІК. — петелька пуговицы. Такое имя давали и мальчикам, когда они не «держались» в семье

ИЛИҢЕК. — Елена

ИЛОНА — Алена

ИЛОНЧА — производное от Илона \

ІЛТІК — сумочка, принадлежность дамского туалета. Такое имя давали и мальчикам, чтобы обмануть злых духов

ІЛЧІРБЕ — цепочка

ИМЧІЛ — врач. Имя-пожелание

ІНГЕ (ІНГЕЧЕК) — иголка, (иголочка)

ІНГЕЛЕК — игольник

ИПИНЧА — Ефимья

ИПРАСИН — Ефросинья

ИПСИР —    

ИПГИН (ИПТИНЕК) — аккуратная

ИРБЕН — богородская трава

ИРБЕНЧЕ — производное от Ирбен

ИРКЕМЕС — нежная

ИРКЕНЕ — нежная красавица

ИРКЕС — нежная

ИРКЕ ХЫС — нежная дева

ИСПЕНЧА —

ИСПЕРИЙ —

ИСТІГБЕЙ — приятная

КАДА — Катя

КАДАЛАН —

КАЙАН —

КАЙАС —

КАЙБЫС —

КАМИС — ар. заботливая

КАНАЙ —

КАНАРИЙ —

КАНУ -

КАПЧОН —

КАРУК —

КАРЧИН —

КАТАЙ —

КАТИЧА —

КЕЕН — красивая

КЕЙРЕ — Лукерья

КЕНУН — рус. Канун

КЕРИТ —

КЕРТУС — рус. Картуз

КЕСТЕЙ —

КЕТЕР — Екатерина

КЕТЕРИН ХАН—русская императрица Екатерина II

КЕТЕРИС — Екатерина

КЕТИН (КЕТИНЕК) — Катя

КЕТИНЧЕ — производное от Кетин

КЕЧИН (КЕЧИНЕК) —

КЕЧУТ —

КИБЕН — саван, т. е. родившаяся после смерти отца

КИБЕНЧЕ - производное от Кибен

КИБИЙЕН — нарядная

КИГДЕЙ АРЫГ (фольк.) — просвещенная красота

КИДЕЙ — надменная

КИДІРЕК — хохотушка

КИЛІМ — пришедшая

КИНДІРБЕЙ — конопляная

КИСПЕНЧЕ —

КИЧЕГЕЙ — коса, носимая девушкой родившей вне брачного ребенка

КИЧЕНЕ — малышка

КИЧИРЕН —

КИЛБЕЙ —

КІЛІҢ (КІЛІНЕС) — бархат

КІЛІҢ АРЫГ (фольк.) — чистый бархат

К1РЕПИН — Агрипина

КІРЕС — Кристина

КІЧЕК — кукла

КІЧЕТЕЙ — малышка

КОДОЧА

КОЙБАН — ср. Хойбал

КОЙБАНЧА —

КОЙО -

КОРЫС —

КОЧИТА —

КӦБЕ — пряжка

КӦБІРГЕН — зеленый лук

КӦГЕЛЕЙ — веселая

КӦДЕС — чугунок

КӦЗЕГЕ — занавеска

КӦКІЛ — ир. челка, прядь, хохол

КӦКІЛ АРЫГ (фольк.) — чистая прядь

КӦКЛИН —

КӦК.ЛИС — седая

КӦКСИН — см. Куксин

КӦКЧИЛЕ — с сединой

КӦКЧИН (КӦКЧИНЕК) -кувшин

КӦЛЕДЕ — рус. коляды, т.е. рожденная на Рождество

КӦЛЕНЧЕ — влюбленная

КӦНЕКЧІН — имеющая ведра

КӦӦК (КООКІЧЕК) - кукушка, (кукушечка)

КӦӦЛБЕК — душевная

КӦЧЕ — ячмень

КӦЧІК (КОЧІГЕС) - задняя часть барашка. Имя-оберег

КӦЧИЛЕ —

КУЙАНА —

КУНАПИН —

КУРОНЧА — Груня

КӰБЕК — свежевыпавший снег )

КӰДЕЛ — рус. пряжа, куделя

КӰКІЛ — см. Кокил

КӰКЛЕЕ — рус. кукла

КӰКПЕЙ — сивая

КӰКСИН - кувшин

КӰЛДЕЙ — золушка

КӰЛЕНЧЕ — влюбленная

КӰМУС (КУМУЗЕК) — серебро

КӰМӰСТОН — производное от

кумус

КӰН АРИИ — чистое солнце

КӰНДӰЙЕК — вид хакасской посуды

КӰНЕИ — солнышко

КӰНЕС — солнышко

КӰН ИРКЕ (КУН ИРКЕЧЕК) — ласковое солнышко

КӰРЕТ —

КӰСКЕ (КУСКЕЧЕК)— мышь (мышка). Имя-оберег

КЫДА (КЫДАЧАХ) — см. Хыда

КЫДАРАН — см. Хыдаран

КЫДЫ — см. Хыды .

КЫДЫЙ — см. Хыдый

КЫДЫЙОН — см. Хыдыйон

КАДЫЙОС — см. Хыдыйос

КЫДЫРАИ — см. Хыдырай

КЫЙОН — см. Хыйон

КЫЙОС — см. Хыйос

КЫЛАНЧА — Клава

КЫРУНЧА — Груня

КЫТАНА — см. Хытана

КЫТАРА — см. Хытара

КЫТОЙ — см. Хытой

КЫТОРАЙ — см. Хыторай

КЫЧААРА — см. Хычаара

КЫЧИС —

ЛИИ (ЛИИЧЕК) — Лилия

ЛУНЧА — Лукерья

МАГАН — альбинос

МАДА — пригожая

МАДАГОРЫН — название большого пальца при детской игре

МАДИНА — ар. культура, т. е. воспитанная

МАЙАН — др. тюрк, навоз, помет. Имя-оберег

МАЙГАН —

МАЙРА — Мария

МАЙТЫХ — круп лошади Имя-оберег

МАЛА — красно-рыжая

МАЛАН —

МАЛДАН —

МАМ (МАМЫЧАХ) — детское название женской груди, т. е. вскормленная грудью. От имени происходит фамилия Мамычахтар—Мамочаковы

МАМАЙ — производное от Мам

МАМАС —

МАМАСТАЙ — производное от Мамас

МАМИС —

МАМЫРА — Марфа, Мавра

МАНА — оберегай! храни!

МАНАРИЙ — храни в чистоте

МАНГИРА —

МАНИ (МАНИЧАХ) —

МАНИН (МАМИНЕК) — ар. милосердная

МАНИС (МАНИЗЕК) —

МАНИТ (МАНИДЕК) — рубль, деньги, т. е. «купленная»

МАНУ (МАНУЧАХ) — др. тюрк, степная кошка

МАНЧУ —

МАННАЙ — княжеский титул

МАННЫХ — шелк высшего качества, китайка

МАРИС — Мария

МАРХА (МАРХАЧАХ) - пуговица. Встречаются варианты: кок Марха — синяя пуговица

МАРЧА — см. Парча

МАСЛА —

МАТАС —

МАТЛАС — прилежная

МАРТОТАЙ —

МАТИН (МАТИНЕК) —

МАГИНЧА — производное от Матин

МАТО — др. тюрк, слон

МАТОТ — производное от Мато

МАТОТАЙ — производное от Маю

МАХТАЙ — см. Пахтай

МАЧАН —

МАЧИЗЕ —

МАЧИН (МАЧИНЕК) — др. тюрк. Китай

МАЧИРА —

МЕЛЕЙ — рукавица, варежка

МЕМЕКЕЙ — вскормленная грудьюI

МЕТІР — Матрена

МЕТІРИН (МЕТІРИНЕК) — Матрена

МЕЧЕТ — рус. Венчание

МИТЕГЕЙ — полная

МОДАР (МОДАРАХ) — название одной из племенных групп хакасов

МОДО (МОДОЧАХ) — единица счета крупного скота

МОМАХ — женское нагрудное украшение

МОНАРИЙ —

МОНДАЙ (МОНДАПАХ) —

МОНЧЫХ — ожерелье, бусы

МОРЧО — см. Порчо

МОХАЙ (МОХАЙАХ) — монг. волк, собака. Имя-оберег

МЫДЫР (МЫ ДЫР АХ) — др. тюрк, способы ритуального складывания рук МЫЗЫХ — кошка

МЫЙАН — др. тюрк, навоз. Имя-оберег

НААН — ир. хлеб

НАКАЙ —

НАЙАНА — монг. княгиня

НАЙДАН —

НАЙДУС — Надежда

НАЙГО —

НАКАРИЙ —

НАМАН —

НАМАТ —

НАМАТАЙ — производное от Намат

НАМАЧЫ — заплата

НАМИРА —

НАМОЙ (НАМОЙ АХ) —

НАНДЫХ — сумочка

НАНЧЫХ (НАНЧЫГАС) - кисет

НАРАН — монг. солнце

НАРИС —

НАСТАС — Анастасия

НАТАХ — Наталья

НАТХО —

НАЧИНА -

НАЧЫКАЙ —

НЕДӰӰ — Надежда

НЕПРЕС —

НЕСПЕК — пышка

НЕТІРУС —

НИБІРЕК —

НИНЕЙ — Нина

НИСКЕЙ — тяжелая на подъем

1ІИНЧІ — бисер

НИНЧІЛЕИ — украшенная бисером

НИТЕЙ —

НОЙПАБЫР —

НОМАН — крот

НОМЗА — елец

НОМИ (НОМИЧЕК) — монг. книга

НОМЧА — монг. грамотная

НОНАЙ —

НОРАС —

НОТПАХ —

НОТЫИ (НОТЫЙАХ) -

НОТЫКЕЙ -

НОХАЙ — см. Мохай

НОХЧАХ — колобок из кедровых орехов

НОЧИС —

НЫЫРАН — пушистая

ОБДО — Евдокия

ОГАЙ — Агафья

ОГАС — Агафья

ОЙАН (ОЙАНАХ) — недотрога

ОЙАНЧА — производное от Ойан

ОЙДАН (ОЙДАНАХ) _ мудрая

ОЙДАР (ОЙДАРАХ) —

ОЙЛА — Ольга

ОКСИН (ОКСИНЕК) — Ксения

ОМАС — ложка, кухонная утварь

ОНДАРИЙ —

ОНОЙ — десятый (ребенек)

ОНЧАА (ОНЧААЧАХ) —кукла (куколка)

ОПИН —

ОПЫР (ОПЫРАС) — Ефросинья

ОРАС — поздно рожденная

ОРБАЙ —

ОРДИН —

ОРИС — Арина

ОРОЧА —

ОТАМАЙ — огненная

ОЧЫ ПАЛА — младший ребенок

ОЧЫН (ОЧЫНАХ) — младшая

ОЧЫ ХЫС — младшая дочь

ӦЛЕН АРЫГ (фольк.) — чистая ковыль

ӦНЕГЕС —

ӦРЕПЕЙ —

ӦРКЕ (ОРКЕЧЕК) — суслик

ӦРТЕК (ОРТЕГЕС) — утка (уточка)

ӦСКІ (ОСКІЧЕК) — коза (козочка)

ПАГА (ПАГАЧАХ) — лягушка

ПАГЫРАЙ — бронзовая

ПАГОЙА — ар. красивая

ПАДАС — желторотик ПАДЕКИН —

ПАДОН —

ПАЗАН (ПАЗАНАХ) - др. тюрк, поминки

ПАЗАНЧА — производное от Пазан

ПАЗЫР — карась

ПАЙАХО — богатая красавица

ПАЙАНА — богатая

ПАЙАН ТАРИ —

ПАЙ АРЫГ — богатая чистота

ПАЙАС —

ПАЙАТОН —

ПАЙАХ (ПАЙАГАС) - богатая

ПАЙАХТАН — производное от Пайах

ПАЙДО — богатая

ПАЙДЫХ —

ПАЙЗАХ —

ПАЙИНЧА — богатая

ПАЙЛУН — Полина

ПАЙОТ —

ПАЙРАМ — праздник, т. е. рожденный во время праздника

ПАЙСАН — рус. бальзамка, название кувшина

ПАЛАЙ — Валя

ПАЛАКА — дите, ребенок

ПАЛАН (ПАЛАНАХ) — дите

ПАЛАРИЙ —

ПАЛАТИН — Валентина

ПАЛЧАН (ПАЛЧАНАХ) — ваза

ПАПАЛАЙ —

ПАПРИНЧА —

ПАРАСКО — Прасковья

ПАРАС — Прасковья

ПАРБИН (ПАРБИНЕК) — Парфения

ПАРБИНЧЕ — производное от Парбин

ПАРБУК — Варвара

ПАРБУС — Варвара

ПАРДОС —

ПАРО — скряга, жадная

ПАРЧА —

ПАРЧЫН (ПАРЧЫНАХ) —, др. тюрк, шелк

ПАРЧЫХ (ПАРЧЫГАС) — скворец

ПАСЛИС — Василиса

ПАСТАН — главная

ПАСТАНЧА —

ПАХТА — ир. счастливая

ПАХТАЙ — ир. счастливая

ПАЧАЙ —

ПАЧАКАЙ —

ПАЧАН (ПАЧАНАХ) —

ПАЧАС -

ПЕЛЕН — Пелагея

ПЕЛЕС — Пелагея

ПЕЛБЕК — танец

ПЕЛБЕНЧЕ — производное от Пелбек

ПЕНЧЕ — Фаина, Феня

ПИДОС — Федосья

ПИЛАН — Мелана

ПИЛАНЧА — производное от Пилан

ПИРБИТ — ир. жемчуг, перламутр

ПИСТЕЙ — пятый ребенок

ПИСТОН — пятый ребенок

ПИЧИН (ПИЧИНЕК) - др. тюрк, обезьяна

ПЛИС (ПЛИЗЕК) — рус. плис, название полубархатной материи

ПОБАС — помочь

ПОГДА — видная, представительная

ПОГО (ПОГОЧАХ) — женское нагрудное украшение

ПОЗЫРАХ — рожденная в воскресенье

ПОЙАН —

ПОЙАНЧА —

ПОЙАС —

ПОЙБАН (ПОЙБАНАХ) —

ПОЙДОН —

ПОЙЛОН — Полина

ПОЙТАН —

ПОХАЙ — навоз Имя-оберег

ПОЛАЗАЙ —

ПОЛГАРЫ — болгарин

ПОЛОС —

ПОЛОСТАЙ —

ПОПАДАЙ — грязнуля

ПОПАН —

ПОРА (ПОРАЧАХ) — сивая

ПОРАДАН —

ПОРАЛДАЙ — производное от Пора

ПОРА НИНЧІ — серый жемчуг

ПОРАНЧА — производное от Пора

ПОРБАХ (ПОРБАГАС) — девичьи сережки из пушка

ПОРНОЙ —

ПОРТАГА (ПОРТАГАЧАХ)— жбан, (жбанчик)

ПОРТАН —

ПОРЧО (ПОРЧОЧАХ) цветок (цветочек)

ПОСКОН (ПОСКОНАХ) —

ПОСТИН (ПОСТИНЕК) —

ПОСТАЙ (ПОСТАЙАХ) - самостоятельная

ПОСТАЙ АРЫГ (фольк.) —

ПОСТОРГАЙ — жаворонок

ПОСЫРХАН —

ПОТАЙ —

ПОХТАЙ — грязнуля

ПОЧА — творожистая масса

ПОЧАХАЙ — производное от поча

ПОЧЫНАЙ —

ПӦКЛЕ — Фекла

ПУЗУН (ПУЗУНАХ) — глауберова соль добываемая зимой из соленых озер для скота

ПУЛХУНЧАХ — кожаный сосуд

ПУРБА (ПУРБАЧАХ) — кольцо (колечко)    

ПӰДӰК — узкоглазая

ПӰКСӰ (ПУКСУЧЕК) - грудинка

ПӰРЧӰК — почка; Вербное воскресенье, т. е. рожденная в

Вербное воскресенье

ПЫЗЫЛАХ — название сыра

ПЫРЧЫН — хак. название масти животного

ПЫРЧЫНАЙ — производное от Пырчын

ПЫРЫС (ПЫРЗАХ) — рус. кошка (от слова брысь)

ПЫСТАРА — кошка

ПЫГА — др. тюрк, бирюза крупных размеров, которая как украшение укрепляется на лбу принца или принцессы

ПЫРЫЧНАЙ — производное Пыта

СААТ — сибирская татарка

СААСХАН (СААСХАНАХ) — сорока

САБАА (САБААЧАХ) — палка для взбивания шерсти

САБИН — Савина

САБИРА — ар. сокровенная

мечта

САБРАНЧА —

САБОС — см. Сабаа

САГЬІР — круп лошади

САДАКАН —

САДАМАЙ —

САЗАН (САЗАНАХ) - сыромятная шкура

САЙА — монг. миллион. Имя-пожелание быть богатым

САЙБАН —

САЙГО —

САЙОРА — ар. Планета

САЛАЧЫН АРЫГ (фольк.) — чистый стол    

САЛЫП ТАППАС — положив, не найдет

САМАН — языкастая

САМАНЧА — производное от Саман

САМНАХ — ложка

САМЗАЙ —

САМОЛАЙ —

САНАР — считающая

САНАРИЙ —

САНДЫР — Александра

САНИКА — думающая, читающая

САНИС —

САНЧАКАЙ —

САНМАЙ — челка

САПИН (САПИНЕК) — Савина

САПИНЧА — производное от Сапин

САРАПИН — Серафима

САРГАЙ (САРГАЙАХ) _ саранка

САРГО — веялка

САРИ — светлая

САРИКА — производное от Сари

САРИН (САРИНЕК) —пр. золотая

САРИНЧА — производное от Сарин

САРИС —

САРЫГ — желтая

САРЫГ ХУМДУС — желтый бобр

САРЫНМАЙ — синичка

САРЫС ХАН — кузнечник

СЕНЕ — Ксения

СІБЕКЧІН — монг. служанка

СИННЕ — марьин корень

СИРТЕ — присяга, клятва

СИФИ — Земфира

СОДАЙ —

СОЙАНА — тувинка

СОКО — название хакасского сеока

СОКОЛОЙ —

СОЛТАХ (СОЛТАГАС) —

СОЛТЫЙ (СОЛТЫЙАХ) —

СОЛГЫР (СОЛТЫРАХ) —

СОМАХАЙ —    

СОМЧА — видная

СОПЧЫН (СОПЧЫНАХ) —

СОРБАТ —

СОРНАЙ —

СОРТИС —

СОТКАН —

СОХПАХ — букет

СӦКПЕК — сусло для браги

СӦЛБЕРЕК — длинное платье

СӦПЕК — травинка

СӦРЕК —

СУГДУРААН — ветреная, легкомысленная

СУДАЧАХ —

СУРНАХ — сосулька

СУРУ (СУРУЧАХ) — коралл

СУХСУН — напиток утоляющий жажду

СУХТАНЧА — проказница

СӰЛБЕН —

СӰПТӰР (СӰПТӰРЕК) — лохмотья

СУРЕЙ —

СӰРЕК — погоня, угон, угнанная

СӰРМЕС (СУРМЕЗЕК) — девичьи косички

СӰТКІЛЕН — сладковатая

СЫБАР — ершистая

СЫБАРХАН —

СЫБЫС — Севостьяна

СЫМАЛЧЫХ — мизинчик, т. е. маленькая

СЬІМДАХ — выносливая

СЬІМНА (СЫМНАЧАХ) -рябчик

СЫМЫС (СЫМЫЗАХ) _ см. Сыбыс

СЫНМА (СЫНМАЧАХ) — подшивка подола платья

СЫНЫР — вершина горы

СЫПА —

СЫПСАН -

СЫРЫЛЧАХ — репейник

ТААН — галка (птица)

ТААР — Дарья

ТАБАР — будет найдена

ТАБАРИЙ — материя, ткань

ТАБАХ (ТАБАГАС) — блюдо, тарелка

ТАБЫЛ — найденная

ТАБЫЛДАЙ — производное от Табыл

ТАБЫН — найдись

ТАБЫНЧА — производное-от Табын

ТАБЫС — находка

ТАБЫСГАЙ — производное от Табыс

ТАГАЙАХ — тюбетейка, девичья шапочка

ТАГИНА — монг. фея

ТАДАКОС — Татьяна, Тахуся

ТАДАРОЙ — производное от Тадар — самоназвание хакасов

ТАДИ — сладость

ТАДИНА (ТАДИНЁК) — сладкая

ТОДОЙ —

ТАДЫЙ (ТАДЫЙАХ) —

ТАЗЫРАС — пучеглазая

ТАЙБАН —

ТАЙИС — Таисья

ТАИРА — Дарья

ТАКОС — Татьяна, Тахочка

ТАЛБЫРГА — верхняя часть занавески

ТАМДАН —

ТАМИНА —

ТАМО (ТАМОЧАХ) —

ТАНА (ТАНАЧАХ) — перламутр

ТАНАЙ—производное от Тана

ТАНАРХО — монг. Перламутровая красавица

ТАНИКА — Таня

ТАНИС - Таня

ТАНЧА — производное от Танис

ТАПИНА —

ТАПЛА —

ГАПЛИС —

ТАПТА —

ТАПТАН —

ТАПТИС —

ТАПТОЛАЙ —

ТАПЧЫЛ —

ТАРАНЧА — просо

ТАРДАН (ТАРДАНАХ) —

ТАРИКА — монг. название богини весны

ТАРИНЕ —    

ТАРИС —

ТАРЧАН (ТАРЧАНАХ) —

ТАРЧЫ — ир. христианка, несторианка

ТАСПАЙ —

ТАТИНА — Татьяна

ТАТО —

ТАТКОН — Татьяна

ТАХАЙ —

ТАХПАН —

ТАХЫРАХ — дикий голубь

ТАЧАНА — Татьяна

ТЕКПИН (ТЕКПИНЕК) —

ТЕПТИН (ТЕПТИНЕК) —

ТЕРТПЕК (ТЕРТПЕГЕС) — название национального блюда

ТЕЧИН (ТЕЧИНЕК) —    

ТИБИНЕ АРЫГ (фольк.) — свящанная игла

ТИИН (ТИИНЕК) — белка (белочка)

ТИПЧОН —

ТИПЧУК — вытянутый задний подол шубы

ТИРБЕКЕЙ —

ТОБАНА —

ТОБИН (ТОБИНЕК) —

ТОБЫРАС —

ТОБЫЛДАЙ —

ТОГДАН (ТОГДАНАС) -

ТОГЛАХ — шаровидный, кругленький

ТОГОЙ —

ТОДИНА —

ТОДИНЧА — производное от Тодина

ТОДО —

ТОДОКОЙ -

ТОДОНМАИ — производное от Тодо

ТОЙАНА — опора

ТОЙАНЧА — производное от Тойана    

ТОЙБАН — комолая

ТОЙБАНЧА — производное от Тойбан

ТОЙБАР —

ТОЙНА — Тоня

ТОЙО —

ТОЛАЙ — монг. заяц

ТОЛАЙ АРЫГ — Священная Зайчиха

ТОЛАХТАЙ — приобретенная за выкуп    

ТОЛБАЙ — веснушки, пигментные пятна на лице

ТОЛИНА —

ТОМЧА — Томара

ТОНИТ — Антонида

ТОННАЙ АРЫГ (фольк.)

ТООНАХ — боярышник

ТОПИН — Дофина

ТОПИНЧА — производное от Топин

ТОРААЛДАЙ — гнедая

ТОРГАЙ — жаворонок. Это имя давали и мальчикам

ТОРГЫ (ТОРГЫЧАХ) — шелк

ТОРДА — осадок, после перетоления масла

ТОРИНА (ТОРИНЕК) - Викторина

ТОРИНЧА — производное от Торина __

ТОРИС — Виктория

ТОРЛОК —    

ТОРСЫХ (ТОРСЫГАС) — бурдюк, фляга, т.е. толстая и упитанная как наполненный бурдюк

ТОРЛИН —

ТОТНА — обветренная

ТОТОР — серебряный ремень для крепления седельных подушек

ТОТОРАЙ — производное от Тотор

ТОТОРАН — производное от Тотор

ТОТОРИС — производное от Тотор

ТОТЫЙ (ТОТЫЙАХ) _ ир. попугай

ТОТЫЛАЙ —

ТОТЫН (ТОТЫНАХ) —

ТОТЫРБАН —

ТОТЫРОС —

ТОХПАН — сытая  

ТОХПАНАЙ —

ТОХТАМАС — не остановится, т.е. после этого ребенка ждали еще мальчика ТОХТАН (ТОХТАНАХ) - осстановпсь

ТОХЧА — сытая

ТОХЧЫН (ТОХЧЫНАХ) — монг. княгиня

ТОХЫМ — чепрак, погоны

ТОЧЫ —

ТУБАЙАХ — название таежной птички

ТУБАН — туман

ТУБАНЧА — производное от Тубан

ТУГАЙ —

ТУДА — ручка, пучок

ТУДАНЧА — производное от Туда    

ТУДАРАН —

ТУЙСА — Дуся

ТУЛИН .(ТУЛИНЕК) -

ТУЛУН (ТУЛУНАС) — жеңская коса

ТУЛУП (ТУЛУБАС) — бурдюк, т.е. полная

ТУМА (ТУМАЧАХ) — название-хакасского фетиша

ТУНАХ — праздник первого айрана  "Тун пайрам"

ТУНАРИЙ —

ТУНЧА - Дуня

ТУРКАН — Туруханск, место сслки  хакасов

ТУТУРБАС — недотрога

ТӰГДЕК —

ТӰГДӰР — лохматая

ТӰPEC   —

ТӰКПЕК — бугорок

ТӰКТИС —

ТӰЛБЕР (ТУЛБЕРЕК) — название жителей долны р. Томи

ТӰЛГӰ — лиса

ТӰРГӰН — быстрая, скорая

ТУРИС —    

ТЫБЫС — голосистая

ТЫЙАС —

ТЫНАЙ — живучая

ТЫРБАЙ —

ТЫРЛАН —

ТЫРЧЫН (ТЫРЧЫНАХ) —

ТЫЧЫР — трешотка

УГАЙ — Агафья

УЗАХ — ребенок

УЙ АРЫГ — чистая мысль

УЙТАН -

УЛАН (УЛАНАХ) - монг. красная

УМАЛАХ — клубень

УМЧУЛАЙ - вскормленная соской

УРАНА — хак. боевой клич

УРАНЧА — производное от Урана

УРСДНА — название плавающего зверька

УСТАН — искусная, мастеровая

УЧА — круг пирующих людей на свадьбе

УЧУС — мерзлячка

ӰГӰ (УГУЧЕК) — сова

ӰЗӰРГЕН — рыбья икра

ӰКЛИН — Акулина

ӰЛЧЕЙ — счастливая

ӰЛЧУР —

ӰРБЕЙ —

 

ӰРБЕК — пушистая

УРЕКЕЙ —

УРЕС -

ХАЙАХ — масло, масленннца, т.е. рожденная в масленницу

ХАЙАХЧЫН — производное от Хайах

ХАНАР ХОО — любимая красавица

ХАН САБЫР — царский кафтан

ХАПТАЛ (ХАПТАЛАХ) — женский кафтан

ХАПЫЛАН — подвижная

ХАРАА (ХАРААЧАХ) — рожденная ночью

ХАРАЛДЫ — свадебный шалаш

ХАРА НИНЧІ — черный бисер

ХАРАН — силуэт

ХАРАНЧА — производное от Харан

ХАРА ТОРГЫ — черный щелк

ХАРА ХЫС — черная дева

ХАРАЧЫХАЙ — ласточка

ХАРАЧЫХАЙ АРЫГ (фольк.) — священная ласточка

ХАРЛЫХ (ХАРЛЫГАС) — стриж

ХАРЧЫХ (ХАРЧЫГАС) — клещ

XACTАХ — незрелая, т. е. с зелеными глазами

ХОБЫЙ — название одного нз хакасских родов

ХОЙБАЛ — название одной из племенных групп хакасов

ХОМЫРАХ — дудка, флейта

ХОНРАА — колокольчид

ХООС (ХООЧАХ) —красивая

ХОРДЬІ — цапля

ХОРНАЙ (ХОРНАЙАХ) -поздно рожденная

ХУБАГАН - бабочка

ХУБАЗЫН АРЫГ (фольк.) — чистый янтарь

ХУБАЙ — светлая

ХУБАЙ ХОО — монг. светлая красавица

ХУБАН — русая

ХУБАН АРЫГ (фольк.) — Русая Чистота

ХУЙГА (ХУЙГАЧАХ) — искусственный коралл

ХУНЧАЙ — др. тюрк, принцесса

ХУНЧУЙ — см. Хунчай

ХУРАГАН — ягненок

ХУРУПЧУ — см. Хурчу

ХУРУСХА — мерлушка

ХУРУТ — вид хакасских сырцов

ХУРЧУ — наперсток

ХУСХАЧАХ — птичка

ХУУЧЫН АРЫГ (фольк.) — священная принцесса

ХУЧУРАИ — соленая, т. е. необходимая, как соль

ХЫБАН — см. Хубан )

ХЫБАНЧА — производное от Хыбан

ХЫДА (ХЫДАЧАХ) — дева

ХЫДАЙ (ХЫДАПАХ) _ производное от Хыда

ХЫДАН (ХЫДАНАС) — производное от Хыда

ХЫДАРАН — производное 0т Хыда

ХЫДЫ (ХЫДЫЧАХ) — дева

ХЫДЫЙ — производное от Хыды

ХЫДЫЙОН — производное от Хыдый

ХЫДЫИОС — производное от Хыдый

ХЫДЫМАЙ — производное от Хыды

ХЫДЫҢ (ХЫДЫҢАС)-производное от Хыды

ХЫДЫНАЙ — производное от Хыдың

ХЫДЫР — рябенькая

ХЫДЫРАЙ — производное от Хыдыр

ХЫЗА — производное от Хыс — дева

ХЫЗАЙ — производное от Хыза

ХЫЗАМАС — производное от Хыза

ХЫЗАНА — производное от Хыза

ХЫЗАНЧА — производное от Хызана

ХЫЗАПЫЙ — производное от Хыза

ХЫЗАРАЙ — святая дева

ХЫС АРИИ — чистая, святая дева

ХЫЗАТАЙ — производное от

Хыза

ХЫЗАХ — девочка ,

ХЫЗИНА (ХЫЗИНЕК) — девонька

ХЫЗИНЧА — производное от Хызина

ХЫЗИРКЕ — милая дочь

ХЫЗОНЧА — производное от Хыс

ХЫЗЫБАЙ — см. Хызымай

ХЫЗЫЛ ПАЛА — красный ребенок

ХЫЗЫМАЙ — производное от Хыс

ХЫЗЫН (ХЫЗЫНАС) — дева

ХЫЗЫНАЙ — производное от Хызын

ХЫЗЫНЗАР — производное от Хызын    

ХЫЗЫНОЙ — производное от Хызын

ХЫЗЫНЧА — производное от Хызын

ХЫЗЫРГАН —

ХЫЗЫЧАХ — девочка, доченька

ХЫЙАН АРЫГ (фольк.) — Священный Ветер

ХЫЙГА — умная

ХЫЙОН — Хиония

ХЫЙОС —

ХЫЙЫР — отрезанная

ХЬІНАРИЙ — любимая

ХЫНАС —

ХЫНДЫР —

ХЫПТЫ (ХЫПТЫЧАХ) - ножницы

ХЫРБАН — мясной фарш, название хакасского блюда

ХЫРГАЙ (ХЫРГАЙАХ) — ястреб

ХЫРЛАС — ноябрь, т. е. рожденная в ноябре

ХЫРНА — невыделанная шкура овцы

ХЫС ИРКЕ — милая дева

ХЫСМАРИЙ — Дева Мария

ХЫСПА (ХЫСПАЧАХ) —

ХЫСПАН (ХЫСПАНАХ) —

ХЫСПАНЧА — от Хыспан

ХЫСПИН — производное от Хыс-дева

ХЫСПИНЧА — производное от Хыспин

ХЫСПИРА —

ХЫСПИС —

ХЫСТАЙ (ХЫСТАЙАХ) —

ХЫСТАН —

ХЫСГАНЧА —

ХЫСТАРА —

ХЫСТОН —

ХЫСТОНЧА — производное от Хыстон

ХЫСТОРАЙ -

ХЫСТЫР —

ХЫСЧАНА —

ХЫСХЫЛЫХ — фламинго» Согласно хакасским обычаям парню, который затрелит фламинго можно было сватать любую девушку

ХЫТАНА —

ХЫТАНЧА —

ХЫТАРА —

ХЫТНА —

ХЫТОЙ —

ХЫТОРАИ —

ХЫТЫНА —

ХЫТЫР —

ХЫТЫРАЙ —

ХЫЧААРА —

ХЫЧААСКА —

ХЫЧЫГАН — гусиная лапчатка. Корни растения дети весной употребляют в пищу ХЫЧЫЛА —

ХЫЧЫНАИ —    .

ЧАБАЛ ХЫС — плохая дева. Имя-оберег

ЧАБАС — смирная

ЧАБАХ —

ЧАГА — воротник, одежда

ЧАГОЙ -

ЧАЙБАН — рожденная летом

ЧАЙБАНЧА — производное от Чайбан

ЧАИЛАГ — летник, т. е. рожденная на летнике

ЧАЙЧАН —

ЧАЛБАХ — лепешка

ЧАМА — дикий чеснок

ЧАМЫХАН —

ЧАНА —    

ЧАНУ —

ЧАНЫБАР — имеющая душу

ЧАПРАХ — серебряные украшения

ЧАПСЫХ — удивительная

ЧАПСЫРКОЙ — ласковая

ЧАРБА (ЧАРБАЧАХ) — крупа

ЧАРНА (ЧАРНАЧАХ) —

ЧАРОНА —

ЧАРЫХ ТАНА (фольк.) — светлый перламутр.

ЧАХА — опора

ЧАХАН — монг. белая

ЧАЧАХ — кисточка (украшение)

ЧАЧАН (ЧАЧАНАС) — старшая сестра

ЧЕРГИНЕ — джейран, газель

ЧИВЕЙ — Ева

ЧІБЕК — шелковая нить

ЧИБЕК АРЫГ (фольк.) — чистый шелк

ЧИБЕН — некрасивая. Имя-оберег

ЧИГІРЕК — рыжая

ЧИЙОНА —

ЧИЛБЕН —

ЧИЛЕЙ — название одного из сеоков хакасов

ЧИЛТЕК — вид мужской прически

ЧИНЧІ — см. Нинчі

ЧИНЕРИЙ —

ЧИНМЕ — упрямый характер, волевой    

ЧИПТЕН —

ЧИПТЕНЧЕ — производное от Чиптен

ЧИПТЕНЧЕ — производное от Чиптен;

ЧІПЧІЛЕЙ — швея

ЧИПРЕЙ —

ЧИРКЕЕН — модница

ЧИРШ —.

ЧИРЛИКПЕН — дикая

ЧЙСПИЙ (ЧИСПИЙЕК) -

ЧИЧИГЕЙ — синичка

ЧИЧИМЕ — суббота, рожденная в субботу-

ЧОЙХАН -

ЧОЙЫН — чугун

ЧОКАН —

ЧОЛАИ — рожденная в пути

ЧОЛАХПАС —

ЧОЛБАНАХ — спутница

ЧОМА —

ЧОНАЙ —

ЧОНАХ —

ЧОНТАЙ -

ЧОНЧАЙ -

ЧОНЧУК —

ЧОПАЙ -

ЧОПТАН —

ЧОПЧОК —

ЧОРАЙ —

ЧОРБИНЧА —

ЧОРГА — иноходец

ЧОТАН —

ЧОХЫРАЙ — пестрая

ЧОЧЫН — фарфоровая чаша, служащая побратимой

ЧӦКЕН - бадан

ЧӦПЕК —

ЧУБУЛ —

ЧУГА — нищий

ЧУРУХ — тряпка, лоскут

ЧУХУЛ — плохая. Имя-оберег

ЧУДАН — обессиленная

ЧУНЕЙ —

ЧУСТУК (ЧУСТУГЕС) — перстень (перстенек)

ЧУЧУН (ЧУЧУНЕС) - березовый сок, сладкая

ЧЫБЫС — ср. Сыбыс

ЧЫГАИ —

ЧЫЛМА (ЧЫЛМАЧАХ) — ленок (рыба)

ЧЫНДАБА —

ЧЫНМА — самка горного козла

ЧЫСТАН. (ЧЫСТАНАС) — таежный житель

ЫДЫГАН — шаманка

ЫЗЫГАС трясогузка

ЫЗЫМ (ЫЗЫМАС) — нить самострела

ЫЗЫРГА (ЫЗЫРГАЧАХ) — сережки

ЫРОС АРЫГ — соловей

ЭБДЕКИН — Евдокця

ЭБЕТ — Елизавета, Вета

ЭДӰУ — Евдокия

ЭЛЕК — Эллада, Эллина

ЭЛИМЧЕ — Эллина

ЭМЕК — кольцо

ЭНЕКЕИ —

ЭРЕСИН — Арсения

ЭРСИНЕ — Арсения

ЯМАН — коза

 

Большой Салбы́кский курган — руинированные остатки крупнейшего кургана бассейна Среднего Енисея — памятник Тагарской культуры, расположенный в урочище Салбык (от хакасского — салбах 'низина') в 60 км к северу от Абакана на территории Республики Хакасия. Охраняется государством, работает музей «Салбык».

Был раскопан в 1954-56 гг. экспедицией института истории материальной культуры и Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, под руководством С. В. Киселёва.

Высота насыпи до раскопок — 11,5 м, окружность — 496 м. Земляная насыпь первоначально достигала, по подсчетам С. В. Киселёва, высоты 25-30 м. К моменту раскопок насыпь сильно оплыла, однако сохранила геометрическую правильность формы, благодаря тому, что главное ядро и облицовка кургана были сложены из дерновых брикетов с прослойкой из тонкоотмученного глинистого материала. В западной части насыпи имелась яма диаметром до 19 м и глубиной до 5 м — следы грабительских раскопок XVIII в.

В Салбыкской степи в радиусе около 5 км разбросано 56 курганов, 5 из которых лишь немногим меньше Большого, а высота остальных главным образом 4-6 м. Характерной для Салбыкской группы особенностью является пирамидальная форма насыпи, что особенно хорошо заметно в утренние и вечерние часы.

Впервые описание Большого Салбыкского кургана было составлено в 1739 году российским учёным и путешественником Герардом Фридрихом Миллером во время «Первой академической экспедиции» 1733—1743 гг.

Источник: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%D0%BB%D0%B1%D1%8B%D0%BA%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D1%83%D1%80%D0%B3%D0%B0%D0%BD

{mosmap lat='53.894160'|lon='90.773114'|zoom='16'|marker='1'|text='"Большой Салбыкский курган"'}

Фотоотчет AskizON.ru:

Ворота в Долину Царей

 

 

Большой Салбыкский курган

 

 

 

 

 

 

 

 

Музей Салбыкский курган

 

 

 

Малый Салбыкский курган

Барсучий лог

 

 

Динлинская проблема Пересмотр гипотезы Г.Е. Грумм-Гржимайло в свете новых исторических и археологических материалов Лев Николаевич Гумилёв Опубликовано // Известия Всесоюзного Географического общества СССР. 1959. No 1. ИЗЛОЖЕНИЕ ГИПОТЕЗЫ Изучение древней истории Китая заставило Г.Е. Грумм-Гржимайло сделать несколько палеоэтнографических выводов. 1. "Белокурая раса, динлины китайцев, имела на заре китайской истории обширное распространение в Средней Азии ([*5], с. 38). Это утверждение построено на ряде наблюдений и нескольких гипотезах. Китайские летописцы знают народы да, дали и динлин в долине р. Хуанхэ. По-видимому, это варианты произношения одного этнонима. Народ этот был не китайским. Себя китайцы в древности называли "черноволосыми", а динлины были белокуры и голубоглазы. Одно из этих племен называлось чади, т.е. красные ди. Тип их, восстановленный на основании сводки сведений, "характеризуется следующими признаками: рост средний, часто высокий, плотное и крепкое телосложение, продолговатое лицо, цвет кожи белый с румянцем на щеках, белокурые волосы, нос выдающийся вперед, прямой, часто орлиный, светлые глаза" ([*5], с. 34-35). Психический склад их отличался воинственностью и столь сильно развитым индивидуализмом, что динлинам никогда не удавалось создать своего государства. Они жили мелкими общинами, занимались охотой и рыбной ловлей и охотно продавали свои мечи, поставляя наемников китайским князьям. Формой брака была моногамия, религией - культ героев ([*5], с. 34-35). Они весьма напоминают древних кельтов и германцев, но языком их был как будто один из индокитайских. 2. "К динлинской расе принадлежат четыре древних народа Центральной Азии: кыргызы на верхнем Енисее, динлины в Прибайкалье, усуни, которых история застает у оз. Лобнор, но в момент передвижения их на запад - в северный Тянь-Шань, и бома в Саяно-Алтае" ([*5], с. 5). "Все эти четыре народа имели голубые (зеленые) глаза и белокурые (рыжие) волосы. Все эти народы были более или менее смешаны с соседями. К динлинам относятся енисейские остяки-кеты" ([*5], с. 38). 3. "Появление динлинских племен на севере Гобийской пустыни связывается с проигрышем динлинами тысячелетней войны с китайцами. Племена ди зафиксированы в Китае в III тысячелетии до н.э. как аборигены" ([*5], с. 14). "За 3000 лет часть динлинов была истреблена, часть бежала, часть смешалась с китайцами. Смешение произошло в эпоху Чжоу, XII в., причем чжоуские племена состояли в большой мере из ди. Этим объясняется наличие у древних китайцев высоких носов и пышных бород" ([*5], с. 15-16). 4. "Другая часть разбитых динлинов отступила на юг, в джунгли Сикана и Юньнани. Там они превратились в лесные племена - мань китайских географов. Потомками их являются черные поло, имеющие ряд европеоидных черт, а также племена цзеляны, яо-мяо, вони, йе-жэнь, путэ и мосо" ([*5], с. 28-33). 5. Потомками динлинов, смешанных с тибетцами, монголами и китайцами, являются тангуты в Амдо и окрестностях Ганьчжоу, воинственные горцы, больше похожие на кавказцев, чем на монголов. Тангуты [+1] говорят на тибетском языке. 6. "Приближаясь по языку к народам индокитайской группы, динлины по своим физическим признакам и психическим особенностям принадлежали к той же белокурой расе, которая некоторыми антропологами считается первобытной в Европе" ([*5], с. 38).   Этот последний вывод, наиболее рискованный, основан на следующем соображении: "Возможно ли допустить существование двух рас, различных по происхождению, но одаренных одинаковыми физическими признаками и психическими особенностями? Конечно, нет" ([*5], с. 35). Для подтверждения последнего вывода приходится прибегнуть к положению об изменяемости расы в зависимости от природных условий, причем полагать, что такое изменение может быть очень быстрым: в течение двух-трех столетий ([*5], с. 34). Процесс исчезновения динлинов с исторической арены, если признать правильным все вышеприведенные выводы, закончился в начале II тысячелетия н.э. Динлинская гипотеза вызвала сначала резкий отпор как в силу своей новизны, так и вследствие недостаточности аргументации. Правда, в то время аргументов за и против больше не было. Прошло 40 лет - срок немалый. Материала накопилось, и многие положения уже поддаются проверке. ПРОВЕРКА ДИНЛИНСКОЙ ГИПОТЕЗЫ 1. Динлины, народ, расово отличный от китайцев, несомненно существовал. Ди и дали действительно варианты одного этнонима в фонетической передаче. Однако здесь возможно уточнение: ди - аборигены северо-западного Китая; обитали они в горах северной Сычуани, в восточной Ганьсу и в Шэньси, причем в Ганьсу жили бэй-ди, т.е. северные ди ([*4], с. 13). Надо думать, что основная масса ди жила южнее. Действительно, в эпоху У-ху (IV-V вв.) в северной Сычуани держалось княжество Ву-ду, населенное отраслью ди - племенем бома. Вполне вероятно, что это - осколок некогда многочисленного народа, часть коего вошла еще в эпоху Чжоу (I тысячелетие до н.э.) в состав китайцев. Дили были, по-видимому, родственны ди, так как второе их название - чи-ди, т.е. красные ди. Это был народ степной, кочевавший в Хэси (степь к западу от Ордоса) и, возможно, восточнее. Но в историческую эпоху в Ордосе и Иньшане их уже не было. В чистом виде нам этот народ неизвестен, но мы его встречаем как доминирующий компонент прежде всего в теле (возможно, вариация этнонима дили), т.е. племенной группе, в которую входили уйгуры, и, возможно, в народе усунь и как жун-ди, которых я считаю предками тангутов. Переселение их на север - явление сравнительно позднее: в III в. до н.э. они были разлучены со своими единоплеменниками в Сычуани и вытеснены в степь, а в IV в. н.э. перешли на север в Джунгарию ([*4], с. 213-214). Однако, возможно, что они и ранее проникали на север. Археология фиксирует в "карасукскую эпоху" появление в Минусинской котловине северокитайского элемента ([*11], с. 142). Посмотрим, что дают нам современные палеоантропология и археология. С глубокой древности до начала исторически известного периода в Саяно-Алтае сменились три культуры: афанасьевская (до 2000 г. до н.э.), андроновская (2000-1200 гг. до н.э.) и карасукская (1200-700 гг. до н.э.). Каждой из этих культур соответствует особый расовый тип. "Афанасьевцы" имели "резко" выступающий нос, сравнительно низкое лицо, низкие глазницы, широкий лоб - все эти признаки говорят о принадлежности их к европейскому стволу. От современных европейцев "афанасьевцы" отличаются, однако, значительно более широким лицом. В этом отношении они сходны с верхнепалеолитическими черепами Западной Европы, т.е. с "кроманьонским" типом в широком смысле этого термина ([*10], с. 65). Наследниками "афанасьевцев" были племена "тагарской" культуры ([*11], с. 128), дожившей до III в. до н.э., после чего они приняли в себя несколько монголоидных примесей и создали "таштыкскую" культуру. По поводу носителей этих культур Кызласов высказал оригинальное мнение, причислив их к уграм, и, больше того, всех угров Западной Сибири он выводит с Саян и Енисея, считая их потомками тагарских динлинов ([*13], с. 13). Гипотеза Кызласова воспроизводится у Смирнова ([*20], с. 23), но и этот автор не считает нужным аргументировать это спорное положение. С этим мнением нельзя согласиться. Кызласов хочет найти подтверждение своей концепции у Дебеца, но тот категорически заявляет, что долихоцефальные черепа обских угров "отличаются от европейских и имеют особую азиатскую форму" ([*9], с. 71). Угорские же топонимы в Хакасии легче объяснить приходом угров туда, нежели наоборот. Итак, есть все основания считать динлинов особым народом европейской, т.е. белой расы. Но идентичность их с европейскими народами не подтверждается. Дебец приходит к выводу, что "тип этот является недифференцированным общим прототипом европейского расового ствола" ([*10], с. 67). Наконец важен третий вывод Дебеца: "Южная степная полоса (Сибири до Енисея) была заселена европейцами еще в палеолите" ([*10], с. 68; [*17], с. 56). Эти выводы, основательно аргументированные Дебецом, говорят против предположения о заселении южной Сибири эмигрантами с юго-востока, т.е. против отождествления динлинов и ди. Носители "андроновской" культуры близки к "афанасьевцам" - динлинам, но не тождественны с ними. "Очагом формирования "андроновского" подтипа были казахстанские степи, и в Минусинском крае "андроновцы" являются западными пришельцами" ([*10], с. 70). На западе элементы "андроновской" культуры переживают ее минусинский вариант, и поэтому представляется возможным видеть в "андроновцах" древних кипчаков - кюе-ше, народ, несомненно, динлинского происхождения ([*5], с. 57-59). В древности китайцы знали об этом народе, видимо, очень мало. Он упомянут в числе племен, покоренных хуннами в 205-203 гг. до н.э. ([*4] т. 1, с. 50). Вначале мы встречаем кипчаков на Алтае, но затем, когда они смешались с черноволосым народом "канглы", получились половцы русских летописей, или куманы венгерских хроник. Самое название "половцы" сопоставляется с цветом их волос - половым, т.е. соломенно-желтым. Согласные сведения китайских и мусульманских авторов подтверждают эту характеристику ([*5], с. 57). Таким образом, нет никаких оснований не рассматривать "андроновцев" - кипчаков как западный вариант динлинской расы, тем более что китайцы упоминают западных динлинов в бассейне Иртыша ([*27], с. 560-561), которых они отличают от восточных, им хорошо известных ([*5], с. 50). Связь их с ди не установлена, а отличие от европейских и азиатских арийцев несомненно. В отличие от предыдущих расовый тип населения карасукской эпохи крайне смешанный. Имеется примесь узколицого монголоидного элемента, относящегося к дальневосточной расе азиатского ствола ([*10], с. 83). Такие расы сформировались в Китае в эпоху Ян Шао. Археология подтверждает данные антропологии: в карасукское время в южной Сибири встречаются вещи, сходные с северокитайскими ([*11], с. 114-116). Факт переселения с юга не вызывает теперь никаких сомнений, но любопытно и важно, что переселился уже смешанный народ. "К узколицым южным монголоидам примешан европеоидный брахикранный тип, происхождение коего неясно, так же как и место его в систематике" ([*30], с. 83). Вопрос о монголоидном типе несложен, а вот этот загадочный брахикранный европеоидный элемент, пришедший из Китая, сам напрашивается на то, чтобы сопоставить его с ди, и тем самым возвращает нас к вопросу о тождестве ди и динлинов. Родиной динлинов китайцы считали "песчаную страну Шасай", т.е. пустыню Гоби ([*5], с. 11). Если так, то динлины не аборигены Китая, а давние обитатели Монгольской равнины. Дили же вытеснены в степь в историческое время. Значит, динлины не ди. Правда, китайцы часто называют ди динлинами ([*5], с. 11), но никогда не называют динлинов ди. Вероятно, слово "динлин" было полисемантично и имело нарицательное значение вместе с этнонимическим. В контексте оно звучит как метафора. Но вместе с этим динлины и ди имели какое-то расовое сходство. Какое? Наличие европеоидного элемента разных типов в Сибири и в Китае как будто решает вопрос так: ди и динлины - народы европейского расового ствола, но различных расовых типов; сходные, но не идентичные. Г.Е. Грумм-Гржимайло совершенно справедливо замечает: "Длинноголовая раса, населявшая южную Сибирь в неолитическую эпоху, едва ли имела какую-либо генетическую связь с племенами ди, т.е. динлинами (?), жившими, как мы знаем, с незапамятных времен в области бассейна Желтой реки. Скорее в ней можно видеть расу, остатки которой и до настоящего времени сохранились на дальнем востоке Азии (айно)" ([*5], с. 43). Но динлинами китайцы считали именно эту длинноголовую расу, а Саянские горы называли Динлин ([*4], с. 107). Динлины исчезли с исторической арены в середине II в. ([*5], с. 167), а дили - чи-ди вступили на нее в IV в. И надо полагать, что енисейские кыргызы были связаны именно с аборигенами Сибири, динлинами, а не пришлыми с юга ди. Южная ветвь динлинов, кочевавшая к югу от Саянских гор, перемешалась с хуннами, и не случайно китайцы внешним отличительным признаком хуннов считали высокие носы. Когда Ши Минь в 350 г. приказал перебить всех хуннов до единого, "погибло много китайцев с возвышенными носами" ([*5], с. 15; [*31], с. 350). О судьбе западной прииртышской ветви динлинов прямых сведений нет, но, исходя из хода событий, можно догадаться, что они, смешавшись с уграми, составили народ сабир, который в V в. прорвался на Кавказ. Там сабиры долго торговали мечом, служа то императору Византии, то шахиншаху Ирана, пока не растворились среди кавказских народов. Переходим к последнему и наиболее загадочному белокурому народу - северным бома. Бома населяли северные склоны Саяно-Алтая ([*5], с. 51, 59). Известно о них, согласно переводу Шаванна, следующее: "Они ведут кочевой образ жизни; предпочитают селиться среди гор, поросших хвойным лесом, пашут лошадьми; все их лошади пегие, откуда и название страны - Бома (пегая лошадь). К северу их земли простираются до моря. Они ведут частые войны с хагасами, которых очень напоминают лицом, но языки у них разные, и они не понимают друг друга. Дома строят из дерева. Покровом деревянного сруба служит древесная кора. Они делятся на мелкие кланы и не имеют общего начальника" ([*26], с. 29). Перевод Иакинфа имеет отличия: масть лошадей - саврасая; верхом бома не ездили, а держали лошадей только для молока; войско бома исчислено в 30 тыс. чел. ([*4], с. 350). Итак, это был народ по сибирским масштабам крупный. К счастью, мы имеем подлинные названия этого народа в китайской передаче: бице-бике и олочже ([*4], с. 350). Отсюда становится понятно, что бома - просто кличка, и сопоставление сибирских бома с ганьсуйскими необоснованно, тем более что они пишутся разными иероглифами ([*5], с. 13). Этнонимы их совпадают с бикин - древнее племя, упомянутое Рашид ад-Дином, и алакчин, о которых пишет Абуль-гази, что "у них все лошади пегие, а очаги золотые". Страну Алакчин он помещает на Ангаре ([*5], с. 353-354). Таким образом, мы не можем причислять бома ни к дили, ни к динлинам. Локализовав алакчинов, обратимся к антропологии Прибайкалья. Там в неолитическую эпоху, вероятно, очень затянувшуюся, намечаются три типа: 1) эскимоидный - на среднем течении Ангары, где нет европеоидной примеси, 2) палеосибирский - на верхнем течении Ангары и Лены и 3) европеоидный, просочившийся из Саяно-Алтая и смешавшийся с аборигенами. Область распространения этого типа в Прибайкалье ограничивается южными его районами, прилегающими к островкам степей или черноземных почв, цепочка которых тянется от Минусинского края до Канской степи примерно вдоль линии нынешней железной дороги ([*10], с. 58-61). Сходную картину мы наблюдаем в Красноярском крае ([*10], с. 62). Итак, наличие северных бома, вернее алачинов и бикинов, подтверждается. Этническое различие их с динлинами при расовом сходстве не должно нас удивлять. Распространены они были, вероятно, очень широко: от Алтая до Байкала. Что касается кетов, то европеоидность их сильно преувеличена. Дебец их относит к енисейскому расовому типу азиатского ствола. Тип он считает древним ([*10], с. 313). Мои личные физиогномические наблюдения на Нижней Тунгуске подтверждают эту характеристику. Большинство кетов оказались монголоидами, только один старик имел орлиный нос и высокий рост, но и он ничем не напоминал европейца. По культуре кеты примыкают к западносибирской (угорской) группе, и если и была у них европеоидная примесь, то рассматривать их как осколок динлинов нет достаточных оснований. Перейдем на юг, в Китай. К степной группе ди относятся: теле, усуни и загадочные бай-ди. О племенной группе теле, к которой принадлежат, между прочим, уйгуры, нет никаких сомнений, ибо первое их название было чи-ди, т.е. красные ди ([*4], т. I, с. 214), и кочевали они первоначально в Хэси, откуда распространились по Халхе и Джунгарии. На китайском рисунке уйгур изображен "человеком с толстым носом, большими глазами и с сильно развитою волосяной растительностью на лице и на всем теле и, между прочим, с бородой, начинавшейся под нижней губой, с пышными усами и густыми бровями" ([*5], с. 18). Ныне потомки теле уцелели только в Наньшане (пров. Ганьсу); у них нет косоглазия и желтизны в лице ([*15], с. 96-97). Собственное название их сарыг-югуры, а китайцы называют их хуан-сифань, т.е. желтые западные тангуты ([*15], с. 96-97), подчеркивая антропологическую, а не лингвистическую близость, ибо последней нет. Весьма важно, что такое же сходство отмечали китайцы и тибетцы, называя некоторые племена ди динлинами. Тут мы имеем скорее фигуральное выражение, чем этноним, так как уйгуров и кыргызов, близких по облику и даже языку, китайцы никогда не объединяли. Усуни нам известны как смешанный с саками и юэчжами народ. Это подтверждается палеоантропологией. Некоторые из добытых черепов относятся к средиземноморской, другие к памиро-ферганской расе ([*10], с. 180). Однако находок так мало, что невозможно решить, принадлежат ли они собственно усуням или слившимся с ними сакам и юэчжам. Вопрос об усунях вызвал появление разнообразной литературы ([*4], с. 13). Надо думать, что основная масса ди жила южнее. Действительно, в эпоху У-ху (IV-V вв.) в северной Сычуани держалось княжество Ву-ду, населенное отраслью ди - племенем бома. Вполне вероятно, что это - осколок некогда многочисленного народа, часть коего вошла еще в эпоху Чжоу (I тысячелетие до н.э.) в состав китайцев. Дили были, по-видимому, родственны ди, так как второе их название - чи-ди, т.е. красные ди. Это был народ степной, кочевавший в Хэси (степь к западу от Ордоса) и, возможно, восточнее. Но в историческую эпоху в Ордосе и Иньшане их уже не было. В чистом виде нам этот народ неизвестен, но мы его встречаем как доминирующий компонент прежде всего в теле (возможно, вариация этнонима дили), т.е. племенной группе, в которую входили уйгуры, и, возможно, в народе усунь и как жун-ди, которых я считаю предками тангутов. Переселение их на север - явление сравнительно позднее: в III в. до н.э. они были разлучены со своими единоплеменниками в Сычуани и вытеснены в степь, а в IV в. н.э. перешли на север в Джунгарию ([*4], с. 213-214). Однако, возможно, что они и ранее проникали на север. Археология фиксирует в "карасукскую эпоху" появление в Минусинской котловине северокитайского элемента ([*1];    [*2], с. 450-451; [*3], с. 96-100; [*5], с. 5-9; [*21], с. 137; [*29], с. 70; [*32]), но почти вся она относится к историческому периоду, когда усуни заняли Тянь-Шань. Для нас же интересно сейчас происхождение усуней и первоначальная их территория - "древние усуньские земли" [+2]. Эту территорию путешественник II в. До н.э. Чжан Цянь указывал между Дуньхуаном и Циляншанем, т.е. Восточным Тянь-Шанем ([*5], с. 99). Это подтверждает Ши Цзи, устанавливая, что в конце III в. усуни бежали отсюда под давлением юэчжей ([*5], с. 99). Это снимает мнение Аристова, считавшего усуней частью енисейских кыргызов, пришедших на Тянь-Шань из средней Монголии за полтора века до н.э. (по Грумм-Гржимайло [*5], с. 5). Основанием для сопоставления кыргызов и усуней было описание типа последних: "Усуньцы обликом весьма отличны от других иностранцев Западного края. Ныне тюрки с голубыми глазами и рыжими бородами, похожие на обезьян, суть потомки их" ([*4], т. 2, с. 190). Однако, учитывая сведения Чжан Кяня и Ши Цзи, справедливее видеть в усунях ветвь дили, а не сибирских динлинов, которым нечего было пробираться на Тянь-Шань таким кружным путем. Однако европеоидность усуней не подлежит сомнению, ибо позднейшие китайские ученые производят русских от удалившихся на север усуней ([*18], с. 224-225). Поэтому надо считать, что в Древнем Китае тип усуней не вызывал сомнений. Наконец бай-ди, т.е. белые ди. До 636 г. до н.э. они жили в Хэси вместе с красными ди, но в указанный год были выгнаны китайским князем Вын Гуном ([*4], т. 1, с. 43). О чи-ди (красных ди) мы впоследствии много слышим, но куда же девались белые? Они обнаруживаются, как ни странно, на Памире, в Ишкашиме и на склонах Гиндукуша, причем здесь они называются "бади", что местными персоязычными жителями осмысляется как "ветреные", от слова ветер. Нужно ли говорить, что это обычная попытка осмысления чужого слова. Столицей их был впоследствии город Бадиян, и к их числу принадлежали эфталиты; видимо, поэтому их называли "белые хунны" [*6]. Внешний вид бади вполне соответствует предполагаемому типу ди: светлые волосы, плотное сложение, голубые глаза. Бади и их южные соседи африди напоминают больше кельтов, чем своих соседей афганцев и таджиков. Напрашивается гипотеза, что, подобно тому как чи-ди отступали в степь на северо-запад, бай-ди отошли в горы на юго-запад. Для проверки этой гипотезы обратимся во внутренний Китай и посмотрим, какое место занимал там в древности рыжеволосый элемент и каково его отношение к племенам жунов, из которых вышли и красные и белые ди. Тезис о тысячелетней борьбе "черноволосых" китайцев с "рыжими дьяволами" - ди в свете современной этнографической науки выглядит несколько иначе. Грумм-Гржимайло, с одной стороны, предполагает, что борьба рыжих автохтонов с черноволосыми пришельцами приняла решительный характер лишь в Чжоускую эпоху ([*5], с. 16), а с другой, считает чжоусцев народом, смешанным из ди и китайцев, причем впоследствии роль ди сводилась к участию в междоусобных войнах китайских князей в качестве авангарда ([*5], с. 16). Тут некоторое несоответствие. Затем он указывает, что многие китайские императоры имели орлиный профиль и пышную бороду. Справедливо. В "Троецарствии" точно так описаны многие герои, а один из них, рыжебородый Сунь Цюань, даже носил прозвище "голубоглазый отрок" ([*14], с. 369). Но ведь это китайская аристократия, а когда же аристократия комплектуется из числа побежденных? Если борьба имела место, то надо считать, что победили ди, а этого не было. Скорее возможно предположить, что тесное соседство обоих народов повело к взаимной диффузии и смешанным бракам. Черные волосы доминируют над светлыми, карие глаза над голубыми и низкий рост над высоким - с течением времени тип ди должен был уступить место китайскому, монголоидному типу, и предполагать грандиозную войну нет надобности. Но в принципе Грумм-Гржимайло прав, и попытки объяснить европеоидный облик древних китайцев альбинизмом несостоятельны: слишком много должно было быть альбиносов, и при этом с высокими носами и пышной растительностью на лице. Некоторый свет на этот запутанный вопрос проливают западные античные источники, в частности Птолемей ([*22], с. 437-439). Птолемей на территории современного Китая помещает два разных народа: сины и серы. Сины помещены южнее серов и названа столица их - Тина, лежащая в глубине от порта Каттигары. Карта Птолемея столь приблизительна, если не сказать фантастична, что идентификация названий крайне затруднительна, но это для нашей темы не важно. Существенно другое: сины, несомненно, подлинные китайцы империи Цинь, и они не отождествляются с серами, поставлявшими шелк-серикум в Парфию и Римскую империю. Серы упоминаются раньше, чем сины, и в другой связи: греко-бактрийский царь Эвтидем около 200 г. до н.э. расширил свои владения на востоке "до владений фаунов (цянов) и серов" ([*23], с. 253). Впоследствии, когда установилась торговля шелком по Великому караванному пути, название "серы" применялось к поставщикам шелка в бассейне Тарима, а не к самим китайцам ([*22], с. 253;[*34]).   Следующее, еще более важное сообщение о серах, которое Томсон расценивает как "нелепое" ([*22], с. 427), основано на рассказе цейлонских послов. Согласно их словам, серы - рослые, рыжеволосые и голубоглазые люди, живущие за Эмодом (Гималаями). Это сведение отвергает как невероятное Юль ([*35], с. 200), но совершенно напрасно, ибо псевдо-Арриан ("Перипл Эритрейского моря") упоминает пути из страны серов в Бактрию и оттуда к индийским гаваням ([*22], с. 428). Таким образом, нет ничего удивительного в том, что цейлонцы встречали серов. Территория "Серики", согласно сводке, сделанной Томсоном, простирается от Кашгара до северного Китая, к северу от "баутов", т.е. тибетцев-ботов ([*22], с. 431). Это - территория, занятая, как мы видели выше, ди, которых мы имеем право отождествить с серами как по территориальному, так и по соматическому признакам. Итак, мы видим, что теория Грумм-Гржимайло подтверждается дополнительными сведениями, которые не были им учтены. Но имело ли место распространение европеоидного типа на юг Голубой реки? Книга "Троецарствие" Ло Гуань-чжуна отмечает все раритеты: и голубой цвет глаз, и белые волосы и т.п. При описании южных маней [+3], т.е. лесных племен Сикана и Бирмы, таковые указания отсутствуют ([*14], с. 336-373). Зато весьма примечательно описание внешности князя племени фань. "Все маньские воины, волосатые и босые, были вооружены длинными копьями и луками, мечами, секирами и щитами; во главе их стоял князь племени фань по имени Шамока. Лицо Шамоки цветом своим напоминало кровь, голубые навыкате глаза его сверкали. Он был вооружен булавой из дикого терновника, окованной железом, у пояса висели два лука. Вид у него был необычайно воинственный и грозный" ([*14], с. 285). Где же обитали фани? Одно упоминание локализует их в Шаньси ([*5], с. 108), но Шамока и его воины происходили из Сычуани. Обитающие там тангуты по-китайски называются фань ([*4], т. 2, с. 118). Значит, вышеописанная внешность, вполне отвечающая предполагаемому облику ди, принадлежала обыкновенному тангуту. Действительно, тангуты по типу ближе к европеоидам, чем к монголоидам ([*5], с. 27). Пржевальский нашел, что они похожи на цыган ([*19], с. 221). То же утверждают Козлов ([*12], с. 223) и Обручев ([*16], а "тангуты - народ, возникший из смешения ди и цянов (тибетцев)" ([*5], с. 26-27). Однако материал, приведенный Грумм-Гржимайло о европеоидном элементе на юге Китая, столь обширен и разнообразен, что игнорировать его нельзя. Особенно ярко выражена европеоидность у племени лоло. Но племя это говорит на одном из наречий тибетского языка и вполне может быть поэтому причислено к тангутам. Грумм-Гржимайло считает их потомками сычуанских бома ([*5], с. 29), но если так, то противоречия с Ло Гуань-чжуном нет, так как Ву-ду, государство сычуанских ди, среди которых был указанный род, пало в VI в., т.е. после эпохи Троецарствия. На помощь нам приходит фольклор - знаменитый роман о Гэсере. Гэсер - вождь шайки удальцов в племени, живущем крайне примитивно. Племя подверглось нападению каких-то чужеземцев и разгромлено; удальцы Гэсера также перебиты, и сам он скрывается в неизвестном направлении. По легенде, он живет под землей и ждет момента для восстановления социальной справедливости. Тибетцы датировали Гэсера временем царя Тотори, т.е. IV веком ([*25], с. 14) [+4]. Это соответствует времени нажима тоба на тангутские царства Лин и Буду. Возможно, что разгромленные тангуты частично убежали в южный Китай и черные лоло - их потомки. Но это не может относиться к аборигенам южного Китая, например к мяо и индокитайским лесным племенам. Итак, в этой части гипотеза Грумм-Гржимайло подтверждается, хотя и с некоторыми оговорками.   В связи со всем сказанным вскрывается загадочный этноним жуя. Благодаря описке или неточному выражению Сыма Цяня, были попытки отождествить жунов с хуннами ([*4], т. 1, с. 39), но мы видим, что всюду в источниках жуны выступают совместно с ди ([*5], с. 45), так что их, может быть, правильно Иакинф переводит как единый народ - жун-ди. Больше того, есть легенда, согласно которой чи-ди и цюань-жуны были одного происхождения ([*5], с. 15). Жуны и ди, по-видимому, так мало отличались друг от друга, что китайцы называли некоторые роды ди западными жунами. С древности, вплоть до III в. до н.э., жун-ди были распространены по всему северному Китаю, от оз. Кукунор до Иньшаня, где они назывались шань-жуны, т.е. горные жуны. Эти последние, будучи отрезаны от основной массы своего народа, слились частью с восточными монголами дун-ху ([*5], с. 85), частью с хуннами, что, видимо, и дало основание отождествлять два последних народа. Не менее интенсивно сливались они с китайцами и на западе с тибетцами. В последнем случае они превращались в исторический народ - тангутов. Таким образом, загадочная белая раса в Китае открывается: тангуты в древности имели значительно большее распространение, чем теперь, когда они сохранились как небольшой островок около оз. Кукунор. Указанная точка зрения расходится с высказываниями европейских и американских историков. В частности, Мак-Говерн считает жунов и ди хуннами ([*31], с. 87), удивляясь лишь, что их этнографические особенности не совпадают. Подробный и обстоятельный разбор этой темы дан у Латтимора ([*30], с. 340-349), причем он приходит к выводу, что жуны и ди обитали внутри Китая и были горцы, а не кочевники, т.е. отнюдь не хунны, но о расовой их принадлежности он не говорит ничего. Совсем игнорирует жунскую проблему Чебоксаров ([*23], с. 30-70), но напрасно, так как этим образуется пробел в поставленной им задаче - этногенезе китайцев. Полную определенность вносит цитата из Цзинь-шу (гл. 97), сообщающая, что хунны на западе граничат с шестью жунскими племенами ([*3], с. 219), указывающая на то, что это разные народы. Однако все авторы затрудняются определить различие жун-ди от китайцев внутри Китая и от хуннов вне его, тогда как из хода истории ясно, что это различие было очевидно для современников. Тут полностью решает вопрос точка зрения Грумм-Гржимайло, так как расовое различие, с одной стороны, очевидно, а с другой - не поддается формулировке при отсутствии научной антропологии, которой в Древнем Китае не было. СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ С тех пор как Грумм-Гржимайло поставил вопрос о тождестве "динлинской" и "северной" рас, прошло немало времени, и наши взгляды на антропологию радикально и вполне закономерно изменились. Прежде всего проблема расогенеза представляется нам гораздо более сложной и темной, чем нашим предшественникам 50 лет назад. Нам известна конвергенция признаков, причем генетически разные этнические группы могут в развитии давать сходные ситуации, сходные сочетания признаков. Сами признаки рассматриваются нами по-иному: физические в зависимости от среды (например, рост составляет функцию питания и может варьировать, а цвет волос и глаз наследствен и изменяется мутационно); психические черты стоят в зависимости от образа жизни и уровня развития народа. Так, например, "сильно развитое чувство индивидуальности" динлинов, мешавшее им создать свое государство, неприменимо к древним европейцам, которые создали несколько разных типов государств, например, полисы, племенные союзы, варварские королевства и т.п. Даже кельты, наиболее, казалось бы, похожие на динлинов ([*5], с. 70), имели деспотическую власть друидической церкви, подавлявшую светскую аристократию и объединявшую Галлию и Британию. Наоборот, по характеру жизни динлинов напоминают алгонкинские племена Северной Америки, бедуины доисламской Аравии и черноволосые иберы античной Испании. Они также были воинственны, продавали шпагу, не терпели деспотизма и легко переселялись из страны в страну. Но ясно, что сходство тут только внешнее. Так же дело обстоит с физическим типом. Восточные арийцы, как долихоцефалы (туркмены), так и брахицефалы (согдийцы), черноволосы и никак на динлинов не похожи. Когда же динлины встретились с русыми арийцами, а это случилось в 1056 г. около г. Киева, то эти последние, несмотря на внешнее сходство, восприняли появление кипчаков как приход совершенно чуждых иноплеменников, а в то же время не только рыжих скандинавов, но и черноволосых греков русские считали народом, к себе близким. Дарвин совершенно правильно указывает, что при определении расы главнейшую роль играет физиогномика ([*8], с. 275-303), а нюансы, отличавшие динлинов от арийцев, были, по-видимому, настолько значительны, что современникам и в голову не приходило считать половцев народом, родственным европейцам. Надо полагать, что наряду со сходством азиатской и европейской белокурых рас существовали и различия, достаточно глубокие для того, чтобы эти расы не смешивать. Мне представляется это так. Существовали две расы, динлины в Сибири и ди в Китае, причем последнюю следует для ясности называть тангутской, хотя этнонимы ди и дансян-тангут не покрывают друг друга. Обе расы имели много черт сходства, что давало китайцам основание для фигурального наименования бай-ди динлинами. И тангуты и динлины так относятся к североевропейской расе, как семиты Аравии или туареги (хамиты) Сахары, которые также, несомненно, принадлежат к белой расе, но отнюдь не к скандинавскому типу. Предлагаемая точка зрения находит себе подтверждение в палеоантропологии. Дебец считает долихоцефальный южносибирский тип, т.е. динлинов, протоевропеоидным, "близким к кроманьонскому" ([*10], с. 83), а сходство его с "северным" объясняет конвергенцией ([*10], с. 128). Действительно, тип этот уходит в глубокую древность, предшествуя по времени формированию арийского языкового единства (середина III тысячелетия). Вместе с этим он отмечает европеоидный брахикранный тип, смешанный с монголоидным узколицым типом, причем эта смесь попадает в Сибирь из Китая примерно в XVII в. до н.э. ("карасукцы"). В это время китайская история констатирует выселение из Китая на север сторонников низвергнутой династии Ся. В 1764 г. до н.э. царевич Шун Вэй и его спутники поселились с кочевниками и приняли их образ жизни ([*4], т. 1, с. 40). Легенда подтверждается археологией, но они обе подтверждают гипотезу Грумм-Гржимайло. Очевидно, брахикранный европеоидный тип принесли из Китая ди. Другая разновидность ди - усуни - также короткоголова ([*10], с. 180). Таким образом, можно констатировать, что "динлинская гипотеза", пройдя сорокалетнюю проверку, подтвердилась, хотя с важными оговорками и поправками. Теперь это уже "теория". Весьма жаль, что взгляды Грумм-Гржимайло встретили необоснованно недоверчивое отношение и иногда игнорировались (Ярхо [*24]). Этот пробел необходимо восполнить. Из числа многочисленных открытий Грумм-Гржимайло одна постановка и разработка динлинской проблемы достаточна, чтобы заслужить благодарность потомства. ВЫВОДЫ 1. Гипотеза Григория Ефимовича Грумм-Гржимайло о существовании в Центральной Азии в период до Х в. н.э. европеоидного местного населения нашла подтверждение как в археологии на территории СССР, так и в новых исторических сведениях, касающихся территории Китая. Древняя белая раса в Центральной Азии действительно существовала. Южносибирская долихоцефальная (динлины) и северокитайская брахицефальная (ди) относились друг к другу как расы второго порядка европейского расового ствола. 2. Прямой связи с европейцами динлины не имели, являясь ветвью, отклонившейся еще в палеолите. 3. Наследники динлинов - енисейские кыргызы во II тысячелетии н.э. были поглощены монголами с юга и уграми с севера. Наследники жун-ди частично вошли в состав древних китайцев в I тысячелетии н.э., частично ассимилировались восточными тибетцами, образовав при смешении племена тангутов. 4. Степные динлины вошли в состав хуннов, сообщив им некоторые европеоидные черты (высокие носы, пышные бороды), а степные ди - усуни и теле - были ассимилированы монгольскими племенами в IX-XII вв. (после разгрома Уйгурского ханства в 840 г.). 5. История и этногенез народов Центральной Азии не могут быть ни поняты, ни продвинуты вперед вне учета исследований Грумм-Гржимайло. Примечания [+1] Самоназвание их ми-хоу, тибетское название миняг, китайское - дансян, монголо-тюркское - тангут ([*5], с. 26). [+2] Грумм-Гржимайло ([*5], с. 168) ищет "древние усуньские земли в Хангае, но я не могу согласиться с тем, что китайские ученые так сильно и единодушно ошибались. Напротив, юэчжи, которых он помещает в этом районе, видимо, пришли из Джунгарии, так как они соприкоснулись с княжеством Цинь лишь в IV в., что не могло бы быть, если бы они издревле населяли Хэси, куда китайцы проникали еще в VII в. до н.э. [+3] Мань не этноним, а общее название всех лесовиков, живших к югу от китайцев (см. Грумм-Гржимайло [*5], с. 27). [+4] Может быть, даже начало V в., так как Тотори-нянцзан жил 120 лет ([*33], с. 45-46). Ныне Дамдисурен [*7] предложил идентификацию Гэсера с князем Госраем, жившим в XI в., но, помимо несходства имени, происхождения и биографий, эта концепция опровергается замечанием ладакской хроники до 950 г., что в это время в верхнем Ладаке княжили потомки Гэсера ([*28], с. 47). Литература [*1] Аристов Н.А. Опыт выяснения состава киргиз-казахов Большой Орды и кара-киргизов // Живая старина. III-IV. 1894. [*2] Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей. СПб., 1896. [*3] Бернштам А.Н. Очерк истории гуннов. Л., 1951. [*4] Бичурин (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. I-III. М.-Л., 1951-1953. [*5] Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. II. Л., 1926. [*6] Гумилев Л.Н. Эфталиты и их соседи в IV веке нашей эры // Вести, древн. ист. 1959. No 1. [*7] Дамдисурен Ц. Исторические корни Гэсериады. М., 1957. [*8] Дарвин Чарльз. Соч. Т. V. М., 1953. [*9] Дебец Г.Ф. О древней границе европеоидов и американоидов в южной Сибири // Сов. этногр. 1947. No 1. [*10] Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР. М.-Л., 1948. [*11] Киселев С.В. Древняя история южной Сибири. М., 1951. [*12] Козлов П.К. Монголия и Кам. М., 1947. [*13] Кызласов Л.Р. Таштыкская эпоха / Автореф. канд. дисс. М., 1953. [*14] Ло Гуань-чжун. Троецарствие. Т. 1. М., 1954. [*15] Малов С.Е. Отчет о путешествии к уйгурам и саларам // Изв. Русск, комитета для изучения Средней и Восточной Азии. Сер. II. No 1. СПб., 1912. [*16] Обручев В.А. В дебрях Центральной Азии. М., 1956. [*17] Окладников А.П. История Якутской АССР. Т. 1. М.-Л., 1955. [*18] Паркер Э.Г. Китай, его история, политика и торговля с древнейших времен до наших дней. СПб., 1903. [*19] Пржевальский Н.М. Монголия и страна тангутов. Т. 1. М., 1946. [*20] Смирнов А.П. Некоторые спорные вопросы финно-угорской археологии // Сов. археол. 1957. No 3. [*21] Толстов С.П. По следам древнехорезмийской цивилизации. М.-Л., 1948. [*22] Томсон Дж. История древней географии. М., 1953. [*23] Чебоксаров Н.А. К вопросу о происхождении китайцев // Сов. этногр. 1947. No 1. [*24] Ярхо А.И. Алтае-саянские тюрки. Антропологический очерк. Хакасск, н.-и. инст. Абакан, 1947. [*25] Bell Charles. The religion of Tibet. Oxford, 1931. [*26] Chavannes Ed. Documents sur les T'ou-kiue (turcs) Occidentaux // Сб. Трудов Орхонской экспедиции. Т. VI. СПб., 1903. [*27] Chavannes Ed. Le pays d'Occident d'apres Wei-lio // T'oung Pao. Ser. II. V. 6.1905. [*28] Francke А.Н. A History of Western Tibet. London, 1907. [*29] Kingsmill W. The intercourse of China with Eastern Turkestan and adjacent countries in the second century before Christy // The Journal of the R. Asiatic Soc. of Great Britain and Ireland. New serie. XIV. London. 1882. [*30] Lattimore Owen. Inner Asian Frontiers of China. New York, 1940. [*31] McGovern. The early empires of Central Asia. London, 1939. [*32] Shiratori К. Ueber den Wu-sum Stamm in Central Asien // Keleti Szeinie. III. 1902. [*33] Schiaginlweit E. Die Konige von Tibet. Munchen, 1860. [*34] Soothill W.E. China and West. London, 1925. [*35] Yule H. Cathay and the way thither / New ed., red. by H.Cordier. London. 1915.

Иллюстрации Хакасской национальной одежды.

 

Источник Хакасская народная одежда

Иллюстрации Хакасской национальной одежды.

 

Хакасское декоративно-прикладное искусство представляет несомненный интерес для исследователей. Наиболее распространенными видами его в не столь отдаленные времена были вышивка, низание бисера, аппликация, художественная обработка дерева, кожи и металла, вязание, кошмаваляние, ткачество. В народном искусстве орнаментировались, главным образом, бытовые предметы: одежда, обувь, утварь и т.п. Здесь вырабатывались художественные приемы, складывались национальные традиции.

Хакасский народный костюм как общенациональная форма одежды сложился в период с начала XVIII - до начала XIX века. И хотя он совершенствовался на протяжении многих столетий, несмотря на быстротечность моды и меняющиеся эстетические вкусы, сохранил издавна присущий ему комплекс традиционных элементов. Истоки их выходят из культуры древних племен, составивших этническую основу хакасов, что отразилось в формах национального костюма. Это, прежде всего, свободные рубахи, штаны, сикпены, шубы, покрой которых сохранил основные черты одежды тюркских народов. Это относится и к заостренным кверху, закругленным головным уборам из войлока, меха и ткани, а также к узорной кожаной обуви, просуществовавшей до начала XX века. В национальном костюме нашли отражение и элементы монгольской одежды, связанные с монгольским завоеванием XII—XIII веков. Влияние было незначительным и, главным образом, отразилось в одежде «сигедек» и покрое свадебной хакасской шубы «идекш тон».

Степень рукотворности костюма зависела от характера слагаемых элементов декора - вышивки и ювелирного искусства, создающих его гармоничный ансамбль. Огромную выразительную роль в хакасском костюме играла вышивка, украшавшая шубы, детали платья, рубах, «сикпена». Хакасская женщина вкладывала много творческой фантазии в создание художественного ансамбля костюма. Костюм входил в состав ее приданого. Комплекс костюма свидетельствал о сословном, возрастном и семейном положении женщины, а также об этнической дифференциации среди различных групп хакасов. С начала XX века традиционный костюм постепенно уходит из быта.

Хакасы («тадар») - коренной народ Хакасии. До 1917 года хакасов называли татарами - абаканские, минусинские, ачинские, чулымские и мелецкие татары. Они разделялись на пять этнических групп: качинцев («хаас»), кызыльцев(«хызыл»), сагайцев («сагай»), койбалов («хойбал»), бельтиров («пилт!р»). Расселение этих групп накануне революции 1917 года было следующим.

Качинцы занимали степные пространства по левым берегам рек Енисея и Уйбат.по рекам Коксе, Бидже, Узун-Чулу и др. Район их кочевания был ограничен с юга нижним течением Абакана (до впадения в него реки Ка-мышты), с запада - Белым Июсом и отрогами Кузнецкого Алатау, с севера - верхним течением Чулыма, с востока - Енисеем. Небольшое количество качинцев жило по берегам реки Качи близ Красноярска и в Канском округе, где они давно осели и почти ассимилированы русским населением.

Сагайцы населяли степь, ограниченную с запада отрогами Кузнецкого Алатау, с востока реками Камыштой и Абаканом (долины реки База), Аскиза, Теи, Нини, Большой и Малой Сыры, правобережье Уйбата и др.).

Бельтиры обитали по левобережью среднего течения Абакана и по обоим его берегам в верхнем течении (от деревни Монок до устья Киндирлы) и по рекам Кин-дирла, Арбаты, Тее, Еси, Сосу и Моноку.

Койбалы жили в Койбальской степи (ограниченной с юга предгорьями Саян, с северо-востока Енисеем, с северо-запада - Абаканом), по правому берегу среднего течения Абакана и по рекам Бее, Уту и Енисею.

Кызыльцы расселялись в бассейнах Белого и Черного Июсов, по рекам Сережу, Печище, Салбату, по верхнему течению Урюпа и в окрестностях Божьего озера.

Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории и Хакасский национальный краеведческий музей располагают большими этнографическими и художественными коллекциями, которые являются важнейшим источником для изучения материальной и духовной культуры хакасского народа. В рукописном фонде Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории находится около 150 рисунков хакасского костюма и орнамента и в фондах Хакасского национального краеведческого музея - 53 рисунка. Они были выполнены участниками экспедиции 1947 и 1948 годов: художником Дмитрием Петровичем Черепановым, этнографами Петром Ивановичем Каралькиным и Юлией Артемьевной Шибаевой.

Первые исторические источники, содержащие сведения о национальной одежде и орнаментированных вещах, имевшихся у хакасов, относятся к XVIII веку. Это труды и путевые записки участников академических экспедиций Д.Г. Мессершмидта, Ф.И. Страленберга, Г.Ф. Миллера, И.Г. Гмелина, П.С. Палласа и И.Г. Георги, а также работы историка В.Н. Татищева и путешественника Егора Пестерева.

В 1718 году по указанию Петра I обследование Сибири предпринял немецкий ученый Д.Г. Мессершмидт. Его путешествие продлилось более 7 лет. В результате этой поездки ученым были собраны зоологические и ботанические коллекции, а также предметы быта и одежда народов Сибири, которые поступили в первый российский музей - Кунсткамеру.

Участниками Второй Камчатской экспедиции (1733— 1743) в составе Г.Ф. Миллера, И.Г. Гмелина, Ф.Э. Фишера, помимо проведенного научного исследования Сибири были собраны значительные коллекции по одежде сибирских народов (самоедов, остяков, якутов, юкагиров, коряков, тунгусов, татар качинских (хакасов) с реки Июс, что нашло отражение в дополнении к каталогу Musei Imperialis Petropolitani («Петербургские Императорские музеи», т. II, ч. I, разделы: одежда, рукописное приложение к художественным изделиям и редкостям под названием «Что было включено в имп. Кунсткамеру уже после завершения каталога 1744 г., относящегося к описанию северных племен»); по указанию Петра I все вещевые предметы поступили в Кунсткамеру, часть из них погибла при пожаре 5 декабря 1774 года, другая часть была утрачена в 1740 году на «ледяной» свадьбе шута Анны Иоанновны князя М.А. Голицына, когда были взяты костюмы для «шествия народов, населяющих Российскую империю».

Наиболее раннее и подробное описание качинского костюма было составлено, по словам В.Н. Татищева, в 1737 году служилым атаманом Мугунчаковым: «А оной народ ростом средний, лицом смугловат, глаза серые и черные, волосом черные ж. И носят на голове косы родного волоса, а вокруг косы бреют. А платье носят: мужики сарги тучук... тулупы козлиные и бараньи, и заметывают левую полу направо, и опушивают те тулупы бобрами и овчинами черными, и сверх тех тулупов надевают однорядки ис цветного сукна и ис сермяжного. А на головах носят малахаи лисьи, и рысьи, и волчьи, и овчинные с челами шелковыми и бумажными и нитенными, кроме медвежьих. А на руках носят рукавицы овчинные и козлиные, а на ногах пимы, подобно сапогам без каблуков. А женский полк носят зимою тулупы, а летом носят жай-локи по их вере и сверх того носят чигилек (сигидек), подобен басроку. А на головах девки плетут кос по 15 и больше и меньше из родимых волосьев, а бабы по две косы наплетают долгие, а в, ушах носят серьги большие, кольца и каменья кладут хруш... шуру и потом к той шуре навешивают бисер и жемчуг китайский, а на головах носят малахаи такие ж против мужских с челами. Да на ногах носят штаны ровдужные и холщевые»

В 1770 году Хакасию посетил адъюнкт Петербургской академии наук, немецкий ученый П.С. Паллас, он описал одежду кызыльцев и качинцев: «Сии татары (кызыльцы) удерживали еще большую часть обычаев их старого рода жизни и кроме креста, который они на шее носят и в юртах вешают, из христианского закона малому, а из российских обычаев, кроме подражания женскому платью и нужному хлебопашеству ничего не последовали. Одни девки ходят еще отчасти одеты по-татарски, а мужики носят свои шубы и имеют усы как прежде.

Зимою они (качинцы) обыкновенно рубах не носят, но только долгую шубу с узкими рукавами, которую надевают на голое тело. По большей части делают оные из кож диких коз, кои бабы приготовляют разварившейся звериною печенкою в сутки и умеют оную выделывать зубчатою скребницею на кольнях мягкою. Только богатые носят овечьи или бараньи шубы, а знатные в знатное случающееся у них время одеваются в верхнее суконное, а нижнее шелковое платье. Напротив того простые, кроме их шубы и сапогов ничего, кроме еще широких из толстого холста штанов, не носят, кои отчасти их жены делают из растущей на долинах дикой конопли, которую они на своем языке киндер называют. Женская одежда весьма мало разнствует от обыкновенной калмыцкой; головное их украшение составляют через плечи висящие из волос косы и круглая шапочка с густою опушкою, красною кистью на маковке и двух на затылке висящих шелковых лоскутках. Девки носят до самой свадьбы маленькую круглую сзади не много шире опущенную шапочку без опушки, но также с красной кистью. При том заплетают они волосы в 9 косах, из коих 3 на затылке, а по 3 на каждой стороне головы висят. Одежда баб, а особливо их шубы, совершенно особливого покрою, который придает им хороший вид. Иные замужние женщины бабы украшаются нагрудником или кольцом усаженным кораллами»2.

Путешественник Егор Пестерев в «Новых Ежемесячных сочинениях» (1793, январь, Ч. 24) писал об одежде качинцев: «Одежду шили из самотканого толстого сукна или крапивного холста (богачи из покупного сукна и шелка), а также из овчин (шубы) и выделанной кожи домашнего скота и диких зверей. Овчинные шубы мужчины надевали на голое тело. Рубахи носили редкие, шили их из холста. Покрой верхней запашной одежды был сходен с покроем одежды бурят и западных монголов. Женская одежда и обувь обильно украшалась вышивкой из шелковых ниток. В летнее время носили войлочные шляпы, а зимой меховые шапки. Женщины носили и заплетали волосы в две косы, перекидываемые на груди, а девушки заплетали 9 и более косичек. Мужчины, особенно молодые, носили длинные волосы, которые заплетали на затылке в косу, спереди же - распущенными. В ушах мужчины носили серьги из медной проволоки»3.

Гравюрное воспроизведение хакасской одежды мы встречаем в XVIII веке в книге И.Г. Георги. Он дает описание кызыльской и качинской одежды: «Мужчины (качин-цы) носят платье татарское и шьют оное из толстого сукна собственного рукоделия, или из лучшего купленного, так же из овчин, лошадиных шкур, из кож красной дичи и прочее. Нижнее платье делают из легкой материи. Рубахи редко у кого водятся, да и из крапивного холста. Летом носят некрашеные войлочные шляпы, а зимою надевают теплые шапки.

Женское (качинское) одеяние весьма подобно бурятскому. Они так же, как и бурятки, носят штаны, похожие на чулки узорчатым шитьем украшенные, кожаные полные или половинчатые сапоги, тонкое нижнее платье из китайки, шелковой материи и проч., а верхнее с перехватом и долгими полами. Сие последнее шьется из тонкого сукна и шелковых материй или кож, и хотя одна пола заходит за др. Однако оно ложится около тела плотно и гладко. К ушам привешивают кольца, а иногда брякушки и снурки (шнурки). Голову покрывают плоскою, с круглым пушным околышем, шапкою»4.

И.Г. Георги писал об использовании вышивки в качестве украшения одежды у качинских татар: «На праздничном платье много видно красиво вышитых узоров или вычуров, а при том обшивается оно по краям материалами иного цвета или опушается мягкою рухлядью». Сообщения этого автора позволяют предположить наличие у хакасов в XVIII веке орнаментированной одежды. Но он не дает описания характера вышивки, орнамента, их особенностей.

В I пол. XIX века существенные изменения происходили в жизни сибирских народов. Основные перемены состояли в переходе их от кочевого к оседлому образу жизни и земледелию. Политика царизма нашла свое отражение в «Уставе об управлении инородцев».

В 1822 году реформы М.М. Сперанского оживили экономическую жизнь Сибири, срздав условия для роста в ней капиталистических отношений. В это время Сибирь продолжала быть одним из важных объектов научного изучения. Важной особенностью являлось то, что если в XVIII веке исследованием региона занимались научные экспедиции, направляемые из Санкт-Петербурга, то в I половине XIX века этой работой занимается местная сибирская интеллигенция.

Новая эпоха в сибирском источниковедении связана с Г.И. Спасским - этнографом, археологом, историком и издателем сибирских журналов «Сибирский вестник» и «Азиатский вестник», которые выходили с 1818 по 1827 годы. Г.И. Спасский впервые и очень подробно останавливается на мужской, женской одежде хакасов, а также дает описание шаманской одежды: «Одежду мужчин составляют овчинные тулупы (тон), халаты (чимче) из шелковых и бумажных тканей, суконные кафтаны (шор) и кожаные (кырна). Покрой одежды их сходен с русским простонародным; но рукава делают они на плечах гораздо шире, а к кистям рук уже; воротник и отвороты широкие; на правой поле пришивают некоторый выступ. Зимнее платье часто опушено бывает мерлушками и соболями. На головах носят они шапки (nopiK) и малахаи (чабак), а летом обыкновенные шляпы, из овечьей или коровьей шерсти. Шапки бывают круглые, с низким верхом и околом. Шляпы носят они белые некрашеные. Рубашки у мужчин почти не в употреблении; но все вообще носят штаны (шубур), из тонкой мягкой кожи и из холстины, сапоги (маймах), летом из выделанной кожи, а зимою так называемые в Сибири пимы из оленьих и козлиных кож, обращенных внутрь шерстью. Бедные люди шьют также для себя зимнюю одежду из войлоков и конских наверх шерстью кож, а летнюю из грубого холста, сукна и обритых кож.

Женщины носят зимою шубы, покрытые соответственно состоянию их дорогою или дешевою тканью. Они пришивают к ним, подражая мужчинам, воротники, отвороты, выступ и сверх того снизу на пол-аршина от подола нашивку со многими складками, те и другие часто вышиты и убраны бывают весьма красивыми узорами. В хороший наряд надевают некоторые из женщин на платье суконную душегрейку (сигедек) без рукавов, напереди с пуговицами и на боках с клапанами. Женские шапки похожи на мужские; но отличаются широким околом, красною шелковою или гарусною на маковке кистью и подвесками, состоящими из двух шелковых лент, а иногда бисера, корольков и змеиных головок.

Девушки же носят шапки менье, без окола, с одной только кистью. В ушах носят все они большие серьги с многими прикрасами, а на руках перстни и кольца. Сапоги (едюка) носят они из черных и цветных кож, с толстыми подошвами, выложенными при краях очень красиво ремешками. Шов делается напереди посредине сапог, с выпушкою из красной или зеленой кожи»5.

В 1835 году в Санкт-Петербурге выходит книга Енисейского губернатора А.П. Степанова «Енисейская губерния». В ней автор представляет интересный материал по одежде хакасов. «Коренная одежда минусинских татар: зимою носят они простой овчинный тулуп с каким-то клапаном на груди, а летом китайчатый халат. Богатые надевают иногда весьма длинный, особенного покроя халат шелковый, затканный золотом. Женщины среднего состояния имеют шелковые богатые платья с фалборами и большую шапку с околышем черной лисицы. Одежда незамужних состоит из одной длинной шелковой, неподпоясанной рубахи и белого колпака на голове, из-под которого выбегают по две, по три косы и, перегибаясь, через плечи рассыпаются на груди»в.

В 1847 году в статье сибирского писателя-краеведа, учителя иркутской гимназии Н.С. Щукина «Народы турского языка, обитающие в Южной Сибири» написано: «Национальная одежда оставлена. Теперь мужчины одеваются как русские крестьяне. Зимою шуба, у богатых крытая шелковою материю, у бедных нагольная; летом китайчатый халат или фуражка. Только живущие далеко от русских сохранили собственную одежду: это шуба нагольная, совершенно такая, какую носят буряты; полы у ней застегиваются на пуговки, как двухборный сюртук. Такие шубы начали недавно носить и крестьяне в Петербурге. Женщины летом ходят в длинных рубашках, глухо застегнутых на шее. Ластовки у рубах широкие, другого цвета. У каждой непременно штаны: у богатых - замшевые, у бедных русские портки. Праздничный наряд совершенно монгольский, т.е. длинная шуба, крытая шелковою материей, а на голове круглая шапка с большим лисьим околышем и красною шелковой кистью»7.

В другой статье - «Минусинский округ» (1856) - Н.С. Щукиным дается описание мужской и женской одежды: «Летом мужчины одеваются в армяки из сукна своей работы и подпоясываются шерстяным или нитяным кушаком; кафтанов не знают. На голове шляпа или сетка от комаров и мошки; на ногах бродни, сапоги или чарки (коты) с шерстяными чулками; лаптей в Сибири нет, вероятно, потому что нет липы; рубашки из холста своей работы или из московской холстинки; зимою овчинная шуба, если же крестьянин отправляется в дорогу или в леса, надевает сверху шубы доху; то есть шубу из диких коз шерстью наружу, в этой одежде сибиряк не боится ни ветру, ни морозу; на ногах унты, род чулков из шкуры козули. Доха - одеяние самое благоразумное, недорого стоит, легка и вполне отвечает постоянно холодным сибирским зимам. Правда, что с нея скоро слезает шерсть; тогда получается она имя кожана и превращается в летнее рабочее платье. Женщины летом ходят по улицам, даже в город, босиком и в одной юбке; на голове платок, подвязанный кое-как на манер французской бабы. В праздник надевают короткие шугаи. Сарафанов не знают.

У женщин праздничный наряд совершенно монгольский: тот же дыгыль, покрытый китайской шелковой материей, так же шапка с лисьим или соболиным околышем и с шелковой красной кистью. Летом запросто ходят в одних рубахах, с широкими ластавками другой материи, воротнику нее глухо застегнут на шее; на каждой непременно замшевые штаны, а у бедных русские порты» 8.

Политические ссылки революционных демократов, польских повстанцев 1863 года и революционных народников, происходившие во II пол. XIX века внесли существенный вклад в научное изучение Сибири. Громадное влияние на экономическое развитие Сибири сыграло строительство Транссибирской магистрали в 1891-1904 годах.

В это время в Сибири оживляется деятельность различных научных обществ, появилось значительное количество этнографической литературы о минусинских и ачинских инородцах (хакасах). К этому времени представляется возможным отнести начало изучения хакасского народного искусства, когда из-за недостаточного развития научных знаний не было дифференциации смежных отраслей науки, и искусство хакасов изучалось этнографами и археологами.

В 1851 году в Иркутске открылся Сибирский отдел Русского географического общества, взявший на себя руководство над изучением Сибири. Особенно интенсивно финансировалась деятельность общества благодаря составленной целевой программе, по которой стали работать сибирские этнографы.

Одним из интереснейших изданий Русского географического общества стал труд по этнографии народов России, составленный членом Русского географического общества де Паули и изданный только на французском языке: Description ethnographigue des peuples de la Russie (St-Petersburg, 1862). Книга состоит из написанных этнографических очерков об отдельных народах, в т.ч. хакасах, с обстоятельным описанием разных сторон жизни этого народа и с прекрасно выполненными гравюрами Е. Корнеева. В настоящее время книга представляет большую библиографическую редкость.

Наибольшее количество трудов по этнографии было сделано секретарем Томского губернского статистического комитета, князем Н.А. Костровым в книгах «Ка-чинские татары» (1852), «Кызыльские татары» (1853) и в статьях: «Бельтиры» (1857), «Этнографические заметки о кызыльских татарах» (Иркутск, 1865) и «Очерки быта минусинских татар» (Казань, 1884). Работы Кострова основаны на личных наблюдениях, дополненных компиляциями из работ сибирских этнографов. Наряду с этим, Н.А. Костров впервые в сибирской этнографии широко привлек архивные материалы, использование которых представляет несомненную ценность для его трудов: «Одежда кызыльских татар - как мужчин, так и женщин весьма проста. Мужчины летом носят кафтаны синего или серого сукна со стоячими воротниками, опушаемые мехом росомахи или выдры, и халаты из бумажных материй, а кто победнее - простые русские азямы или халаты из китайки, зимой все без исключения овчинные тулупы или дохи козьи и оленьи. Шапки их обыкновенной формы; опушаются также каким-нибудь мехом, обувь состоит из сапогов русского изделия или из унтов. Женщины летом являются чаще всего в одних полотняных или дабовых рубахах, даже не подпоясанных, с белым колпаком на голове. Желая нарядиться, они надевают ситцевые или даже шелковые платья обыкновенного крестьянского покроя, а на голову шапки из красного бархата, опушенныя чернобурой лисицей, с длинными красными шелковыми кистями на маковке. Красные сафьяновые башмаки составляют обувь. Зимняя одежда женщин заключается в меховых шубах, беличьих или лисьих - крытых шелковыми материалами»9.

Описывает Костров и свадебную одежду кызыльцев: «Новобрачную одевают в самый лучший ее наряд -шелковую рубашку, шелковую холодную шубу, обшитую мишурой и бахромой, и шапку из чернобурой лисицы с шелковой верхушкой и шелковой кистью. Жених обыкновенно надевает суконный кафтан, обшитый каким-нибудь мехом»10.

«Летом мужчины носят халат или тургатонь, который у богатых бывает из шелковой материи, преимущественно желтый, синий или пунцовый с бархатной отделкой, женщины и девушки ходят летом в разноцветных шелковых и бумажных рубашках. Рубашка непременно с широкими ластовицами из другой материи и с глухо застегнутым воротником на шее. Зимняя одежда мужчин и женщин обыкновенно состоит из шубы, покрытой у богатых плисом и опущенной по полам и подолу выдрой или собольими лапками. Мужские шапки шьются большей частью из выдры, но женщины носят иногда из чернобурых лисиц, а иногда из какой-нибудь шелковой материи, с лисьим или собольим околышем и с красной шелковой кистью. Оба пола носят штаны, - богатые из замши, бедные из холста» ".

«Костюм качинцев и качинок очень прост. Мужчины летом носят халат (чимче) китайский или шелковый, или азям из верблюжьей шерсти; маленькие белые круглые шапки из овечьей или коровьей шерсти, штаны (шубурь) из холста или китайки и сапоги (маймах) из выделанной кожи, а зимою овчинный тулуп (тон) с клапаном на груди, шапки (nopiK) или малахаи (чабак) и пимы - обувь из оленьих или козлиных шкур, шерстью вовнутрь; женщины летом - одну длинную дабовую, холстинную или шелковую, не подпоясанную рубаху (кбгенек), белый колпак на голове, с какою-нибудь шелковую кистью на маковке и сапоги (едюка) из черной или цветной кожи; зимою - такие же овчинные тулупы, как у мужчин. У незамужних женщин из-под колпака выбегают волосы, заплетенные в 2 или 3 косы, и, перегибаясь через плечи, рассыпаются по груди; у замужних волосы прячутся под колпак, отороченный иногда соболем или дорогой чернобурой лисицей» 12.

В другом труде говорится: «Одежда у бельтиров такая же, как у прочих сагайских татар. Мужчины зимою носят шубы из овчин и козлин, крытые иногда плисом, с воротником, опушенным выдрою, остроконечные шапки с ушами, опушенные рысьими лапами, овчинные и козлиные штаны и рукавицы. Обувь составляют сапоги из простой кожи с остроконечными носками. Летом шуба заменяется кафтаном из сукна или халатом и т.п.»13.

В работе В.В. Радлова «Из Сибири. Страницы дневника», побывавшего в Минусинском округе в 1863 году, собран большой этнографический материал по хакасам. Он отмечает: «Мужчины носят русскую одежду, а женщины, напротив, - свою особую: очень длинные и широкие платья, вышитые на плечах и у ворота. Как у черневых татарок (шорцев), косы их увешаны украшениями. Девушки заплетают до пятнадцати кос. У них есть шапки с меховой опушкой на манер алтайских, но носят они их только по праздникам. Длинные шубы зажиточных женщин оторочены мехом выдры, а поверх них они носят короткую безрукавку»14.

В 1878 году в Санкт-Петербурге в типографии «Общественная польза» вышел живописный альбом «Народы России». В нем указывалось, что народы, населяющие Россию, столь разнообразны по своим типам, костюмам, нравам и обычаям, что описание их и наглядное изображение всегда вызывало интерес. В альбоме представлены и костюмы хакасов. Кроме иллюстраций читатели могли познакомиться с описанием нравов, образом жизни и обычаев. Текст к альбому написан в популярной форме с целью ознакомить с наиболее характерными этнографическими чертами различных народов.

В 80-е годы XX века наступает расцвет развития Сибирского отдела Русского географического общества. В 1877 году Сибирский отдел делится на Восточно-Сибирский и Западно-Сибирский. В 1878 году открывается Первый Сибирский университет в городе Томске. Появляются первые сибирские музеи в Минусинске, Тобольске, Енисейске и Красноярске.

Выпускник восточного факультета Санкт-Петербургского императорского университета, выдающийся хакасский ученый Н.Ф. Катанов получил хорошую школу у академика В.В. Радпова. Во время своих путешествий к карагасам (1890), по Сибири и Восточному Туркестану (1893), в Минусинский округ (1896 и 1899) занимался сбором материалов по одежде хакасов, коллекции которой поступили в Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого и музей Казанского Государственного университета.

В 1877 году в Минусинске был основан краеведческий музей. Фундаментальное изучение археологии и этнографии Хакасско-Минусинского края бесспорно принадлежит директору Минусинского музея Н.М. Мартьянову, привлекшего к этой работе политических ссыльных Д.А. Клеменца, Ф.Я. Кона и В.А. Ватина-Быстрянского.

В 1879 году в Минусинск был сослан один из основателей «Земли и воли» Д.А. Клеменц. В области сибирской этнографии Клеменц выступает как собиратель этнографических сведений о русском населении и быте сибирских народов и их религиозных воззрений. В 1888 году, совершив экскурсию в Ачинский и Канский округа, он сообщает: «По примеру прежних экскурсий я занимался и в нынешнем году собиранием образцов инородческого орнамента. Ограниченность средств заставила меня удовольствоваться немногими образцами в подлинниках и снимать с других узоры, вырезки и выкройки. Судя по имеющимся у меня в руках образцам, на кызыльских рисунках заметно влияние русских образцов. Интересны очень образцы насечки серебром по железу, но между кызыльцами мало уже хороших мастеров. Как общее правило можно настаивать, что чем древнее работа, тем чаще встречается в ней орнамент спиральный и орнамент двойной волюты. Вопрос о нанесении этого орнамента в Сибири остается настолько открытым, но даже не поставленным до сих пор. На более новых вещах спираль разнообразится некоторыми придатками, становится заметным стремление подражать листьям и цветам растений, но основная тема растений - плоская спираль легко прослеживается в большинстве чеканок и насечек»15.

В статье И. Каратанова «Качинские татары Минусинского округа» (СПб, 1884) отмечается: «Одежда мужчин у всех одинаковая; рубаха ситцевая, шелковая и шаровары. Богатые люди сверх обыкновенной татарской длинной рубахи с большими углами у ворота и вышитых около карманов разными узорами плисовых или суконных шароваров надевают суконный капот, пальто или цветной халат. Зимой носят мерлушчатые, лисьи, волчьи, крытые сукном или плисом, а более нагольные овчинные шубы. У некоторых на плечах и спине бывают вышивки цветов и узоров разноцветными шелками или шерстью; шапки носят высокие с лисьими, мерлушча-тыми, овчинными и др. околышами, верху них четырехугольный, сваливающийся на одну сторону, плисовый или бархатный, вышитый затейливыми фантастическими цветами и узорами. Бедные одеваются также, как и богатые. Обувь у богатых и бедных зимой козьи или из конских сыниных лап пимы, легкие и теплые. Покрой мужских шуб своеобразный; задняя часть подола всегда длиннее передних пол и одна пола, которая должна покрывать другую, около ворота образует выступ, ее застегивают на пуговицу или завязывают на шнурки.

Женщины и девицы одеваются в длинные рубахи ситцевые, шелковые, дабовые; цвета рубах уважаются красные, малиновые, пунцовые - одноцветные или с крупными цветами, плечи или ластовицы нашиваются из парчи, шелковой материи разноцветного и большею частью черного полубархата или плиса; пуговицы вверху большие перламутровые (тана), некоторые носят шаровары узенькие и недлинные, поверх рубахи, летом в праздничные дни богатые надевают плисовые до колен без рукавов кафтанчик и сверху капот или халат, как у мужчин; зимой же крытые или нагольные, обшитые вокруг подола мерлушчатые, лисьи и овчинные шубы.

Покрой шуб с перехватом около подола, который затрудняет ходьбу, но мода эта, как говорят инородцы, весьма древняя и уважается инородками. На голове женщины носят парчевые, шелковые, шерстяные и бумажные большие платки, завязывая сзади; сверх платков зимой богатые носят четырехугольные плисовые с меховыми околышами, украшенные пуговицами (тана) и вышитые шелком и шнурками; бедные женщины носят такие же шапки, как и мужчины.

Обувь у женщин приготовляется ими самими из скотской, конской и бараньей кожи; летняя обувь шьется с длинными узенькими носками, а зимой женщины носят такие же пимы, как и мужчины»16.

В Минусинск был также сослан А.А. Кропоткин - брат одного из главных деятелей и теоретика анархизма П.А. Кропоткина. В ссылке он прожил 10лет(1874-1884), где сотрудничал с Минусинским краеведческим музеем. По заданию Императорского Русского географического общества в 1895 году вышел альбом «Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении», под редакцией П.П. Семенова, в 12 томах. А.А. Кропоткин подготовил очерк «Саянский хребет и Минусинский округ», где подробно остановился на хакасской мужской и женской одежде, а также костюме шамана. В альбоме представлены 2 гравюры художника В.И. Сурикова

- «Укрощение степных лошадей у минусинских татар» (1873) и «Минусинский татарин на охоте» (1873), где художник представил одежду хакасов - традиционные рубашки «когенек» и «сикпен». Также в альбоме представлены 4 гравюры неизвестного художника: «Качинский улус», «Внутренний вид татарской юрты», «Сагайский улус», «Татарка с детьми», в которых автор изобразил женщин в национальной шубе и детскую одежду.

В 1891 году будущий император России Николай II отправился в путешествие по странам Востока; на обратном пути, в Красноярске, Николаю были подарены предметы хакасской этнографии, в том числе национальная одежда - шубы, платья, рубашки, которые пополнили коллекцию Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого.

В 1894 году хакасский бай Егор Петрович Спирин, родом из Белого Июса, занимавшийся торговлей и ростовщичеством, подарил Музею антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) полный костюм хакасской свахи«пазыртхан НезЫ и убранство для коня (коллекция N9 264). В этот костюм входят праздничная шуба «тон», безрукавка «сигедек», платье «когенек», головной убор «Ллгу nopiK» с невысокой круглой тульей, обшитой сверху зеленым шелком и отороченным лисьим мехом, и женское нагрудное украшение «пого». Убранство коня свахи состоит из седла, чепраков - большого, малого и заднего украшения женского седла - «татора», нагрудного ремня-сбруи, подфеи (подхвостника), уздечки и стремян.

В 1894 году в Минусинский округ по поручению Академии наук для сбора этнографических предметов был направлен П. Островских. По результатам данной экспедиции вышла статья «Этнографические заметки о тюрках Минусинского края» (СПб, 1895) где подробно описывается свадебный женский костюм: «Отличается от обыкновенного лишь особой формы высокой, с воронкообразным широким шелковым верхом и с кистью из разноцветного шелка, шапкой; широкой около шапки, волнообразно спускающийся назад, составлен часто из различных шкурок рядами - выдры, соболя или бобра, низ опушен черненьким барашком. Шелковая затылочная часть под околышем обильно украшена большими и маленькими перламутровыми пуговицами и моржанами (красными кораллами).

Женский свадебный костюм имеет много деталей. Поверх шелковой рубахи или платья надевается длинная, волочащаяся по полу, крытая шелком, но не меховая шуба; низ ее, края и рукава имеют широкую оторочку из выдры или молоденького бурого жеребенка. Рукава повыше локтя и левая пола украшены широкой шелковой вышивкой радужных цветов; причем вышивка полы направляется под прямым углом подмышки. С левого бока шубы подвешивается на шнурках красивый, обыкновенно голубого шелка, длинный мешочек. Поверх шубы надевают еще шелковую, вышитую по краям радужными шелками безрукавку, называемую сигедек. Грудь свах покрывает особое полукруглое большое шелковое украшение - пого, красивыми узорами унизанное перламутровыми пуговицами, моржанами и бисером и украшенное по краю бахромой из мелкого бисера. Голова повязывается платком, поверх которого надевается высокая, значительно расширяющаяся кверху, черной лисицы богатая шапка; спереди виден только широкий околыш шапки, небольшой парчовый или шелковый куполообразный с большой кистью верх шапки скрывается в широком раструбе. Серьги свахи, как и богатые женщины, носят из 3 больших круглых моржанов и из промежуточных мелких, скрепленных медной проволокой, с шелковой длинной кисточкой и старинным серебряным рублем на конце»17.

Первой работой, в которой специально рассматривается хакасская одежда, является книга А.А. Кузнецовой, П.Е. Кулакова «Минусинские и ачинские инородцы, материалы для изучения» (Красноярск, 1898). Хорошо изучив материалы Абаканской, Аскизской и Мелецкой инородных управ, А.А. Кузнецова дала подробные описания мужской, женской, свадебной и детской одежды. Особенно ценными являются сведения об исчезнувших предметах одежды - «сабыр», головном уборе «ахп'брк».

В книге Е.К. Яковлева «Этнографический обзор населения долины Южного Енисея и объяснительный каталог этнографического отдела музея» (Минусинск, 1900), основанной на трехлетней добросовестной работе в Минусинском музее, автор подробно останавливается на хакасской одежде бедного сагайца, старухи ка-чинки, замужней женщины, девушки качинки и шамана.

В 1904 году большая коллекция качинской одежды (111 единиц хранения) поступила в Русский музей императора Александра III (ныне Российский Этнографический музей) от известного сибирского исследователя А.В. Адрианова. Коллекция №600 была приобретена на средства этнографического отдела этого музея, в нее вошли мужская шуба, мужские штаны, мужские зимние сапоги, зимние чулки, рукавицы, женская шуба, «сик-пен», «сигедек», женские зимние сапоги, «нанджик», сережки, перстни «чустук», берестяные выкройки «улгу» и др. Безусловным достоинством собирательской деятельности Адрианова стало полное описание коллекций с указанием местного названия, места приобретения и имени владельцев.

Позднее-в 1906, 1907, 1908, 1909-х годах - от А.В. Адрианова поступило в этот же музей еще несколько коллекций №1282, №1288, №1600, №2537 с предметами хакасской одежды, образцов и выкроек «улгу» вышивок, женские украшения др.

По материалам поездки 1904 года А.В. Адрианов в работе «Очерки Минусинского края» (1904) отмечает, что костюм, хотя и подвергся значительному изменению под влиянием русского соседства, тем не менее остается национальным и особенно у женщин сохраняет свои этнографические особенности. «Короткие штаны и длинные до пят рубахи-платья с нашивками на плечах и одной большой пуговицей у ворота, с узкими обшлагами в конце рукава - обычный женский костюм. Подобная же, но более короткая рубаха с наплечниками и большим воротником и штаны, расшитые шелком у кармано, - обычный мужской костюм. Обувь и головной убор больше всего претерпели изменений. Но зато верхнее платье, шубы сохранили свой старинный покрой, с вырезами вдоль полы и приспособленные к верховой езде. Особенной оригинальностью отличается верхнее платье женщин, различающееся у девиц, у замужних, невест, свах. Качинские инородки щеголяют своими вышивками шелком, с оригинальным орнаментом на различных принадлежностях костюма - наплечниках, рукавицах, на спине верхнего платья, карманах мужских штанов, кисетах для табака, даже обуви»18.

Другим ссыльным революционером - Ф.Я. Коном, сосланным в Минусинск (1897-1904) - была приобретена на средства этнографического отдела Русского музея императора Александра III коллекция №664 качинской одежды (221 единиц хранения). Известно, что опорными пунктами сбора коллекции стали аалы Парков и Синявино.

Летом 1917 года сбором экспонатов в Урянхайском крае (Туве) и Минусинском уезде для Томского этнографического музея занималась С.К. Просвиркина -художница и этнограф. Маршрут экспедиции проходил по верховьям реки Кемчик и ее притокам, а также по территории современного Аскизского и Таштыпского районов. Близкое знакомство с минусинскими купцами Сафьяновыми и хакасским ученым С.Д. Майнагашевым сделали поездку художницы интересной и продуктивной. Просвиркина собрала 200 экспонатов - 108 рисунков и 38 предметов декоративно-прикладного искусства хакасов и тувинцев. Ею были написаны акварели «Качин-ка» (1917) на реке Ташеба в улусе Кынетышов, «Табакерка» (1917) на реке Енисей в улусе Кызласов, «Селение» (1917) юрта в улусе Иресов на реке Аскиз и др.

Большой вклад в изучение хакасской этнографии внес С.Д. Майнагашев (1886-1920) - ученый и политик. В 1911 году он поступил в Московский университет им. Шанявского. В 1914 году Майнагашев был командирован Русским комитетом для изучения Средней и Восточной Азии в Хакасию для сбора этнографического и лингвистического материалов. Им были приобретены шаманский костюм с бубном и колотушкой, изображения «тёсов», комплект женского седла. В настоящее время коллекция N«2390, куда вошли женские шубы, «сикпен», принадлежности женского седла, собранная Майнагашевым хранится в Музее антропологии и этнографии им. Петра Великого. В 1916 году от Майнагаше-ва в этот же музей поступила другая коллекция №2568.

В составе данной коллекции - шуба войлочная, шапка, рукавицы, кисет, курительная трубка и др.

До Октябрьской революции 1917 года исследование народного искусства хакасов носило обзорный характер, специальные вопросы изучения национального искусства не поднимались, наибольшее внимание уделялось наскальному искусству, традиционной религии

- шаманизму, народным обрядам, обычаям и т.п. Материальная культура почти не исследовалась.

В 1928 году совершила экспедицию в Хакасию сотрудник Новосибирского краеведческого музея Н.Н. Нагорская. В состав экспедиции вошли художники А. Вощакин и А. Лекаренко. Были исследованы этнические группы хакасов - качинцы, бельтыры, сагайцы и кызыльцы. Прежде всего художница обращала внимание на различие в деталях одежды и украшений.

В 1930 году была образована Хакасская автономная область. В 1930-е годы, в условиях, когда налаживалось изучение искусства народов Сибири, требовалось пробудить их интерес к своей культуре и искусству. В эти годы во многих регионах Сибири возникают краеведческие общества по изучению и сохранению культурного наследия. Такое общество возникло в с. Усть-Абаканском в 1929 году. Была подготовлена программа для собирания этнографических материалов в Хакасском округе. Программой предполагалось тщательно собирать женскую и мужскую одежду (головные уборы, рубахи, верхнюю одежду, украшения). Эта общество помогло в организации Хакасского областного краеведческого музея, который был образован в 1930 году в г. Абакане.

Большую роль в развертывании интенсивной краеведческой работы сыграл Хакасский областной музей, который имел своей целью экономическое, геологическое, историческое и этнографическое изучение местного края. Музей, по сути, стал культурным центром, где в настоящее время собраны ценные коллекции по хакасской народной одежде.

В 1931 году художница Н.Н. Нагорская была командирована Сибирским Союзом промышленных кооператоров в Абакан для организации артели «Улуг Быт», которая должна была заниматься производством хакасской национальной вышивки на экспорт. Артель просуществовала недолго - с 1931 по 1932 годы. Известно, что в ней работало 29 мастериц, из них 17 - в мастерской. В артели хакасские мастерицы вышивали кисеты, рукавицы, платья и рубахи, обувь.

В 1930-е годы вышла книга «Искусство народностей Сибири», для которой вступительную статью написал Е.

Шнейдер. По существу это была первая, хотя и краткая, отдельная книга, посвященная искусству народов Сибири. Она содержит интересные сведения, касающиеся хакасского искусства: «Искусство турецких племен долины Абакана, верхнего Чулыма и Енисея идет по линии развития орнаментики. Технически это преимущественно вышивка. Вышивается спинка женской праздничной шубы, пальто, безрукавки, обшлага рукавов, клапаны карманов, наплечники, обувь, кисеты для табака и женские сумочки. Фоном вышивки служит почти исключительно черный шелк или сукно, а материалом являются бумажные цветные нитки, реже шелк и золотые и серебряные нити (женские сумочки). Мотивы вышивок носят растительный характер. Наиболее распространенный мотив ствола с симметрично расположенными ветвями. Иногда это чистый ствол, чаще он состоит из отдельных овалов, ромбов и мелких сердцевидных фигур. Особенно излюблены плавные растительные побеги. Аппликация кошм почти вышла из употребления, но можно встретить еще бумажные трафареты, которые позволяют судить о характере ее орнаментации. Эти мотивы, главным образом «крестовины» (встречаемые также и в вышивке) и ее производные, далеко ушедшие от первоначального образа»19.

В 1944 году, распоряжением СНК РСФСР №1786-р, в г. Абакане был открыт Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории. Его целью стало изучение языка и письменности, литературы и фольклора, истории, археологии, искусства, просвещения хакасского народа и других народностей, населявших Хакасию; подготовки высококвалифицированных научных кадров. Первым директором института стал Н.Г. Доможаков - писатель, кандидат филологических наук. Структурными подразделениями института стали три сектора: языка и письменности, литературы и фольклора, истории и этнографии.

Значительный материал по хакасскому народному костюму и орнаменту был собран во время летних этнографических экспедиций Хакасского научно-исследовательского института истории, языка и литературы в 1946, 1947 и 1948 годах под руководством Петра Ивановича Каралькина20.

Летом 1946 года Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории организовал первую этнографическую экспедицию по изучению хакасов. Работа экспедиции была рассчитана на несколько лет. Одной из основных задач экспедиции было изучение проблемы этногенеза хакасов.

Также члены экспедиции изучали состояние культуры и быта хакасов, семейные отношения, материальную культуру и религиозные верования. В состав экспедиции вошли Ю.А. Шибаева, А.Н. Липский, П.И. Караль-кин, В.И. Доможакова и Л.П. Потапов - руководитель экспедиции, сотрудник Музея этнографии и антропологии из Ленинграда. Экспедиция работала в течение августа - октября в бассейне реки Теи (левый приток реки Абакан), в районе проживания этнической группы сагайцев.

Вторая комплексная экспедиция ХакНИИЯЛИ была организована в 1947 году и получила название «Бель-тирская». Ее целью было изучение обычаев, быта, языка и фольклора бельтыров, качинцев и сагайцев. В состав экспедиции вошли: руководитель П.И. Каралькин, члены - Ц.Д. Номинханов, Ю.А. Шибаева21, А.Н. Липский, Д.П. Черепанов, Н.А. Аткнина, А.П. Бытотова, Н.А. Ады-гаев. Районы обследования Аскизский и Таштыпский. Основные задачи исследования состояли в установлении культурной связи хакасов, тувинцев, алтайцев, шорцев и русского населения, влияние культуры русского народа на развитие культуры хакасов, изучение нового советского быта и культуры, под влиянием которого произошли изменения, общность и расхождение в быту и в культуре этнических групп хакасов.

Предметом исследования стало изучение земледелия, сеноуборки, скотоводства, охоты и рыболовства, ремесла и кустарного производства, средств передвижения, промыслов кедровых орехов, одежды и украшений, посуды, семейно-родовых отношений и жилища.

В экспедиции каждый научный сотрудник выполнял определенную работу: П.И. Каралькин изучал материальную культуру хакасов; Ц.Д. Номинханов изучал лексику и фонетику; Ю.А. Шибаева изучала жилище, одежду, семейно-родовые отношения; А.Н. Липский изучал современные погребения, проводил археологические разведки и антропологические измерения; Д.П. Черепанов производил этнографические зарисовки; Н.А. Аткнина заполняла сравнительный словарь диалектов бельтыров; Н.А. Адыгаев записывал фольклор; А.П. Бытотова работала переводчиком Ю.А. Шибаевой, делала запись свадебных обрядов сагайцев и бельтыров, легенды, связанные с жилищем.

Группа выехала из Абакана 9 июля по маршруту: Абакан - Малый Монок через с. Аскиз, Маткечик, переправа на пароме через реку Абакан, Иудино, аал Красный Ключ - Кызыл Карасуг. В Малом Моноке экспедиция пробыла до 22 июля. Здесь экспедиция разделилась на две группы: П.И. Каралькин, Ц.Д. Номинханов, А.Н. Липский, Д.П. Черепанов, Н.А. Адыгаев поехали в аал Большие Арбаты через Матросский перевал. Ю.А. Шибаева и А.П. Бытотова поехали в аал Маткечик и Бельтыры, а

Н.А. Аткнина выехала в Абакан для следования в Ширинский район.

Первая группа прибыла в Большие Арбаты 1 августа, а со 2 августа находилась в Малых Арбатах (колхоз им. памяти Щетинкина), с 6 по 8 августа в колхозе им. Кирова (правый берег реки Абакан), с 8 по 9 августа в Чила-нах (колхоз им. Буденного) и в Абакан возвратилась 10 августа.

«Бельтирская» экспедиция в течение месяца проделала путь около 300 км на автомашине, на лошадях и пешком около 200 км. Экспедиция посетила: Малый Монок (колхоз «Хызыл Хыра»), аал Кызыл Карасуг (колхоз «Вторая пятилетка»), с. Новопокровка (колхоз «Сибирский стрелок»), аал Большие Арбаты (колхоз «Победа»), с. Малые Арбаты (колхоз памяти Щетинкина), колхоз им. Кирова, аал Карагай (колхоз им. Буденного), аал Чиланы (колхоз им. Буденного, аал Бутрахты (колхоз им. Сталина), аал Маткечик22.

Художник Д.П. Черепанов выполнил 185 рисунков хакасского костюма и орнамента, 4 этюда маслом, среди них общий вид артели «Вторая пятилетка» и аал Красный Ключ.

Подведя итоги «Бельтирской экспедиции», нужно сказать, что был собран значительный материал по истории, этнографии, языку, фольклору, антропологии, археологии, музыке и изобразительному искусству хакасов. Экспедиция была хорошо организована, каждый ее участник выполнял конкретную работу и представил оформленные полевые записи.

Следующая «Шорско-бельтирская» экспедиция Хакасского научно-исследовательского института состоялась в 1948 году. В состав экспедиции вошли: П.И. Каралькин - начальник отряда. Ю.А. Шибаева -старший научный сотрудник, Д.П. Черепанов - художник, Я.А. Петров - фотограф, Е. Боргоякова - переводчица Ю.А. Шибаевой, Н.Г. Доможаков - рабочий.

Экспедиция на автомашине выехала из Абакана 12 июля, направляясь через Аскиз в с. Таштып. Остановилась в аале Нижние Сиры (колхоз «Красный партизан»).

14    июля переехали в аал Верхние Сиры (колхоз «Ударный хакас»). Оба аала раньше назывались Оленнг Чазы, они находились в 15 км от с. Таштып. С 20 по 30 июля отряд в составе 5 человек находился в аале Кызыл суг (в

15    км от Верхних Сир). Члену экспедиции художнику Д.П.

Черепанову с 22 по 25 июля было разрешено вернуться в г. Абакан. Базируясь в Кызыл суге, отряд проводил работу в аалах Малые и Большие Шоры (по-хакасски -Шоры) и Карасуг.

29 июля члены экспедиции Ю.А. Шибаева и Е. Бор-гоякова выехали в Усть-Абаканский район для исследования жилища и одежды качинцев в колхозах «Хызыл аал» и им. Молотова. Отряд в составе П.И. Каралькина и фотографа Я.А. Петрова выехал в аал Анжуль (в 5 км от Кызыл Суга), где пробыли до 5 августа. С 5 августа по 13 августа отряд пребывал в аалах Чиланы, Бутрахты, Карагай и Печин.

Главная задача этнографической экспедиции состояла в следующем: изучение родоплеменного состава бельтиров и так называемой шорской группы хакасов Таштыпского района; установление взаимной связи в прошлом этих групп и в какой-то мере собирания данных о происхождении отдельных сеоков - родов. В течение месяца был собран значительный материал по земледелию, скотоводству, охоте и рыболовству, жилищу, одежде, технике и ремеслу, по культу, колхозному быту и производству. Художником Д.П. Черепановым выполнено 50 рисунков орнамента одежды и зарисовки быта и 3 этюда маслом. Фотограф Я.А. Петров выполнил 170 фотографий - колхозной жизни в аалах, охоте, одежде и жилищу.

В Усть-Абаканском районе Ю.А. Шибаевой проводилось обследование в аале Трояков (колхоз им. Молотова) и аале Доможаков (колхоз «Хызыл аал»). Ю.А. Шибаеву сопровождала Е. Боргоякова (студентка физико-математического факультета Абаканского учительского института). В первом маршруте фотографом Я.А. Петровым по указанию Ю.А. Шибаевой проводилась фотосъемка по жилищу и костюму. Художником Д.П. Черепановым были сделаны зарисовки деталей жилища. Работа по хакасской одежде в Таштыпском районе велась в постоянном контакте с Д.П. Черепановым, фиксировавшим хакасский орнамент, бытующий, главным образом, в виде вышивки на их национальном костюме.

Во время работы по маршруту в Усть-Абаканский район фотографом Егоровым была проведена фотосъемка жилища, одежды, нового колхозного быта. Из-за отсутствия художника Ю.А. Шибаевой пришлось взять на себя зарисовки одежды и орнамента. К этой работе также привлекалась Е. Боргоякова. Кроме того, после инструктажа Ю.А. Шибаевой Е. Боргоякова проводила подворное обследование. Обследование в аалах дало хорошие результаты: был зафиксирован костюм качинцев во всех вариантах (детский, женский, мужской, праздничный и рабочий, современный и старинный). Всего было сделано 9 чертежей выкроек, 20 рисунков орнамента и украшений и 31 фотография, записана терминология, история костюма и техника шитья и вышивки. Было установлено, что дети, молодежь и мужчины носят по преимуществу современную русскую одежду. Однако у мужчин, и в особенности у пожилых еще бытуют праздничные рубахи и самодельная хакасская обувь и рукавицы. Почти все женщины носят хакасские платья, обувь, шубы нагольные из покупного материла - бархата, шелка, сукна, большей частью орнаментированные вышивками, повязывают по-хакасски платки и многие носят праздничные вышитые «сикпены» и некоторые «тар». В недавнем прошлом качинцы носили праздничные богатые костюмы, состоявшие из шуб «идекштон», «сигедека», шапок «тулгу nopiK» и украшений «пою», «ызырга» и колец. Все эти части женского свадебного костюма сохранились и были Ю.А. Шибаевой зафиксированы. В недалеком прошлом еще в нач. XX века все мужчины носили хакасские рубахи и хакасские шубы, нагольные и крытые с поясом «хур». Бытовали мужские меховые штаны и «тар». Зафиксировано, что зажиточная и особенно богатые качинцы имели много разнообразной и искусно орнаментированной одежды и украшений.

Всего за эту экспедицию было записано свыше 5 печатных листов, сделано 23 рисунка лично Ю.А. Шибаевой, 54 чертежа и плана, 24 выкройки одежды, 120 фотографий.

Были сделаны важные выводы для изучения хакасского народного костюма (представлены в изложении):

1. История развития одежды мужской и женской охватывает период примерно с XVIII века. Тогда основным видом были «шобыр», тканый на самодельном, крайне архаичном станке, «тар» (из покупаемого пестрядинного сукна сибирских крестьян), самодельная кожаная и меховая обувь, часто орнаментированная, меховые мужские штаны, нагольные шубы, широко применялась для обувания ног «олень» (потничная трава). Но наряду с этим выяснилось, что с давних времен женская одежда «когенек», праздничные «сикпены» и шубы шились из покупного материала, и что они бытуют очень давно. Сравнение всех видов костюма, всех типов с подобным описанием показало, что в таежных аалах костюм был небогат, что сравнительно мало было и парадной вышивки и женских украшений.

2.    Современная одежда - преимущественно русская. Хакасские платья, шубы и очень редко «сикпен» носят только замужние женщины, но и то далеко не все. Одежда мужчин, детей и молодежи - русская.

3.    Много внимания было уделено изучению техники самого шитья, вышивки и изготовления материла для одежды. Очень важно, что удалось найти почти полностью сохранившийся ткацкий станок и по рассказам восстановить технику тканья на нем (сделано фото его частей, чертеж и собрана терминология). Всего в Таш-тыпском районе было сделано 15 чертежей (выкроек), 7 рисунков и 15 фотографий. Было также сделано научное описание одежды и собрано 22 терминологии одежды.

Культуре и искусству хакасов XIX-XX веков посвящена глава в труде С.В. Иванова «Материалы по изобразительному искусству народов Сибири. XIX - начала XX вв.». Рассматривая по отдельности деревянные изделия, изображения на деревьях и камнях, вышивку, знаки собственности, изображения на предметах религиозного значения, автор обращает внимание на специфику линейно-графической, крайне упрощенной трактовки изображений животных, человеческих фигур, деревьев. Как видно из самого заглавия книги, С.В. Иванов неставитсвоей задачей рассмотрение декоративноорнаментальных памятников. Интересным является то, что книга дает возможность сравнить искусство хакасов с другими народами Сибири, и из этого сравнения яснее выступает самобытность современного хакасского искусства и его связь с древним хакасским искусством.

Работа Л. П. Потапова «Краткие очерки истории этнографии хакасов (XVII -XIX вв.)» (1952) представляет значительный интерес для всех изучающих современное декоративное искусство Хакасии. Автор рассматривает быт, нравы, обычаи и материальную культуру хакасов в XVIII—XIX веке, в предреволюционный период. Связь между далекой историей, близкой историей хакасов и современностью является ценным качеством труда Л.П. Потапова. Останавливаясь на особенностях быта, убранства жилища, костюма хакасов, Л.П. Потапов не пытается анализировать художественную сторону их оформления, а довольствуется развернутыми описаниями одежды этнических групп хакасов-качинцев, са-гайцев и кызыльцев.

В 1956 году Академией наук СССР была издана книга «Народы Сибири» под редакцией М.Г. Левина и Л.П. Потапова, где освещение нашли общие сведения о хакасах (качинцах, сагайцах, кызыльцах), основных занятиях, жилище, пище, одежде, религиозных верованиях, семейно-брачных отношениях.

Из опубликованных в 1950-е годы работ заслуживает внимания статья научного сотрудника Всесоюзного научно-исследовательского института декоративноприкладного искусства Н. Каплан «Хакасское искусство» в сборнике «Народное декоративное искусство РСФСР» (1957). Она была написана на основе экспедиционного материала, собранного автором в Хакасии. Даже этот небольшой материал дает представление о художественной резьбе по дереву, хакасском народном костюме и орнаменте.

В книге Ю.А. Шибаевой «Одежда хакасов» (Душанбе, 1959) опубликован фактический материал экспедиций ХакНИИЯЛИ 1947 и 1948 годов. Автор проанализировала мужскую и женскую одежду, описала технику вышивки, остановилась на объяснении отдельных технических приемов. Она сделала также замечания по локализации в одежде качинцев и сагайцев. Монография до сих пор является первым исследованием, посвященным подробной разработке многих вопросов, связанных с народным хакасским костюмом. Автор собрала все имевшиеся, часто весьма отрывочные сведения об одежде хакасов, а также в значительной мере опиралась на собственные собранные полевые материалы, а также на изученные ею музейные коллекции. Ею дано тщательное научное описание одежды, материалы хорошо аннотируются, приводится богатая терминология. Подвергнув анализу собранные материалы, Шибаева делает ряд интересных выводов о происхождении отдельных форм одежды и на основе их об этнических связях хакасского народа.

Большой вклад в хакасскую историческую науку внес этнограф К.М. Патачаков своими трудами «Культура и быт хакасов в свете исторических связей с русским народом (XVIII—XIX вв.)» (Абакан, 1958) и «Очерки материальной культуры хакасов» (Абакан, 1982),

Небольшая информация обзорного характера о хакасской вышивке содержится в краткой художественной энциклопедии «Искусство стран и народов мира». «В современном искусстве хакасов замечательна вышивка шелком по темному плису, применяющаяся для украшения народного костюма (оплечий, головных уборов, безрукавок, рукавиц и т.п.). Преобладает мягкий по формам стилизованный растительный орнамент (многолепестковые цветы, пальметты, узорные листья на тонких стеблях). Контур узора обычно выполняется тамбурным швом, а затем заполняется вышивкой гла-

дью. Сочетание цветов (розового, синего, травянистозеленого, белого и ярко-оранжевого) изысканны и нарядны»23. Однако в энциклопедии, вследствие малоизученное™ истории искусства Хакасии, в освещении некоторых ее сторон были допущены неточности.

В 1969 году Хакасским научно-исследовательским институтом языка, литературы и истории была организована искусствоведческая экспедиция в Аскизский район в составе искусствоведа И.К. Кидиековой и художницы И.Д. Поляковой. Главной целью экспедиции был сбор материала по декоративно-прикладному искусству хакасов. Изучением были охвачены аалы Полта-ков, Сафронов, Чахсы Хоных, Усть-Чуль, Верхняя Тея и Кызласово. Был собран материал зарисовки и фотографии вышивки, женских украшений и изделий из дерева. И.К. Кидиекова отметила, что «Очень скупо отражены ювелирное дело, искусство резьбы, орнаментации кожи - те отрасли искусства, которые в силу изменений в хозяйственном укладе хакасов к концу XIX века вышли из обихода. Многие виды декоративно-прикладного искусства продолжают бытовать и в наши дни»24.

Многие годы изучением декоративно-прикладного искусства хакасов занималась искусствовед И.К. Кидиекова. Ею собран интересный материал по хакасской вышивке и орнаменту25. Это позволило ей выявить общие черты развития хакасского декоративно-прикладного искусства. Кидиекова пришла к мнению, что «традиционные узоры являются продолжением древних культурных традиций. Сравнение современных хакасских узоров с орнаментацией изделий эпохи бронзы, железа, средневековья выявляет в ряде случаев преемственность различных этапов в истории их развития, позволяет иногда проследить в развитии отдельных видов прикладного искусства в Южной Сибири от древности до времени сложения хакасского этноса»26.

В свете проблем, поставленных в данной книге, автору потребовалось обращение к источникам, раскрывающим древнюю и новую историю Хакасии и произошедшим до Октябрьской революции 1917 года и дающим представление о культурных контактах Хакасии с другими народами. Здесь прежде всего надо назвать подготовленную коллективом ученых Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, работу по истории республики советского периода «История Хакасии с древнейших времен до 1917 года». Это было первое обобщенное и систематизированное изложение процесса развития художественной культуры в указанный период. Однако характер издания, а также ограниченность и полное отсутствие исследовательских работ по отдельным отраслям культуры не позволили автору раскрыть многие стороны художественной жизни Хакасии.

Бытовые предметы, которые относятся к произведениям народного искусства, широко использовались хакасами в хозяйстве и специально для хранения не собирались. До наших дней дошли в основном предметы, относящиеся к XIX веку. Экспонатов XVIII века в коллекциях музеев Москвы, Санкт-Петербурга, Красноярска, Абакана, Минусинска и других городов крайне мало. В этих условиях даже самые незначительные факты, дающие хотя бы общее представление об этих предметах, важны и имеют большое значение.

Материал для изготовления одежды

Во II пол. XIX - в нач. XX века хакасы шили одежду преимущественно из покупных холстов и сукон, готовых фабричных тканей - ситца, сатина, плиса, кашемира, шелка и др. Для пошива верхней зимней одежды применяли овчины, для изготовления обуви - кожу, шерсть. Определенное значение имели меха пушных зверей (белок, лисиц, куниц, бобра и др.). Ими отделывали головные уборы, шубы, и иногда - и части верхней одежды.

Верхнюю зимнюю одежду, полушубки, шубы, тулупы, а также рукавицы, шапки в сер. XX века шили преимущественно из овчин. Выделкой овчин занимались в очень многих аалах непосредственно для своих нужд, кроме того были специальные овчинники, поставлявшие свою продукцию на продажу. Обработкой овчины занимались в основном женщины. Вымытую и высушенную овчину натирали сывороткой, намазывали ровным слоем закваски и оставляли в свернутом виде на 1-2 дня. Жир и мездру снимали ножом или старой косой. Разминали специальным деревянным инструментом с зазубринами «из1рек» и крюком, снабженным обломком косы.

Выделка кожи отличалась своей простотой. Выделывали кожу из конской шкуры и шкуры крупного рогатого скота на специальной кожемялке «талгы». Прежде чем обрабатывать, шкуру вымачивали в воде, соскабливали ножом шерсть, затем помещали в навар от костей. После всего этого шкуру обрабатывали на кожемялке. В процессе обработки кожу смазывали конским салом для эластичности и углем, сажей от котлов для окраски. Выделанная таким образом кожа была непромокаемой и мягкой.

Существовал еще один способ выделки кожи. Перед выделкой шкуру тщательно обрабатывали. Вымачивали в больших кадках в жидком отходе «поча» от перегонки

самогона, отделяли шерсть, затем помещали в специальный раствор краситель, приготовленный из лиственничной коры. Для такого раствора собирали толстую кору, толкли на мелкие кусочки и разваривали в кипяченой воде. Получался раствор темно-красного или коричневого цвета. В красителе кожу выдерживали несколько дней, затем сушили, смазывали конским салом. После такой обработки кожу мяли на кожемялке. Начиная со II половины XIX века многие хакасы кожу сами не выделывали, предпочитая отдавать ее русским кожевникам, которые выделывали кожу лучше.

Из овечьей шерсти хакасы валяли войлок «киис». Обработка шерсти производилась вручную. Взбивали двумя толстыми прутьями «сабас» длиной 120-150 см. Взбитую шерсть раскладывали ровным слоем на холст, смачивали водой, а иногда для лучшей вязкости спрыскивали сывороткой, затем вместе с холстом наматывали на специальный деревянный вал «дзен». Холст снаружи обшивали, начинали валять, время от времени смачивая водой. Валяли до тех пор, пока не получался войлок. Сочетанием черной и белой шерсти на войлоках иногда получали узоры. Войлок шел на покрытие зимних юрт, на потник, из войлока шили охотничью одежду, изготовляли матрацы «киис».

Хакасские женщины изготовляли нитки «ч/л» из конопли «юнд1р», льна и конского или скотского сухожилия. Сухожилие для этого высушивали, затем разбивали колотушкой или молотком. Мягкое сухожилие можно было теребить на отдельные нити - волокна различной толщины, из которых в свою очередь сучили нитки. Сучили нитки на голых коленях ладонью. Нитками собственного производства шили все виды одежды и обуви.

Мужская одежда

Мужская одежда в середине II пол. XIX века и I пол. XX века у основной массы хакасов была очень простой. По описанию А.А. Кузнецовой и П.Е. Кулакова, «национальная одежда инородцев состоит из рубахи своеобразного покроя и штанов». Так примерно одевались все этнические группы хакасов - качинцы, сагайцы, кызыльцы, койбалы и бельтиры.

Рубаха

Мужская рубаха «когенек» имела свободный, длинный в подоле покрой. Это достигалось за счет вставленных по бокам клиньев. Сзади рубаха была длиннее, чем спереди, на груди и на спинке у воротника она собиралась в мелкие сборки. Воротник был широким и отложным с острыми углами. Наплечник с подкладкой имел прямоугольную форму. Рукава тоже делались свободными и широкими, но с узкими обшлагами «мор-кам». В подмышках к рубахе с помощью квадратных или ромбовидных кусков материи пришивались ластовицы «холтых», которые доходили почти до пояса. Разрез рубахи впереди застегивался на одну пуговицу. Сборки у наплечника пришивались цветными нитками. Наплечники, воротник и обшлага обычно делались из того же материала, что и сама рубаха. Но нередко встречались рубахи, у которых наплечник, воротник и обшлага делались из ткани другого цвета. Подол изнутри подшивался широкой полосой из той же ткани или другого материала. Рубаху носили навыпуск. Шили из ткани фабричного производства - ситца, сатина, бязи или другой материи с пестрым рисунком или полосками. Богатые хакасы праздничные рубахи шили из шерстяных или шелковых тканей. Хакасская рубаха была удобна для верховой езды.

Верхняя одежда

Зимней одеждой хакасов была шуба из осенней овчины «теер тон». Осенняя овчина была прочной, и шерсть ее лежала ровно. Шубу шили из хорошо выделанной белой дубленной (черненой) крытой тканью овчины. Более распространенной была нагольная шуба «ах тон». Крытая шуба «чапхан тон» и дубленая шуба «харалтхан тон» являлись достоянием богатой семьи. На изготовление одной мужской шубы шло от 6 до 12 штук овчин. Покрой ее был своеобразным.

Мужская нагольная шуба кроилась в талию с отрезной спинкой, с узкими к верху и расширяющимися к низу клиньями. При этом образовывались продольные глубокие складки, делающие подол широким. Количество клиньев могло быть от 3 до 7. От этого зависела ширина подола. Длина шубы сзади доходила до пят. А спереди делалась чуть короче. Рукава кроились с глубокой проймой и заканчивались узким выступом, прикрывающим кисти рук. Такие рукава не стесняли движение рук и тела. Воротник делался круглым из овчины. Левая пола и подол обшивались узкой полоской меха «хума». Обшлага обшивались более широкой полосой меха «хума». На такие опушки использовались овчина, мерлушка, телячьи и жеребячьи шкуры. Чтобы шуба выглядела нарядной, рядом с опушкой полы и подола нашивалась тонкая полоса ткани, чаще всего - черный сатин или бархат. Эта матерчатая полоса называлась«хачы». Отсюда такую шубу иногда называли не просто «ах тон», а «хумалыг или хачылыг тон». Мужская шуба застегивалась на одну пуговицу, запахивалась слева направо и подпоясывалась кушаком. Шуба в талию с глубокими проймами и с широким подолом считалась удобной для верховой езды зимой. Она свободно ложилась вокруг седока и почти полностью прикрывала его ноги от холода.

Богатые хакасы в праздничные дни надевали овчинную шубу, покрытую тканью - черным плисом, бархатом, черным тонким сукном или другими материалами. Покрой шубы был свободный, прямой и длинный. Воротник и обшлага состояли из одинакового меха овчины, мерлушки или выдры. Подол и полы тоже обшивались выдровым мехом. Часто края выдрового воротника, обшлагов, обшивки подола и полы отделывались вышитыми мерлушковыми оторочками «чылбык». Иногда у такой шубы на спинке средний шов и швы проймы расшивались шелковыми нитками в виде украшения. На рукавах выше отворота вышивались узоры. Такая шуба, сшитая мастерицами, выглядела нарядной.

Кроме того хакасы заимствовали от русских крестьян ношение узкой нагольной шубы с прямым покроем и небольшой длины. Рукава ее не имели глубокой проймы. Воротник делался круглым или прямоугольным и отложным, иногда шалью. Обшлага, подол и полы мехом в традиционных хакасских шубах не обшивались. Запахивалась шуба как обычно, слева направо, левой полой на правую. Застегивалась на одну или несколько пуговиц. Шуба подпоясывалась кушаком. Такую шубу хакасы сами назвали «хазах тон», что значит русская шуба.

Летний плащ «сабыр» носили жители таежных районов во время промысла за кедровым орехом. В нем было удобно подниматься на кедр. Он изготавливался из крапивного или конопляного холста на специальном ткацком станке. Шился прямым, со швом на плечах и по бокам и без подкладки, с одной деревянной пуговицей, которая застегивалась у ворота. Воротник был шалевым и сверху покрывался черной тканью.

Зимние рукавицы «мелей» хакасы шили из овчины, шерстью внутрь. Зимние рукавицы для постоянного ношения шили из белой или черненой овчины, без особой отделки. Но такие же рукавицы для красоты обшивали узкой полосой меха «хума» и отделывали узкими полосками цветной ткани «хачы». Тыльная сторона их украшалась растительным орнаментом, вышитым из шелка. Часто праздничные рукавицы покрывались тканью черного цвета - сукном, бархатом или габардином.

Обувь «од'1к», «маймах» хакасы носили кожаную и меховую. Кожаную обувь шили из сыромятной кожи «сазан» и хорошо выделанной кожи «тууп» домашнего производства. Кожу делали в основном из шкуры домашних животных - коня и коровы. При возможности ее могли делать из шкуры диких животных - марала, оленя и лося. Кожаная обувь считалась летней обувью. Шили ее с одинарной подошвой «ултун» без каблуков, с тупым носком и высоким голенищем «турай», которые ниже колен стягивались ремешками «поос». Чтобы обувь не стаптывалась, ее задник «эчек» делался двойным, шов был внутренним. Обувь, сшитая из сыромятной кожи, называлась «сазан маймах»,а из хорошо выделанной кожи «хара одк». Для прочности и непроницаемости «хара одк» пропитывали черной краской, получаемой от варки железных обломков. Иногда передняя часть кожаной обуви для красоты вышивалась цветным узором. Обувь шили сухожильной ниткой.

Меховую обувь носили зимой. Мужскую обувь чаще всего шили из камуса (нижней части ноги) коня или косули (дикой козы) шерстью наружу. По покрою обувь напоминала кожаную обувь. Передняя часть делалась по- ' лукруглой с тупым носком, подошва была без каблуков. Для твердости задник изнутри подшивался кожей. Голенище имело кожаную или холщовую надставку для подвязки ремешком. Такая обувь от названия лапы животных называлась -«пысхах одк» или «пысхах маймах». Обувь была мягкая и теплая, легкая и удобная при ходьбе. Кроме того, мужчины носили меховую обувь, сшитую из шкуры косули, шерстью внутрь. Иногда для прочности подошву дополнительно снаружи подшивали конской или козлиной лапой шерстью снаружи, а задник -кожей.

Женская одежда

Женская одежда имела свои характерные особенности и была разнообразней и богаче, чем мужская одежда.

Покрой женской рубахи-платья «когенек» имел некоторое сходство с мужской рубахой, но оно резко отличалось своей отделкой. Женское платье шили длинным, с широким подолом. Длина подола сзади доходила до пола, а перед делался короче. На груди и на спинке у воротника платье собиралось в мелкие сборки. Воротник делался отложным с острыми или круглыми концами. Платье застегивалось на одну пуговицу. Наплечники, обшлага, углы воротника, ластовицы, иногда и обшивка подола делалась из материи другого цвета. Сборка наплечника прошивалась полосками, зигзагообразными линиями, геометрическими фигурами или узорами растительного орнамента. С правого бока под рукавом находился карман. Платье для постоянной носки шили из ситца, бумазеи, сатина и другой хлопчатобумажной ткани. Праздничные платья шили из шерстяных или шелко-

вых материй из яркой или пестрой материи. На наплечники, обшлага и угол воротника использовали парчу или шелк, они вышивались цветными, симметрично расположенными узорами. Праздничное платье застегивалось на одну перламутровую пуговицу. Часто, как семейная реликвия, оно передавалось по наследству от матери к дочери. Женское платье этнических групп хакасов качинцев и сагайцев имело некоторое отличие: качинское платье шилось более широким, чем сагай-ское, передний подол был намного короче, заднего, и узоры на наплечниках и обшлагах вышивались широкой полосой.

Верхняя одежда

Зимой женщины носили шубы «тон», покроем напоминавшие мужские шубы в талию. Шуба была свободная и длинная, с широким подолом. Спинка делалась отрезной и сшивалась из клиньев «саабыг», образующих продольные складки. За счет этого подол становился широким. Женскую шубу шили из овчины и мерлушки. Овчинная шуба могла быть нагольной «ах тон» и черной, крашеной «харалтхан тон». Мех, мерлушка, был тонкий и легкий, поэтому шубу покрывали сверху материей «хып чапхан тон». Подол, полы и рукава женской шубы обшивались для украшения полосками меха, которые назывались «хума» и материей «хачы». На отделку женской шубы «хума» шли лапки пушистых зверей - белки, соболя, шкурки домашних животных - овец, ягнят, телят и жеребят. На «хачы» использовали бархат - плис, атлас, парчу, шелк, сатин, ситец и другие хлопчатобумажные ткани яркого цвета.

Воротник шубы делался круглый, из меха овчины или мерлушки, с матерчатой подшивкой. Левая пола запахивалась на правую сторону, шуба застегивалась на две пуговицы. Верхняя пуговица пришивалась под воротником, нижняя на уровне пояса. Пуговицы пришивались на левой поле, а петли «таспа» - на нижней, правой. Обыденная или повседневная шуба часто не имела «хачы», однако праздничная нагольная шуба отделывалась лучше. На «хума», «хачы» и обшлага использовалась такая материя, как атлас и плис, а также меха. Спинка такой шубы украшалась симметрично расположенной вышивкой шелком. Узоры так называемым «пратом» и «тарт-ханом» с висящими кистями делали женскую шубу нарядной.

Особое внимание привлекает крытая праздничная шуба. В основном ее имели женщины из богатых семей. Шуба отличалась богатой отделкой. Мех покрывался чаще всего черным бархатом или плисом. Опушка полы и подола делалась из лапок белки «тиин хума» и соболя «харсаххума». «Хума» по подолу шубы делалась в два ряда. Края «хума», подола и полы оторачивались узкой полосой мерлушки, что называлась «чылбых». На воротник и обшлага шли шкурки выдры, соболя и мерлушки. Воротник и обшлага из выдры и белки сюда не годились. Воротник и обшлага из выдры или соболя так же, как «хума» и пола, оторачивались узкой полосой мерлушки. На воротник и обшлага, на обшивку подола использовали также шкурки лося и оленя, благодаря их ровной и гладкой шерсти. «Хачы», пришиваемая широкой полосой рядом с «хума», а также полы и обшлага состояли из цветного шелка и парчи. На рукавах«хачы» доходила от обшлага до локтя. Иногда этот участок рукава вместо «хачы» заполнялся вышивкой с растительным узором. Спинка шубы украшалась вышивкой. Швы спинки, проймы и отрезной линии вышивались узкой полосой. Поверхность от уровня плеч до пояса заполнялась симметрично расположенными узорами. У некоторых шуб на отрезной линии пояса вышивались три, пять «пратов» с висячими кистями от прошитой вздержки«тартханов». Такая шуба высоко ценилась. Ее носили в особо торжественных случаях. Она долго хранилась, передавалась по наследству по женской линии.

Своеобразной была старинная свадебная шуба «идект/r тон». Она была своеобразной обрядовой одеждой. Ее могли носить на свадьбе только замужние женщины-свахи и невеста. Шилась такая шуба из белой или черненой овчины, мерлушки, покрытой узорчатой тканью. На покрытие ее, в зависимости от возможности, использовали сукно, бархат, атлас, шелк и парчу. Покрой был с прямой спинкой и с глубокими проймами рукавов. Край рукавов делался обычно полукруглым, прикрывающим кисти рук. Длина шубы была почти до пола. На уровне колен шуба собиралась в сборки при помощи сухожильных и шелковых ниток, как бы образуя волан. Иногда эта сборка делалась с боков и сзади. Сборка ограничивала свободное движение женщины. Левая пола с четырехугольным ступенчатым выступом глубоко запахивалась на правую сторону, шуба застегивалась на две пуговицы. Воротник делали стоячий или отложной из мерлушки или выдры. Край рукава опушался шкурками мерлушки или выдры. На опушку подола и полы чаще всего использовали шкурки с лап соболя и белки, на сбор которых тратили многие годы. Кроме того, нередко у такой шубы на подол, полы и обшлага рядом с «хума» нашивались широкой полосой ткани яркого цвета. Кромки воротника, обшлага, подола и полы,

сшитые из выдры или соболя, для красоты оторачивались узкой полосой мерлушки. Если же они сделаны из мерлушки, то оторочки могли быть сделаны из меха другого цвета. Для украшения на четырехугольный выступ на верхней поле, на рукава внизу у опушки и посередине выше локтя нашивались полосы черного плиса, вышитые разноцветным шелком в три ряда. Вышивки эти делались плотным швом, называемым «чеек сал-ган». К бокам шубы под рукавом пришивались петли для подвешивания кисетов и платков.

К свадебной одежде относился безрукавка «сиге-дек», шили ее из атласа, шелка, парчи, на подкладке. Вырезы рукавов оставлялись очень глубокими. Спинка сужалась в талии. Подол сзади разреза не имел. Полы были одинаковой ширины, соприкасались краями, но не запахивались. Вырезы рукавов, ворот и верх запаха обшивались черным плисом, вышитым разноцветными шелковыми шнурками в три ряда «чеек салган». Длина «сигедек» была на уровне коленей, делалась короче шубы. Подол его иногда обшивался бахромой. «Сигедек» надевался поверх свадебной шубы. Его носили только замужние женщины.

Весной и летом женщины носили суконное пальто «сикпен». Оно шилось из черного сукна или бархата «плис» свободного покроя, но нередко в талию, с широким шалевым воротником и на подкладке. Концы рукавов делались прямой или полукруглой формы, прикрывающей кисти рук. Подол и пола прошивались широкими параллельными полосками. «Сикпен» запахивался левой полой на правую, застегивался на две пуговицы. Праздничный «сикпен»отличался от обычного обилием украшений. В таком «сикпене» воротник делался преимущественно из материала другого цвета - бордового, синего, зеленого и красного. Делался он также из парчи и шелка. На одноцветные воротники в зависимости от состоятельности и вкуса владелицы, нашивались симметрично располагаясь, различной величины перламутровые пуговицы с мелкими кораллами. Спереди на левую верхнюю полу около застежки для украшения пришивались в 2-3 ряда крупные перламутровые пуговицы. Обшлага «сикпена» вышивались растительным орнаментом.

На спинке «сикпена» средний вертикальный шов и швы проймы вышивались сплошной вышивкой. Отрезной (поперечный) шов вышивался обычно тремя, пятью «пратами», и другими узорами растительного орнамента. «Прат»представлял собой вышитую геометричную фигуру, состоящую из одной нижней прямой линии, ограниченной двумя полувертикальными линиями, которые в своем продол>^рнии образовывали три острых угла (зубчатые узоры) над нижней линией. Внутренняя поверхность четырех замкнутых линий, образующих фигуру «прат», заполнялась гладью сплошной вышивкой или цветной аппликацией из шелка или парчи, а также из ткани другого материала. Как продолжение нижней линии «прата» вниз по параллели делается сборка «тарт-хан» разноцветными шелковыми нитками, на концах, которой образуются кисти. Швы между названными фигурами также заполняются вышивками. Кроме того, над фигурами «прат», на плечах и на обшлагах вышиваются симметрично расположенные растительные узоры.

Женские головные уборы имели свои особенности. Летом женщины носили платок «плат». Повседневная зимняя шапка была круглая, с двойным мехом. С широким околышем и плоской или полувыпуклой тульей, подбитой мерлушкой, она имела сходство с муж-" ской шапкой. Шили шапку из овчины, шкурки лисицы, выдры и соболя с меховой подкладкой. Была в моде меховая шапка с широким околышем с высокой тульей из плиса или сукна с расшитыми узорами, спускающейся на плечи. Она считалась старинной, называлась «позк тигейлиг nopiK» (шапка с высокой тульей). По своей форме она напоминала «ах nopiK». Широко была распространена круглая шапка с выпуклой плисовой тульей из четырех- или треугольных кусков. Околыш делали из мерлушки, а подкладку из овчины. Не менее распространенной была меховая выпуклая шапка с ушами, с полукруглым вырезом для лица и шеи, но без козырька и назатыльника. Пожилые женщины носили круглые шапки, покрытые плисом или сукном, с узким околышем. Шапки из выдры и соболя считались праздничными. Кроме того, у хакасских женщин были свадебные лисьи шапки «тулгу nopiK». «Тулгу nopiK» шилась из меха желтой или чернобурой лисицы, с широкими приподнятыми полями (околыш). Шапка подбивалась мерлушкой. Поля вместе с тульей, имеющей выпуклую форму, покрывались дорогой тканью - шелком или парчой. Эту шапку носили замужние женщины, главные женские участники свадебной церемонии - свахи и невеста.

Зимние рукавицы «мелей» женщины шили из овчины, шерстью внутрь. Зимние рукавицы для постоянного ношения шили из белой или черненой овчины, без особой отделки. Такие же рукавицы, но для красоты обшивали узкой полосой меха «хума» и отделывали узкими полосками «хачы» яркой цветной тканью. Тыльная сторона рукавиц украшалась вышивкой растительного ор-

намента. Часто праздничные рукавицы покрывали тканью черного цвета - сукном, бархатом или габардином. На черном цвете вышитый узор и отделка из цветной материи хорошо выделялись.

Женская обувь не особо отличалась от мужской. Однако праздничная обувь заметно выделялась своими украшениями. Кожаная обувь без каблуков имела одинарную подошву. Старинная обувь с острым носком и толстой подошвой без каблуков к нач. XX века почти вышла из употребления. Ее заменили самодельные сапоги с высокой подошвой, острым носком и каблуком. Подошва и каблук подбивались деревянными гвоздиками, изготовленными из сухой березы. Носили также сапоги фабричного производства.

Женскую зимнюю обувь шили из выделанной овчины или шкуры домашней козы, шерстью внутрь. Перед, задник, подошва и каблук делались из кожи. Эту обувь дубили и окрашивали в черный цвет. Встречалась обувь из шкурки дикой козы - шерстью внутрь, с кожаной и матерчатой отделкой. Мягкую меховую обувь вышивали разноцветными шелковыми нитками. Обувь надевали с тряпичной портянкой или шерстяными чулками. Праздничная женская обувь украшалась различными узорами и орнаментом. Перед кожаной обуви на высоких каблуках часто сшивали из двух половинок. Средний шов переходил в голенище. И этот шов для красоты вышивался мишурой или бисеринками, нанизанными на нитки из сухожилия. Перед и швы головки меховой обуви вышивали узором из разноцветных шелковых ниток. Край голенища обшивался цветной тканью. Обувь шили женщины. Выкройка «улгу» делалась из бересты. Обувь с каблуками натягивали на деревянные колодки «кип». Колодка состояла из двух частей - основы и клина. Шили обувь сухожильными нитками. Подбивать сапоги деревянными гвоздиками научились у русских сапожников.

Женская прическа сохраняла свою самобытность. Замужние женщины волосы заплетали в две косы «тулуц». Девушки, занятые в хозяйственной работе, волосы зачесывали на затылок и заплетали в одну косу «кичеге». Но постоянной прической девушек считались косички «сурмес». Их количество зависело от густоты волос. Косички носили с 10-12 лет - до замужества. В праздничные дни косички украшались накосными украшениями «нинч1». «Нинч'1»делалось из небольшого квадратного куска кожи или картона, обшитого черным плисом и расшитого перламутровыми пуговицами разных размеров, кораллами и бисером с кистями. Кисти были из бисера или из шелковых ниток. На задней стороне этого украшения,пришивались две или три пряди конских волос, которые вплетались в косы. Широкое распространение имели «нинчЫ, сделанные из бисера, перламутровых пуговиц, кораллов и мелких серебряных монет. Они имели различную форму и подвешивались к косам.

Украшения

Принадлежностью свадебного наряда являлось также и «пою», представляющее собой нагрудное украшение замужней женщины. «Пою» имело полукруглую или полуовальную форму, было вырезано из кожи и обшито черным плисом или другим темным и плотным материалом. Лицевая поверхность его сплошь унизывалась в виде симметричного узора крупными и мелкими перламутровыми пуговицами, небольшими кораллами, раковинами, бисером, разноцветными бусами, камнями и шаровидными пуговицами. Кромки «пою» окаймлялись мелкими перламутровыми пуговицами, украшались бахромой из бисера или монетами. «Пою» надевали только на свадьбе. Его могли надевать свахи и невеста. Это украшение передавалось по наследству по женской линии.

И. Караганов писал: «Перстни и кольца составляют необходимое украшение мужчин и женщин; перстни любят большие, серебряные, медные, тумпаковые; на кисти рук девушки и женщины надевают вышитые по коже бисером и стеклярусом браслеты; женщины различаются от девиц числом заплетенных кос; у женщин их две, а у девушек от 6 до 20 мелких; в косы вплетаются ленты и шнурки; на шнурках пришиваются моржаны или простые стекляныебусы, бисери, смотря по состоянию, монеты серебряные, крупные внизу, а мелкие сверху кос. В ушах серьги, из обыкновенной тонкой проволоки красной меди с набранными на нитки внизу колец большими и маленькими моржанами и серебряными гривенниками; у бедных вместо моржанов поддельные круглые, на манер моржанов, красные костяные или стекляные шарики, часто заменяемые обыкновенными бусами и крупным бисером»28.

Женскими украшениями были серьги «ызырга», браслеты «пшектос», кольца «пурба», бусы «мончых» и перстень «чустук». Украшения были покупными или самодельными. Серьги были двух размеров: большие и маленькие. Большие подвески делались из медной или бронзовой проволоки, согнутой в кольцо диаметром 5-6 сантиметров. На другой конец проволоки нанизывались вперемешку три крупных и три мелких коралла «сур».

Крупных кораллов могло быть три, а мелких больше. На конец проволоки подвешивались большая серебряная монета и кисти из цветных шелковых ниток или из мелкого бисера. Встречались серьги, подвешенные серебряным полтинником. Крупные кораллы для красоты были охвачены медными и бронзовыми пластинами с зазубринами. Большие серьги из-за тяжести на мочки ушей не надевали, а подвешивали за косы или за косички, которые специально плелись для этой цели. Часто можно было видеть серьги, подвешенные незаметными тесемками через голову. В праздничные дни, (чаще всего на свадьбе), богатые женщины надевали даже по две пары подвесок. На груди серьги соединялись между собой цепочкой. Очень ценились серьги с кораллами. Они долго хранились и передавались по наследству по женской линии. Маленькие серьги делались также из тонкой медной проволоки. На проволоку, идущую от кольца с крючком, нанизывались мелкие бусинки и бисеринки. Внизу подвешивалась мелкая серебряная монета с шелковой кистью. У верхней бисеринки к кольцу вдевалась пушинка «кбтек». Такие серьги, пронизывавшие мочки ушей, удовлетворяли эстетические вкусы молодых женщин. Часто можно было видеть серьги, состоявшие из двух или трех мелких бисерных кистей с монетами. Молодые женщины также носили луновидной формы серьги фабричного производства.

Техника хакасской вышивки

Время возникновения вышивки теряется в глубинах столетий. Хакасская техника исполнения вышивки - ее твердые каноны рисунка, устойчивые приемы композиции свидетельствуют о зрелости художественных воззрений и технических навыков, о ее длительном развитии. Узорным шитьем хакасские мастерицы украшали предметы одежды, убранство коня, а также изделия для декоративного оформления юрты. Вышивалась почти вся одежда, но особое внимание уделялось праздничному наряду женщины. К традиционным предметам вышивки относились шубы, платья, безрукавки «сигедек», головные уборы, «сикпены», обувь. Из мужской одежды расшивались рубахи и карманы штанов. Вышитыми узорами украшались кисеты, кошельки и различные предметы. Как видим, круг вышиваемых изделий был широк и тесно связан с жизнью и особенностями быта хакасов.

Узоры вышивок, как правило, выполнялись по предварительно нанесенному на ткань рисунку. Сначала из бумаги или бересты вырезался образец узора, с которого рисунок тем или иным способом переносился на вышиваемую поверхность. Затем внутреннее поле заполнялось вышивкой. *

Для хакасской вышивки характерны свободные швы. К свободным швам относятся тамбур «соз/рткен», косая сетка «орбе» и «туюх брбе», петельный «чорбеен», стебельчатый шов и несчетная двустороняя гладь «толды-рып»,гладь по настилу «орап». Стежки свободных швов делаются разной длины и имеют различное направление, что позволяет вышивать узоры с плавно изогнутыми линиями. Свободным швом выполняются главным образом растительные мотивы.

Первым исследователем хакасского орнамента стал А.В. Адрианов. Им был сделан доклад «Об орнаменте у сибирских инородцев» на Всероссийском съезде художников в Санкт-Петербурге в 1912 году, который вызвал большой интерес у делегатов. И собрание согласилось с мнением Адрианова, что для сохранения исчезающего орнамента сибирских инородцев (хакасов) необходимо его изучение этнографами и историками искусства. А.В. Адрианов писал:«При самом поверхностном наблюдении над жизнью минусинских и ачинских инородцев бросается в глаза повсеместное распространение вышивок на костюме. Ни у каких других народностей, с которыми мне приходилось иметь дело, каковы калмыки на Алтае, черневые татары в Кузнецком уезде, киргизы в Семипалатинской области, буряты в Иркутской губернии, остяки и самоеды на севере Томской губернии, наконец, сойоты по верхнему Енисею и монголы в Монголии, я нигде не видел такой любви к украшениям своей одежды, как у инородцев Ачинского и Минусинского уездов»29.

Орнамент вышивки.

Одной из характерных черт хакасской народной вышивки являлось то, что для украшения разного типа и назначения одежды и предметов быта применялись разные мотивы узора.

Орнамент хакасов формировался на основе жизненных, бытовых представлений древних скотоводческих и земледельческих племен - афанасьевцев, андронов-цев, карасукцев, тагарцев, енисейских кыргызов, живших в Хакасско-Минусинской котловине. В своих главных чертах он отражал их художественное мышление и мировоззрение.

Практически все орнаментальные узоры «читались» в свое время совершенно определенным образом. Сейчас смысловое значение многих орнаментальных мотивов утрачено. Раскрыть его - задача будущих исследователей.

В разные годы были попытки классифицировать хакасский орнамент. Этнограф С.В. Иванов в книге «Историко-этнографический атлас Сибири» (1961) под редакцией М.Г. Левина и Л.П. Потапова выделяет в хакасском орнаменте прямолинейный и криволинейный. Первый, по его мнению, встречается на предметах из дерева и состоит из сравнительно мелких, строго геометрических узоров - полос, квадратов, перекрещенных квадратов, простых или заштрихованных треугольников, зигзага, вписанных шевронов или простых или пересеченных прямыми или наклонными линиями полос. Второй (более крупный по размерам) орнамент включает в себя различные мотивы, близкие к растительным и рогообразным. Этот орнамент различен по композиции и представлен крестами или крестообразными розетками, строго симметричной пальметкой или растительным побегом. Некоторые мотивы этого орнамента перерастают в явно цветочные формы, а завитки переходят в листья. Иванов отмечает, что в отдельных случаях чувствуется влияние русского геометрического или цветочного орнамента. Криволинейный орнамент характерен у хакасов для вышивки и изделий из войлока.

В 1979 году известный хакасский археолог Я.И. Сун-чугашев в монографии «Древняя металлургия Хакасии. Эпоха железа» выделяет растительный, зооморфный, геометрический и солярный орнаменты. Он отмечает, что касаясь истоков современного хакасского прикладного искусства, то они еще не стали предметом специального исследования. Особое значение он уделяет солярному орнаменту: «Особое место в орнаментике, выполненном древними ювелирами, занимает солнце. Оно изображалось как на сбруйных, так и на поясных бляхах. Рисунок солнца, которое глубоко почитали древние хакасы, выписывался даже в очень мелких масштабах, но с хорошо видимыми лучами в небольшие прямоугольные бляхи. Возможно, некоторые мотивы орнамента изображали и не менее почитаемую тогда луну. Бытование культа Солнца и Луны в верованиях древних хакасов подтверждается и памятниками енисейской письменности. Глубокое почитание Солнца и Луны древними зафиксировано также в хакасских богатырских сказаниях, создание которых восходит к периоду существования древнехакасского государства»30.

В 1990 году хакасским археологом Л.Р. Кызласовым совместно с Г.Г. Король была издана книга «Декоративное искусство средневековых хакасов как исторический источник». В ней авторы выделяют архаический, древний, раннесредневековый и средневековый комплексы орнаментов. В главе «Этнографические параллели древнехакасского орнамента» авторы подробно рассматривают влияние данных комплексов на современное хакасское искусство - резьбу по дереву, инкрустацию оловом по дереву, гравировку на металле, народную вышивку. Авторы отмечают, что «сравнение древнехакасской средневековой орнаментации и современных народных хакасских узоров, четко выявляемая преемственность различных этапов в истории их развития позволяют говорить о непрерывности развития народной культуры и прикладного искусства в Хакасско-Минусинской котловине от древности до времени сложения современного хакасского народа»31.

Искусствоведом И.К. Кидиековой в книге «Орнамент хакасов» (1997) выделены две группы орнамента: геометрический и растительный.

Основные узоры хакасского орнамента можно раз-" делить на четыре группы: космогонические, зооморфные, растительные и геометрические. Мотивы хакасского орнамента были чрезвычайно многочисленны и сохраняли черты разных эпох и стилей не только по форме,но и по технике исполнения.

К древнейшим орнаментам относятся космогонические. В древности человек всецело зависел от сил природы и прежде всего от Солнца «Кун». Солнце - источник жизни и плодородия. Вот почему объектом наиболее раннего почитания и обожествления было Солнце. Хакасы также почитали и Луну «Ай». Одним из наиболее ранних изображений Солнца является окуневская плита из аала Онхаков, хранящаяся в Хакасском национальном краеведческом музее.

Предметы искусства с солярными знаками встречаются также в Хакасии на окуневских каменных изваяниях, которые в древности были тотемами и оберегами. В первую очередь следует назвать солярный круг. Ему поклонялись древние хакасы. Этот узор встречается на окуневских каменных изваяниях, на женском нагрудном украшении «пого», резьбе по дереву, женских серебряных кольцах, курительных трубках и т.д.

Значительный интерес вызывает орнамент «прата» и «тартхана» на женских шубах и «сикпенах». Он был связан с почитанием у хакасов древнетюркской богини Умай - покровительницей воинов и детей. Образ богини Умай занимал важное место в религиозном сознании древних тюрков и хакасов. В древней иконографии Умай изображалась в трехрогой (трехлучевой) шапке-короне, она символизировала признак святости, тиару божества. Ее изображение встречается на Кудыргинском валуне (Горный Алтай), у древних кипчаков (Казахстан), на Сулекской писанице (Хакасия), каменных изваяниях Семиречья (Киргизия), золотых сережках, обнаруженных в древнетюркском кургане №7 могильника Койбалы на реке Абакан (Хакасия). Одним из главных признаков богини Умай было наличие крыльев.

Известный хакасский исследователь М.И. Борогоя-ков писал: «Древнейший образ водоплавающей птицы (утка, лебедь и др.) продолжали бытовать. Впоследствии он распространился и на других (не являющихся водоплавающими) птиц (орла и др.). В тюркоязычном мире он продолжал бытовать в образе хума/хумай/ хубай/кубай/куба/куман/коман/хуу/куу со значением «мифическая или сказочная птица, а также «лебедь», «лебедь-девица». С другой стороны, в последующем развитии этот образ превратился в Умай (Ымай, Май-Ине) «Мать Умай», т.е. с утраченным начальным согласным, в последнем варианте выпал и начальный гласный, продолжал бытовать со значением: сказочная птица (которая якобы гнездится в воздухе), мифическое женское существо, охраняющее младенцев, к нему обращаются за помощью иногда женщины и мужчины. Тюрки Саяно-Алтая представляли Мать Умай в образе красивой женщины, спускающейся якобы с неба. Хотя ее птичьи черты стерлись, но ясно, что она должна иметь крылья, чтобы обитать в небесах»32.

Со временем триара богини Умай находит отражение в хакасском орнаменте «прат» в форме трехрогой короны, которой украшались женские шубы и «сикпены». Орнамент «прат» символизировал саму богиню Умай. Выполнялся орнамент в технике аппликации. Первоначально шелковый квадрат ткани натягивался на картон и пришивался по низу спинки. Всего на шубе или сикпене делалось в одном ряду от трех до пяти «пратов». Затем каждый «прат» обшивался тамбурным швом и вышивкой «орбе», потом еще раз тамбурным швом. Под каждым «пратом» с левой и правой сторон пришивались «тарт-ханы», которые, возможно, символизировали птичьи лапы богини Умай.

Зооморфные мотивы отражали мир древних скотоводов и земледельцев, было связаны с древней мифологией и первобытным искусством. С определенностью можно сказать о происхождении и значении зооморфных мотивов. В основе их - стилизация образов древних «окуневского стиля» и «звериного стиля», связанного в Хакасии с окуневским искусством II тыс. и тагарским искусством VII—I веков до н. э.

В фондах Хакасского национального краеведческого музея хранится врликолепный образец древней пластики - каменное изваяние, называемое «Бид-жийский баран». Данное изваяние датируется оку-невской культурой и свидетельствует о культе барана среди племен, живших в это время. Бесспорно, истоки становления основного хакасского орнамента рога «муус», относится к эпохе окуневской культуры. Позднее зооморфный мотив рога «муус»нашел развитие в тагарском искусстве.

В художественном творчестве тагарцев нашли образы зверей и птиц - горного барана, горного козла, лошади, волка, орла и т.д., затем видно воспроизведение отдельных частей их фигур - головы, рогов, копыт и т.д. Так возникли орнаментальные мотивы: «бараний рог», «олений рог», «голова лошади», «копыто животных», «крыло птицы» и «лапа птицы» которые возможно являлись основными в орнаменте хакасов.

По мнению ученых, «баран» и «козел» в солярнокосмической мифологии одинаково связаны с солнцем. Исследователь тагарского искусства М.П. Завиту-хина писала: «Гэрный козел - один из ведущих мотивов в искусстве племен Среднего Енисея, который существовал во все периоды татарской культуры. Фигурами горного козла украшали основные категории предметов материальной культуры. Татарские мастера изображали горного козла не только в мелкой пластике, но и выбивали рисунки на приенисейских скалах и на камнях могильных оград. Все это позволяет считать горного козла главной темой в искусстве татарских племен»33.

Зооморфные мотивы в хакасской одежде встречаются на рукавицах, подушках, вышивках, платьях.

Растительные мотивы преобладают в вышивках по ткани и меху. К растительным узорам хакасского орнамента относятся узоры: мирового дерева, полевые и таежные цветы, вьющиеся стебли. В хакасской вышивке не бывало целого, завершенного изображения растения, его природная форма дается довольно схематично (цветок с листьями или вьющиеся стебли). Название цветок «чахаях» иногда распространяется и на орнаментальное изображение ветки. Встречались различные варианты цветочных орнаментов: жарки «кун чахайагы», марьин корень или пион «сицне», стародуб «ат оды», «аба чахайагы», пижма «марха от», белоголовник «ах пастыг от», клевер «аар оды», лилия тигровая «сип», лютик «пага чахайагы», иван чай «киик оды», кукушкины сапожки «кобк dfliri», медуница «коок чахайагы», сон-трава «порчо». Вышивка цветов имела от 3 до 8 лепестков. Широко в вышивке также применялся узор в виде листьев и вьющихся стеблей. Вышивкой с растительным узором украшались женские платья, шубы, «сикпены», рукавицы.

Ко II тыс. до н. э. восходят геометрические элементы хакасского орнамента. На территории Хакасии он связан с андроновской культурой, культурой эпохи бронзы и среди них керамика с геометрическим орнаментом. Это был квадрат, ромб, четырехугольник, треугольник и т.д., многообразны были всевозможные линии - прямые, волнистые, спиралевидные и т.д. Он встречается на ковровых изделиях, предметах быта в юртах, деревянных шкатулках, мужских и женских рубашках, тиснении по коже.

Одним из тех, кто первым увлеченно постигал законы декоративно-прикладного искусства хакасов, его изобразительный язык, истоки и традиции, стал художник Дмитрий Петрович Черепанов. Основой своей творческой деятельности Черепанов избрал не только изучение и сохранение народного орнамента, но и его развитие. В его коллекции собрано более 200 различных видов хакасского орнамента. Это графические листы, выполненные акварелью или гуашью, изысканные по колориту, разнообразные по ритму. Им были присущи благородная сдержанность цвета и тонкое чувство пропорций, прекрасно передающие национальные особенности орнамента. Жизнеутверждающая сила народного искусства являлась неиссякаемым источником творческого вдохновения для художника поражала своей благородной простотой и гармонией. Вся жизнь Д.П. Черепанова - образец преданности изобразительному делу. Основными чертами его характера являлись настойчивость и увлеченность, бескорыстность и духовность.

Экспедиционные материалы, которые хранятся в Хакасском научно-исследовательском институте языка, литературы и истории, частично находятся и в Хакасском национальном краеведческом музее им. Л.Р. Кызласова, - это карандашные и акварельные зарисовки женской и мужской одежды, рисунки выкроек одежды и вышивок. Под многими рисунками стоит подпись Д.П. Черепанова. Их легко распознать по его характерной манере ислолнения.

Образцы вышивки и одежды, которые Д.П. Черепанов собрал во время двух экспедиций - 1947 и 1948 годов, богатый фактический материал по хакасскому народному искусству, собранный им в экспедициях, зародили у него идею создания альбома «Хакасское искусство», в котором планировалось репродуцировать 500 рисунков. Но к глубокому сожалению, альбом так и не вышел по неизвестным причинам.

В рисунках, посвященных хакасской вышивке, хранящихся в Хакасском научно-исследовательском институте языка, литературы и истории и Хакасском национальном краеведческом музее им. Л.Р. Кызласова, главенствующее место отведено узорам на спинках женских шуб, «сикпенах», платьях, кисетах. Стремясь показать детали Д.П. Черепанов, П.И. Каралькин и Ю.А. Шибаева прибегали к изображению фрагментов одежды: в одних случаях на листе помещался лишь один предмет, в другом - два, а в-третьих, вместе с фрагментами в уменьшенном размере воспроизводилось изделие целиком. Целью художников являлось не обнаружение этнографической принадлежности предметов к той или иной этнической группе, а, прежде всего, показ богатства и неповторимой художественной разновидности орнамента, его композиционных приемов, цветового колорита и техники исполнения.

Обзор материала по хакасской одежде позволяет сделать некоторые выводы. Еще во II пол. XIX и в нач. XX веков хакасская народная одежда сохраняла свою самобытность. Одежда локальных групп хакасов

- качинцев и сагайцев - (в частности, женская шуба, «сикпен» и платье) имела некоторые незначительные различия в покрое. Отличительные особенности были заметны и в народной вышивке и орнаменте. Но все же в рассматриваемое время одежда хакасов была однотипной. В это время одежда богачей отличалась от одежды бедняков только своим качеством и украшениями. Особенно ярко это проявлялось в женской одежде. Хакасы, постепенно переходившие к оседлой жизни, в это время многое заимствовали в ношении одежды у русских крестьян.

Примечания:

1.    Андреев А.И. Труды и материалы В.Н. Татищева о Сибире/Советская этнография, 1936, №6, С. 102

2.    Паллас П. С. Путешествие по разным местам Российского государства по повелению... СПб ИАН. СПб. 4.2. Книга 2, С. 452, 460-461

3.    Пестерев Е. Новые Ежемесячные сочинения. 1793, январь, Ч. XXIV, С. 164

4.    Гзорги И. Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. Их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и др.достопамятностей. СПб., 1799, 4.1-2, С. 151-152

5.    Спасский Г. И. Изображение обитателей Сибири или новое и достовернейшее описание некоторых коренных сибирских народов: их местопребывания, образа жизни, нравов, обрядов, веры, наречий и прочее издаваемое Г. Спасским. СПб, 1820-1822. С. 49-51

6.    Степанов А. П. Енисейская губерния. СПб. 1835. 4.2. С. 81-82

7.    Щукин Н.С. Народы турского языка, обитающие в Южной Сибири// Журнал Министерства Внутренних дел. СПб. 1847. Ч. 18. С. 268

8.    Щукин Н.С. Минусинский округ//Журнал Министерства Внутренних дел. 1856, Ч. 18, №5-6, С. 46

9.    Костров Н.А. Кизильские татары. Казань. 1853. С. 18-19

10.    Костров Н.А. Этнографические заметки о кызыльских татарах// ЗСОРГО. Иркутск. 1865. С. 98

11.    Костров Н.А. Очерки быта минусинских татар/Друды 4 Археологического съезда. Казань. 1884. Т.1, С. 211

12.    Костров Н.А. Качинские татары. Казань. 1852. С. 17

13.    Костров Н.А. Бельтиры//3аписки Сибирского отдела РГО. СПб. 1857. Книга 4. С. 7

14.    РадловВ.В. Из Сибири. Страницы дневника. М. 1989. С.223

15.    Клеменц Д.А. Предварительные сведения об экскурсии Д.А. Кле-менца в Ачинский и Канские округа//Известия СВ отдела РГО. Иркутск. 1889. Т. XX, №1, С. 46-47

16.    Караганов И. Черты внешнего быта качинских татар//Извести РГО, 1884. Т. XX, Вып. 6, С. 622-623

17.    Островских П. Этнографические заметки о тюрках Минусинского края//Живая старина. СПб, 1895, Вып. №3-4, С. 317-318

18.    Адрианов А.В. Очерки Минусинского края. Томск. 1904. С. 35

19.    Искусство народностей Сибири. Л. 1930. С.81

20.    Каралькин Петр Иванович родился 12 января в 1908 года в аиле Елтош Нижнекумандинской волости Бийского уезда в семье ямщика. В годы культурной революции в аиле Елтош был организован Красный уголок и пункт ликвидации неграмотности, где Каралькин научился грамоте и вскоре был назначен заведующим Красным уголком. В 1925 году Каралькин вступил в комсомол. В 1927 году по рекомендации райкома комсомола его избрали в Сельский Совет, а затем он стал председателем Сельсовета. По направлению райисполкома Каралькин отправился учиться на рабфак Томского университета. После окончания рабфака поступает в Ленинградский институт народов Севера при ВЦИК СССР. После института Каралькин направлен в распоряжение Западно-Сибирского Крайисполкома на должность инструктора отдела национальностей. В 1934-1936 годах принимает участие в разработке кумандинского алфавита и букваря. В 1936 году в Ленинграде Каралькин поступил в аспирантуру. После ее окончания он работал в Музее этнографии народов СССР. В 1939 году Наркомпроссом командирован в Хакасию для организации краеведческого музея. Летом 1941 года был призван в Красную Армию. Воевал в Маньчжурии, был замполитом. После войны он вернулся в Абакан, где проживала его семья. В 1949 году вместе с семьей поехал в Ленинград на учебу в аспирантуру Института народов Севера, где защитил кандидатскую диссертацию на тему«Расселение и племенной состав хакасов в XVIITXIX веках». До 1954 года он работал в должности ученого секретаря

Музея этнографии народов CCffP. В 1955 году стал завотделом Сибири и Дальнего Востока. За время работы успел совершить более двух десятков этнографических экспедиций, где им были собраны полевые материалы и экспонаты, пополнившие фонды музеев страны, по культуре алтайцев, кумандинцев, тувинцев, хакасов и сибирских татар.

21.    Шибаева Юлия Артемьевна родилась 27 марта 1908 года в селе Медведь Новгородской области в семье офицера. Окончила среднюю школу в г. Москве. В 1926 году поступила в Московский государственный университет на этнологический факультет и оканчила его в 1930 году. По окончании университета работает научным сотрудником Узбекского Государственного музея в г. Самарканде, а затем в Центральном музее народов СССР в г. Москве. С 1932 года Шибаева научный сотрудник Государственной Академии истории материальной культуры. В 1936-1937 годах работает в Челябинске научным сотрудником кабинета истории Института Повышения квалификации народного образования. В 1943 году переезжает в г. Абакан, где работает старшим преподавателем Абаканского педагогического института и по совместительству в Хакасском научно-исследовательском институте языка, литературы и истории, собирая материал по этнографии хакасов. В 1947 году защищает кандидатскую диссертацию по теме «Пережитки родового строя у хакасов в системе родства и семейно-брачных отношений•>. В 1949 году переезжает в" г. Душанбе, где преподает в Таджикском Государственном университете.

22.    Черепанов Дмитрий Петрович родился в 1915 году в Минусинском уезде. В 1938 году окончил Омское художественное училище, факультет станковой живописи С 1946 года участник городских, областных, республиканских, краевых выставок. Произведения хранятся в Хакасском национальном краеведческом музее, Абаканской картинной галерее, частных собраниях. Работал в жанре пейзажа и натюрморта. Д. П. Черепанов был деятельным, инициативным человеком, сыгравшим значительную роль в становлении профессионального изобразительного искусства в Хакасии. Он организовал в Абакане художественную студию, которую могла посещать молодежь. Под его руководством лучшие работы кружковцев Абаканского дома творчества отправлялись на художественные выставки в Красноярск и Москву. С 1947 года член Союза художников СССР.

23.    Искусство стран и народов мира. Краткая художественная энциклопедия. М. 1962 .С. 538

24.    О работе искусствоведческой экспедиции ХакНИИЯЛИ в 1969 г.// Ученые записки ХакНИИЯЛИ, Вып. 16, Абакан. 1971. С. 186

25.    Техника хакасской вышивки//Проблемы истории Хакасии. Абакан. 1976; О некоторых общих чертах в народном искусстве башкир и ха-касов//Этническая история народов Урала и Поволжья. Уфа. 1976; ДПИ хакасов-часть художественной культуры этноса//Вопросы истории и культуры Южной Сибири. Абакан. 1991

26.    Кидиекова И. К. Орнамент хакасов. Абакан. 1997. С. 139

27.    История Хакасии с древнейших времен до 1917 года. М. 1993

28.    Караганов И. Черты внешнего быта качинских татар//Известия РГО. 1884. T.XX, вып. 6, С. 623

29.    Адрианов А.В. Об орнаменте у сибирских инородцев// Труды Всероссийского съезда художников в Петрограде. СПб 1911-1912. T.1, С. 103-104

30.    Сунчугашев Я. И. Древняя металлургия Хакасии. Эпоха железа. Новосибирски. 1979. С.141-142

31.    Кызласов Л.Р., Король Г.Г. Декоративное искусство средневнко-вых хакасов как исторический источник. М. 1990. С. 192

32.    Боргояков М. И. Об одном древнейшем мифологическом сюжете, его эволюция и отражение в фольклоре народов Евразии//Вопросы древней истории Южной Сибири. Абакан. 1984. С. 139-140

33.    Завитухина М.П. Древнее искусство на Енисее. Скифское время. Л. 1983. С.7-8